Это резонансное дыхание во многом напоминало по своему эффекту медитацию для тех, кто не хотел медитировать, или йогу для тех, кому лень было вставать с дивана. Метод обладал исцеляющим воздействием молитвы для людей, не склонных к религии.
Имеет ли значение, длится вдох шесть или пять секунд? Какую роль тут могут сыграть полсекунды? Почему так важно, чтобы продолжительность вдоха составляла около 5,5 секунд?
«Мы считаем, что причиной возникновения розария хотя бы отчасти стало то обстоятельство, что его продолжительность синхронизировалась с внутренним сердечно-сосудистым (майеровским) ритмом, и это давало нам ощущение хорошего самочувствия, а возможно, и настраивало на более внимательное восприятие религиозных истин», – писали исследователи из Павии. Другими словами, медитации, «Аве Мария» и десятки других молитв, созданных за последние несколько тысяч лет, существуют не просто так.
Молитва исцеляет, особенно если при ее произнесении делается 5,5 вдохов в минуту.
Глава 6Дышите меньше
Вряд ли кто-то станет спорить, что в нашей культуре люди стали есть слишком много. В период с 1850 по 1960 год в Америке средний индекс массы тела (ИМТ) – соотношение веса и роста – составлял от 20 до 22. Это примерно 72,5 кг для человека ростом 180 см. Сегодня средний ИМТ составляет 29 – прирост на 38 процентов за 50 лет. Сегодня человек ростом 180 см весит 97 килограммов. Семьдесят процентов населения США имеют избыточный вес, каждый третий страдает ожирением. Нет сомнений, что мы стали есть намного больше, чем раньше.
Что касается потребления воздуха, то тут намного труднее вывести норму, потому что исследований на эту тему проводится меньше, а их результаты непоследовательны. Тем не менее обзор некоторых доступных научных работ рисует тревожную картину.
На сегодняшний день медицинской нормой считаются от 12 до 20 вдохов в минуту объемом около полулитра каждый. Если брать в расчет верхний показатель, то это примерно вдвое больше, чем было раньше[3].
Почти все пульмонавты, имеющие отношение к медицине или просто интересующиеся этой темой, с которыми я беседовал в последние годы, сходятся в том, что мы не только слишком много едим, но и слишком много дышим. Как следствие, примерно четверть современного населения страдает от хронических болезней, вызванных гипервентиляцией.
Вывод прост: надо дышать меньше. Но это проще сказать, чем сделать. Мы живем в условиях, которые заставляют нас не только больше есть, но и больше дышать. Однако тренировка и упорство могут помочь нам выработать привычку дышать меньше.
Индийские йоги приучают себя уменьшать количество потребляемого воздуха в состоянии покоя. У тибетских буддистов существуют пошаговые инструкции для кандидатов в монахи, позволяющие им успокаивать дыхание и сокращать его объем. Китайские врачи еще две тысячи лет назад советовали делать 13 500 вдохов в день, то есть девять с половиной вдохов в минуту. Похоже, что и объем вдоха в те времена был меньше. Согласно легенде, в Японии самураям помещали под нос перо. Если перо шевелилось под воздействием вдоха или выдоха, самурая признавали негодным к службе.
Я хочу внести ясность: дышать меньше – далеко не то же самое, что дышать медленнее. Средний объем легких взрослого человека составляет от четырех до шести литров. Это значит, что даже если мы будем практиковаться в медленном дыхании и делать 5,5 вдоха в минуту, то все равно будем прокачивать через легкие вдвое больше воздуха, чем нам требуется.
Ключ к оптимальному дыханию и ко всем связанным с ним преимуществам для здоровья, выносливости и долголетия состоит в том, чтобы не просто реже дышать, но и вдыхать при этом меньше воздуха.
До конца стэнфордского эксперимента остается еще четыре дня, а я уже чувствую пользу от замедления дыхания. Артериальное давление продолжает снижаться, вариабельность сердечного ритма растет, и я ощущаю в себе энергию, которую пока не знаю, куда деть.
Тем временем Ольсон подталкивает меня к следующему шагу по снижению частоты дыхания. Все последнее время он твердил мне о тех чудесах, которые сулит снижение потребления воздуха до пределов, находящихся уже значительно ниже нормы. Это своего рода дыхательный великий пост. Правда, он предупредил, что такое ограничение себя в воздухе может при регулярном использовании причинить вред. В обычных условиях объем нашего дыхания должен по возможности соответствовать потребностям организма. Но иногда сознательное ограничение потребления воздуха, по его словам, может принести такую же существенную пользу, как и пост в еде, и даже вызвать эйфорию.
«Это чувство было лучше, чем то, которое я испытывал в день свадьбы или рождения своего первенца», – рассказывал Ольсон.
Мы едем ранним утром вдоль берега по автостраде № 1. Я сижу за рулем, а Ольсон рядом со мной на пассажирском сиденье. На его лице широкая улыбка от воспоминания о том моменте пять лет назад, когда он увидел Бога.
«Я бегал где-то в течение часа, пробежал примерно 10 километров, а потом вернулся домой и сел в гостиной в кресло. – На этом месте голос у него чуть дрожит, потому что его разбирает смех. – У меня заболела голова. Это была такая хорошая боль. Меня охватило ощущение покоя и единения с миром и со всем вокруг…»
Сегодня мы направляемся в парк «Золотые ворота», где можно без всяких помех часами бегать под сенью шаровидных эвкалиптов, диксоний, кипарисов и секвой. Поскольку беговые дорожки не имеют твердого покрытия, мы не раскроим себе головы, если вдруг упадем от внезапной потери сознания, которое, как предупреждает Ольсон, хоть и редко, но случается при сильном ограничении дыхания, которое мы сегодня хотим испытать на себе.
Ольсон уверен в успехе эксперимента. И он сам, и его клиенты испытывали существенное улучшение выносливости и общего самочувствия после нескольких недель тренировок. Однако от многих других я слышал, что следствием может быть ужасная головная боль – совсем не такая «хорошая», как он утверждал. Мне говорили, что подобные опыты – не для дилетантов.
Я сворачиваю с автострады на однополосную дорогу и паркуюсь возле рыболовного клуба «Золотые ворота». Стадо бизонов за загородкой смотрит на нас с Ольсоном усталыми глазами. Мы снимаем пиджаки, делаем по паре глотков воды и начинаем бег.
Я терпеть не могу бег трусцой. В отличие от других видов физической активности типа серфинга или плавания, я во время бега каждую секунду ощущаю, как мне плохо и скучно. Я никогда не испытывал того чувства эйфории от бега, о котором так часто говорят. Этого не было даже тогда, когда я в молодости бегал через день по шесть с половиной километров. Польза от бега была очевидной: после него я чувствовал себя прекрасно. Но сам бег был сплошной мукой.
Ольсон решил поменять мое отношение к нему. Он и сам занимался бегом на протяжении нескольких десятилетий, и тренировал десятки бегунов. «Главное – это найти свой ритм, – говорит он мне, пока мы напрямую прокладываем путь через кусты ежевики, – чтобы надо было прилагать определенные усилия, но не слишком большие».
Тропинка раздваивается, и мы сворачиваем на менее протоптанную. Солнце просвечивает сквозь кроны высоченных деревьев, в воздухе стоит запах мяты, а под ногами шуршат опавшие листья. Благодать!
«Я хочу, чтобы ты, когда разогреешься, начал задерживать выдох», – говорит он. Он уже обсуждал со мной накануне этот вопрос, поэтому я представляю себе, что меня ждет.
Каждый вдох должен длиться примерно три секунды, а выдох – четыре. Потом его продолжительность будет доводиться при таком же коротком вдохе до пяти, шести и семи секунд.
Разумеется, более длинный выдох будет означать повышение содержания двуокиси углерода. Это позволит добиться более высокой аэробной выносливости. Показатель максимального потребления кислорода (МПК) – это лучший критерий хорошей кардиореспираторной готовности. Приучая организм обходиться меньшим объемом дыхания, мы повышаем МПК, что не только повышает спортивную выносливость и долголетие, но и позволяет дольше сохранять здоровье.
Крестным отцом этого направления был пульмонавт, родившийся в 1923 году на хуторе неподалеку от Киева, в нынешней Украине. Его имя – Константин Павлович Бутейко. Всю свою молодость он посвятил изучению окружающего мира. Он изучал все подряд – растения, насекомых, игрушки, машины. Он рассматривал мир как механизм, а все, из чего он состоит, – как детали, составляющие единое целое. Уже будучи подростком, Бутейко стал блестящим механиком и во время Второй мировой войны провел четыре года на фронте, ремонтируя автомобили, танки и орудия Советской армии.
«Когда война закончилась, я решил заняться исследованиями самой сложной машины – человека, – рассказывал он. – Мне казалось, что если я изучу его устройство, то смогу диагностировать болезни с той же легкостью, как и неисправности машин».
Бутейко поступил в Первый Московский медицинский институт – самое престижное медицинское учебное заведение в Советском Союзе – и с отличием окончил его в 1952 году. Еще будучи в ординатуре, он заметил, что самые тяжелые больные дышат чересчур интенсивно. И чем активнее они дышали, тем тяжелее становилось их состояние, особенно у тех, кто страдал гипертонией.
У самого Бутейко было высокое артериальное давление. Его мучили головные боли, которые нередко сопровождались болями в желудке и сердце. Выписанные лекарства не помогали. В 29 лет его систолическое давление поднималось до 212, что чрезвычайно опасно. Врачи считали, что жить ему осталось не больше года.
«Можно спастись от рака, вырезав опухоль, – говорил впоследствии Бутейко, – но от гипертонии не спасешься». Единственное, что он мог сделать для пациентов и самого себя – это попытаться смягчить симптомы.
Рассказывают, что однажды октябрьским вечером Бутейко стоял один в больничной палате, глядя в окно на черное осеннее небо. Ему бросилось в глаза свое отражение в стекле – костлявое осунувшееся лицо, жадно ловящее воздух открытым ртом. Взгляд опустился ниже, на белый халат, прикрывавший грудь, на плечи, поднимавшиеся и опускавшиеся в такт вздохам. Дыхание ничуть не отличалось от того, которое он наблюдал у своих неизлечимо больных пациентов. Бутейко не испытывал никакой физической нагрузки и все же дышал, словно после тяжелой тренировки.