Кроме того, продолжительный дисбаланс рН в крови служит источником сигналов для всего тела и особенно лимбической системы, отвечающей за эмоции, процессы возбуждения и другие инстинкты. Сознательно поддерживая эти сигналы стресса в течение длительного времени, можно убедить примитивную лимбическую систему, что тело умирает. Этим объясняется то, что у многих людей в результате холотропного дыхания возникают ощущения смерти и последующего возрождения. Они с помощью дыхания сознательно загоняют свое тело в состояние, которое воспринимается как потенциально летальное, а затем возвращаются к обычному состоянию.
Гроф признает, что исследователи пока еще очень далеки от понимания общей картины. Ему это не мешает, потому что он знает, что холотропное дыхание представляет собой мощный толчок, который порой необходим пациенту и которого не удается достичь другими средствами. Глубокое дыхание способно сделать для них то, чего не могут сделать другие методы лечения.
Глава 9Задержка дыхания
В 1968 году доктор Артур Клинг вышел из своего кабинета в медицинском колледже при университете Иллинойса и купил билет на самолет до Кайо Сантьяго – дикого и необитаемого острова у юго-восточного побережья Пуэрто-Рико. Он установил ловушки, поймал несколько диких обезьян и отвез в свою лабораторию для проведения странного и жестокого эксперимента. Клинг вскрыл им черепа и удалил небольшую часть мозга с обеих сторон. После этого он дал обезьянам время поправиться и выпустил их в джунгли.
За исключением пары шрамов на головах, обезьяны выглядели совершенно обычно, но у них было что-то не в порядке с мозгами. Они перестали ориентироваться в мире. Одни умерли от голода, другие утонули, третьи были съедены другими животными. Через две недели все обезьяны Клинга были мертвы.
Спустя пару лет Клинг отправился в Замбию, поднялся вверх по течению Замбези от водопада Виктория и повторил свой эксперимент. Уже через семь часов после того, как обезьяны были выпущены на волю, все они исчезли.
Обезьяны умерли, потому что разучились различать, какие животные являются добычей, а какие хищниками. Они не чувствовали опасности, заходя в бурный водяной поток, хватаясь за слишком тонкую ветку или приближаясь к соперничающей группе своих сородичей. У животных пропало чувство страха, потому что Клинг удалил страх из их мозгов.
Точнее говоря, Клинг вырезал у обезьян амигдалу – два миндалевидных образования в середине височных доле С. М. й мозга. Амигдала помогает обезьянам, людям и другим высокоорганизованным представителям позвоночных принимать решения и является источником эмоций. Эти образования считают аварийной сигнализацией, срабатывающей в случае опасности и вызывающей реакцию «сражайся или беги». Клинг писал, что обезьяны, лишенные амигдалы, «утратили способность предвидеть опасность и избегать ее». Не испытывая страха, они оказались неспособными выживать.
Но вернемся в США. Примерно в это же время там родилась девочка, которую психологи впоследствии стали называть инициалами С. М. У нее была редкая генетическая болезнь Урбаха – Вите, которая вызывала мутацию клеток по всему телу и их перерождение в жироподобный материал. Из-за этого ее кожа стала неплотной и рыхлой, а голос – хриплым. Когда С. М. исполнилось десять лет, жировые отложения проникли и в мозг. По причинам, которых никто так и не понял, болезнь не затронула большинство областей мозга, но разрушила амигдалу.
С. М. могла видеть, чувствовать, слышать, думать, ощущать вкус, как любой другой человек. У нее были нормальные IQ, память и восприятие. Но ближе к двадцати годам у нее стало пропадать чувство страха. Она подходила к совершенно незнакомым людям и, стоя вплотную к ним, делилась с ними своими самыми сокровенными сексуальными секретами. Ей не свойственно было чувство неловкости, она не боялась, что с ней не захотят иметь дело. Она могла выйти из дома в сильнейшую бурю, чтобы поболтать с соседом, и не опасалась, что в нее могут попасть летающие обломки. С. М. ела, когда еда была в пределах доступности, но не предпринимала ничего, чтобы добыть ее в случае отсутствия. Она не боялась проголодаться.
Она даже утратила способность различать выражение страха на лицах окружающих людей. Она с легкостью определяла, что ее друзья или родственники испытывают счастье, стеснение, грусть, но не замечала в них чувства страха или угрозы. Озабоченность, стресс, тревога исчезли из ее жизни вместе с амигдалой.
Однажды, когда С. М. было уже за сорок, один мужчина, проезжавший мимо, предложил ей поехать с ним на свидание. Она села в машину. Мужчина довез ее до заброшенного сарая, повалил на землю и сорвал с нее одежду. Внезапно в сарай забежала собака. Мужчина испугался, что где-то поблизости могут быть люди, и поэтому застегнул штаны и выбежал из сарая. С. М. поднялась, подошла вслед за ним к машине и попросила подвезти ее до дома.
Доктор Джастин Файнстайн познакомился с С. М. в 2006 году, сразу после получения докторской степени в области клинической нейропсихологии в университете Айовы. Файнстайн специализировался на тревожных состояниях и способах борьбы с ними. Он понимал, что в основе любого тревожного чувства лежит страх. Страх поправиться приводил к анорексии, страх перед скоплением народа вызывал агорафобию, страх потерять контроль над ситуацией выливался в приступ паники. Тревожные состояния представляли собой повышенную чувствительность к восприятию страха. Они могли касаться чего угодно: пауков, лиц противоположного пола, замкнутого пространства. На нейронном уровне источником тревог и фобий была чрезмерная реакция амигдалы.
Исследователи потратили два десятка лет, изучая С. М. и пытаясь понять, чем ее можно испугать. Они показывали ей фильмы, в которых люди ели экскременты, посещали вместе с ней дома, в которых водились привидения, прикладывали змей к ее телу. Ничего не помогало.
Файнстайн решил докопаться до истины и начал серию экспериментов, в ходе которых людям предлагали сделать один вдох двуокиси углерода. Даже такое малое количество вызывало у пациентов ощущение удушья, как будто им не давали дышать несколько минут. Содержание кислорода в их крови не менялось, и люди понимали, что им не грозит никакая опасность, но все же испытывали сильные приступы паники, длившиеся по несколько минут. Это нельзя было назвать психологической реакцией на мнимую угрозу. Газ действительно приводил в действие определенные физические механизмы мозга и тела.
Файнстайн вместе с группой нейрохирургов, психологов и ассистентов провел в лаборатории университетской клиники эксперимент. Они пригласили С. М., усадили ее за стол и надели на лицо газовую маску, подсоединенную к подушке, наполненной воздухом, в которую было добавлено 35 процентов двуокиси углерода. Ученые объяснили С. М., что углекислый газ никак не повредит ее организму, поскольку и в тканях, и в мозге будет достаточно кислорода. Ей ни на секунду не будет угрожать никакая опасность. С. М. выслушала все это с выражением обычной скуки на лице.
«Никто из нас не ожидал ничего необычного», – рассказывал мне Файнстайн. Но когда он открыл кран и С. М. сделала первый вдох углекислого газа, ее глаза расширились, плечи напряглись, дыхание стало прерывистым. Она ухватилась за стол и прокричала сквозь маску: «Помогите!» Затем подняла руку и сделала жест, будто тонет. «Я не могу дышать!» – кричала она. Один из экспериментаторов сорвал с нее маску, но это не помогло. С. М. дергалась всем телом и задыхалась. Примерно минуту спустя она успокоилась и вернулась к обычному дыханию.
Всего лишь один вдох двуокиси углерода оказал на С. М. такое воздействие, на которое не были способны ни змеи, ни фильмы ужасов, ни ураганы. Впервые за 30 лет она ощутила страх, самый настоящий приступ паники. У нее не выросла вновь амигдала. Ее мозг остался таким же, как и был, но в нем сработал какой-то скрытый механизм.
С. М. отказалась сделать хотя бы еще один вдох углекислого газа. Даже спустя несколько лет одно только воспоминание об этом приводила ее в состояние стресса. Таким образом Файнстайн и его исследователи подтвердили результаты, полученные в эксперименте с двумя близнецами из Германии, тоже страдавшими болезнью Урбаха – Вите. Близнецы тоже лишились амигдалы и на протяжении десяти лет не знали страха. Но один-единственный вдох двуокиси углерода изменил ситуацию. Они ощутили ту же самую тревогу и панику, как и С. М.
Учебники ошибались. Амигдала была не единственной аварийной сигнализацией. В организме был запрятан другой, более глубокий механизм, который вызывал, пожалуй, даже более сильное чувство опасности, чем амигдала. И этот механизм присутствовал не только у С. М., немецких близнецов и десятков других пациентов с болезнью Урбаха – Вите, но и у каждого человека и практически у любого живого существа, даже у насекомых и бактерий.
Речь идет о самом глубинном чувстве страха и тревоги, которые возникают, когда вы не в состоянии сделать очередной вдох.
Вдохните воздух носом или ртом – в данном случае это не имеет значения. А теперь задержите дыхание. Через несколько секунд вы ощутите нехватку воздуха. И все то время, пока это ощущение будет нарастать, мозг будет бешено работать, а в легких появится боль. У вас появится нервозность, параноидальные мысли, раздражение. Вы запаникуете. Все остальные чувства сведутся к нулю, и останется только ощущение нехватки воздуха и желание сделать очередной вдох.
Настоятельная потребность в дыхании активизируется кластером нейронов, который называется центральным хеморецептором и располагается в основании ствола мозга. Когда мы дышим слишком медленно и в организме растет содержание двуокиси углерода, центральный хеморецептор посылает сигналы тревоги мозгу, чтобы тот дал команду легким дышать быстрее и глубже. Если же мы дышим слишком быстро, хеморецептор дает команду дышать медленнее, чтобы нарастить содержание двуокиси углерода. То есть наш организм задает частоту и глубину дыхания, руководствуясь содержанием не кислорода, а двуокиси углерода.