А потом в 1950-е годы, по причинам, которых никто толком не понимает, исследования, продолжавшиеся сто лет, прекратились. Люди, страдавшие от кожных болезней, вернулись к таблеткам и кремам, астматики начали лечиться стероидами и бронходилататорами. Пациентам с серьезными душевными расстройствами назначали седативные средства.
Вылечить лекарствами шизофрению или другие психозы так и не удалось, но препараты не вызывали ощущения выхода из тела и чувства эйфории. Они просто держали пациентов в оглушенном состоянии неделями, месяцами или годами.
«Что самое удивительное, никто не доказал ее вреда, – говорит Файнстайн об углекислотной терапии. – Все данные, все научные методы сохраняют свою актуальность и поныне».
Он рассказывает мне, как наткнулся на малоизвестные исследования психиатра Джозефа Вольпе, который в 1980-е годы заново открыл углекислотную терапию для пациентов, страдающих неврозами, и написал об этом статью в один авторитетный журнал. Пациенты Вольпе отмечали резкое и долговременное улучшение своего состояния уже после нескольких вдохов. Еще один известный психиатр и эксперт по тревожным и паническим состояниям Дональд Кляйн несколькими годами позже предположил, что воздействие газа приводит к перезагрузке хеморецепторов мозга, в результате чего пациенты начинают не только нормально дышать, но и нормально мыслить. После этого лишь немногие ученые занимались этим вопросом (по оценкам Файнстайна, их на сегодняшний день пятеро). Его по-прежнему интересует вопрос, насколько были правы прежние исследователи в том, что этот газ, использовавшийся еще с древних времен, может оказаться хорошим средством против сегодняшних недугов.
«Как психолог я часто думаю: а какой у меня есть выбор? Чем лучше всего лечить этих пациентов?» – говорит Файнстайн.
Таблетки, по его словам, зачастую внушают ложную надежду, но приносят мало пользы большинству людей. Тревожные неврозы и депрессии представляют собой наиболее распространенные душевные расстройства в США. Примерно половина из нас сталкивается с чем-то подобным на протяжении жизни. Чтобы помочь справиться с ними, 13 процентов населения в возрасте старше 12 лет принимают антидепрессанты, обычно селективные ингибиторы обратного захвата серотонина (СИОЗС). Эти препараты спасли миллионы жизней людей, страдавших от тяжелых депрессий и других серьезных психических расстройств. Но только менее половины принимающих их пациентов видят в них какую-то пользу для себя[10]. «И я спрашиваю себя, неужели это самое лучшее, что я могу им предложить?» – говорит Файнстайн.
Файнстайн исследовал различные нефармакологические виды терапии. Он на протяжении десяти лет изучал и преподавал искусство медитации. Существует множество научных работ, в которых доказывается, что медитация способна изменить структуру и функции критических областей мозга, снять тревожность, усилить сосредоточенность и чувство сопереживания. Она может творить чудеса, но лишь немногие из нас готовы воспользоваться этим, потому что подавляющее большинство людей, попробовавших медитировать, бросают это занятие на полпути. «Осознанная медитация в том виде, как она обычно практикуется, уже не годится для нового мира, в котором мы живем», – объясняет Файнстайн.
Еще одна возможность – экспозиционная терапия – заключается в том, что пациент вынужден многократно соприкасаться с предметами своих страхов, пока не свыкнется с ними. Это очень эффективный способ, но он требует много времени. Обычно такие сеансы могут длиться неделями или месяцами. Найти психолога, располагающего таким временем, или пациента, обладающего необходимыми ресурсами, не так-то просто.
Однако каждый умеет дышать, и сегодня многие из нас дышат хорошо. Те, кого мучит сильная тревога, как правило, и дышат неправильно.
У людей, страдающих анорексией, приступами паники или обсессивно-компульсивными расстройствами, постоянно понижено содержание углекислого газа в крови, и они больше других боятся задерживать дыхание. Чтобы избежать очередного приступа страха, они усиленно дышат, и у них постепенно развивается гиперчувствительность к двуокиси углерода. Поэтому они впадают в панику, как только чувствуют малейшее повышение уровня этого газа. Тревожные ожидания возникают в них в результате гипервентиляции, а гипервентиляция, в свою очередь, является следствием тревоги.
Файнстайн обнаружил несколько многообещающих исследований, проведенных в последнее время Алисией Мьюрет, психологом из Южного методистского университета Далласа. Она помогает своим пациентам снимать приступы астмы, обучая их приемам дыхания, повышающим содержание двуокиси углерода. Этот способ помогает и при панических атаках.
В ходе рандомизированного контролируемого испытания, проводимого совместно с группой других ученых, она вручила двадцати пациентам, страдающим от панических приступов, капнометры, которые на протяжении дня регистрировали количество двуокиси углерода в выдыхаемом воздухе. Обработав эти данные, Мьюрет пришла к выводу, что панике, как и астме, обычно предшествовало повышение количества вдыхаемого воздуха и частоты дыхания, что приводило к падению уровня углекислого газа. Чтобы предотвратить приступ, пациентам предлагалось дышать медленнее и реже, повышая таким образом уровень двуокиси углерода. Этот простой и бесплатный способ помогал избавиться от головокружения, одышки и ощущения удушья. Он быстро снимал приступ паники еще до его наступления. «Рекомендация дышать глубже в таких случаях – не самая правильная», – пишет Мьюрет. Намного полезнее задержать дыхание.
Мы покидаем кабинет Файнстайна и движемся по лабиринту лифтов и лестниц, пока не доходим до двух дверей со звукоизоляцией. Это святая святых Файнстайна. За правой дверью он со своей командой проводит исследования флотационной терапии, в ходе которой человек лежит в бассейне с соленой водой в темном помещении со звуконепроницаемыми стенами. За левой дверью размещается новейший проект Файнстайна – лаборатория углекислотной терапии. Это небольшая камера без окон, которая выглядит так, словно в ней собрано все мыслимое вентиляционное и климатическое оборудование. Мы протискиваемся в это помещение, как клоуны в телефонную будку. На складном столике расставлены мониторы, компьютер, провода, прибор для снятия ЭКГ, капнометры и еще многое из того, с чем я уже не раз сталкивался за последние два года. В углу стоит обшарпанный желтый баллон, который напоминает русскую ракету времен холодной войны. Файнстайн поясняет, что в нем хранится 35 килограммов чистой двуокиси углерода.
В последние несколько месяцев Файнстайн в рамках своего исследования, проводимого по заказу НИЗ, приводил в свою лабораторию пациентов, страдающих от тревожных и панических приступов, и давал им дышать двуокисью углерода. Пока, по его словам, результаты довольно обнадеживающие. Конечно, газ вызывает паническую атаку у большинства пациентов, но это неотъемлемая часть процесса «крещения огнем». После первоначального дискомфорта многие пациенты рассказывали о том, что в течение многих часов и даже дней ощущали релаксацию.
Я тоже решил подвергнуть свои хеморецепторы испытанию. Мне было интересно посмотреть, какое воздействие могут оказать несколько доз углекислого газа на мое тело и мозг.
Файнстайн прикрепляет к моим среднему и безымянному пальцам кусочки белого пористого материала с металлическими датчиками, позволяющими измерять изменение гальванической проводимости кожи за счет выделения мельчайших капелек пота в состоянии симпатического стресса. На другой руке оксиметр с измерителем пульса будут фиксировать частоту сердечных сокращений и уровень кислорода в крови.
Смесь, которую мне предстоит вдыхать, состоит из обычного воздуха с добавлением 35 процентов двуокиси углерода. Примерно такое содержание углекислого газа использовалось в свое время для тестирования шизофреников, но без кислорода. Файнстайн назначал такую же дозу пациентке С. М., которая испытала от этого приступ паники и отказалась от дальнейших экспериментов. Еще раньше он использовал ее для нескольких пациентов с тем же результатом. На некоторых из них это так подействовало, что они отказались от последующих сеансов. Поэтому в настоящее время Файнстайн сокращает содержание углекислого газа до 15 процентов. Этого достаточно, чтобы оказать воздействие на хеморецепторы, но такая дозировка не отпугивает пациентов настолько, чтобы они отказались приходить еще раз. Поскольку у меня не наблюдается ни паники, ни хронической тревоги (во всяком случае, пока), мне предлагают такую же концентрацию, как у С. М.
Файнстайн спокойно объясняет уже в третий раз за сегодняшний день, что чувство удушья, которое я могу ощутить после вдыхания смеси, – это только иллюзия, так как уровень кислорода в крови остается без изменения и мне ничто не угрожает. Хотя это говорится, чтобы успокоить меня, постоянные напоминания лишь усиливают нервозность.
«Все в порядке?» – спрашивает Файнстайн, затягивая крепления на маске. Я киваю, делаю несколько быстрых вдохов обычного воздуха и усаживаюсь поглубже в кресло. Эксперимент начнется через две минуты.
Пока Файнстайн отходит к компьютеру и возится там с проводами и переключателями, я сижу неподвижно, глядя на свои руки, и вспоминаю прошлый год, когда мы впервые увиделись с Андерсом Ольсоном в Стокгольме.
После короткого интервью в конференц-зале Ольсон пригласил меня к себе в офис – небольшую комнатку, заваленную документами, газетными статьями и дыхательными масками. Посреди этого развала стоял баллон с углекислым газом. Ольсон рассказал, что вместе с группой таких же пульмонавтов-любителей уже в течение последних пары лет проводил серию экспериментов с двуокисью углерода. Они не использовали мегадозы, предназначенные для лечения эпилепсии или душевных расстройств. Ольсон и его команда не страдали никакими болезнями. Их интересовало только использование газа для профилактики и повышения возможностей организма за счет воздействия на хеморецепторы.