Егор возвращается очень быстро — наверное, бежал? Но в руках у него нет бутылки с водой, нет ничего, кроме купюры, которую сжимает в кулачке.
— Ты разведешься с ним, и мы отсудим у него много денег. — Смотрит на меня с вызовом. — Да, у меня свои методы сбора информации. Ты же считаешь меня маленьким — пришлось подслушать, а заодно заплатить медсестрам, чтобы не мешали.
— Из моих денег? — невинно уточняет бабуля.
— На мелкие расходы у меня были, я несколько дней не ел булочек. — Подмигивает мне. — Эй, выше нос! Со мной не пропадешь! Веришь?
Киваю.
И у меня мелькает страшная мысль, что он — мой маленький ангел-хранитель и что не отправь Яр его в Англию, все могло быть и по-другому. Но я не ропщу и не гадаю на кофейной гуще. Он здесь и выполняет свое обещание: я действительно счастлива видеть его и бабулю; и так отпускать не хочется, но они с дороги — им нужно отдохнуть, а больница даже на гостей действует угнетающе.
Наталья возвращается уже после их ухода. Читает молча. И вот не ссорились, а как будто в ссоре. Я тоже молчу. Молчит заглянувший Макар. Сидим как в склепе, только щелкают клавиши электронной книги, и вдруг в палате мобильный пронзительно запевает.
— Твой?
Смотрю на высветившееся имя и все-таки нажимаю.
— Алло! Злата! Алло! — кричит в трубку Лариса. — Пожалуйста! Они посадят меня! Они посадят! Ты можешь приехать за мной?! Прошу тебя! Злата!
— Где ты?
— Я в милиции! Пожалуйста, Злата! Пожалуйста!
Она сбивчиво рассказывает, что ее замели менты, за ту витрину, что разбила почти полгода назад, требуют деньги. Телефон берет мужчина и повторяют почти слово в слово. Он дает мне час на раздумья.
— Это развод, — говорит авторитетно Наталья.
— Для лохов, — добавляет Макар.
— Да, — соглашаюсь, — похоже.
И медленно поднимаюсь и иду к шкафу с вещами. Я ничем не рискую. Макар отвезет на машине, а денег для выкупа у меня все равно нет. Предать того, кого подозреваешь в измене, проще простого — мне ли не знать. А я хочу дать шанс, пусть мизерный, пусть иллюзорный.
Шанс, которого у меня не было.
Глава 15
Мои джинсы будто подменили: цвет тот же, бледно-выбеленный, но сзади неприлично висят, а на бедрах держатся только за счет ремня, одолженного у Макара. Другие вещи, привезенные им из дома Яра, так и лежат не разобранными в сумке: не я их покупала, не мне и носить. Под недовольными взглядами, делаю вид, что так и надо и накидываю плащ (плащ — единственная уступка гордости); только застегнув последнюю пуговицу, спохватываюсь, что верх-то пижамный, но и так сойдет. Под плащом не видно, а раздеваться я не собираюсь. Чтобы не навернуться, — голова еще кружится и слабость не отпускает и честно говоря, тело покалывает, — беру Макара под руку и мы спускаемся к машине под завистливые взгляды медсестер. Интересно, он замечает, что на него пялятся?
— Ты выглядишь нормально.
— Что?
Мне как-то не до комплиментов, тем более таких странных, и вообще я думала, что то, что между нами произошло, мы ворошить не будем по крайней мере до тех пор, пока я окончательно не поправлюсь. Потому что мне ужасно хочется набить ему рожу острыми каблуками, а я пока едва передвигаю ноги в мягких мокасинах.
— Тебе не обязательно краситься или выряжаться, чтобы выглядеть хорошо, — повторяет, явно недовольный моим тугодумием.
Наверное, надо сказать спасибо — какой-никакой, хоть и не в тему, а комплимент, но я упорно молчу. Мы вызываем лифт, в который, шушукаясь, забегают две пухленькие медсестры — смеются, переглядываются, и все на Макара поглядывают. А он смотрит прямо перед собой и время от времени сжимает мою руку.
— Ты выглядишь великолепно, — говорит он перед выходом и окидывает ледяным взглядом приунывших болтушек. Я, честно говоря, расстраиваюсь вместе с ними. Не нравятся мне эти комплименты — видать, придется избавиться от Макара раньше, а у меня такие планы на него… были.
— Слушай, — говорю, притормозив на крыльце, — может, я сама поеду?
Тяжелый взгляд становится красноречивым ответом.
— Нет, правда, — не сдаюсь, — я на маршрутке, здесь всего девять остановок.
— Ты хорошо выглядишь, Злата, — а сам в окна на медсестер посматривает. — И если кто-то думает, что макияж делает из нее красавицу, а хлопанье наращенными ресницами возбуждает… — Переводит взгляд на меня. — Я не стесняюсь тебя.
И то ли от неожиданного заявления, то ли в целом от абсурдности ситуации, то ли от порыва сильного ветра, я на секунду теряю равновесие. Макар прижимает меня к своему боку и ведет к машине, усаживает, как ребенка, застегивает ремень безопасности. Садится сам, а я все думаю над его словами. Когда машина трогается с места, меня осеняет.
— Так ты переживал, что я комплексую?
— Я был не прав?
— Фух, — выдыхаю, — Макар, медсестры смотрели вовсе не на меня.
— Если тебе проще не замечать, хорошо.
— Это ты не замечаешь! — Никогда не думала, что буду объяснять ЕМУ, что он может привлечь внимание женщины. — Они смотрят на тебя, они глаз от тебя не отводят. Даже выйди я без пижамы, но с тобой под руку, они бы с большим удовольствием обсудили не мое безобразие, а твой свитер.
Наверное, и его посещает мысль об абсурдности нашего разговора, потому что его взгляд говорит именно об этом.
— На дорогу смотри, — ворчу. — У меня нет комплексов по поводу внешнего вида. Да, есть женщины, которые выглядят лучше, — машу рукой, чтобы не отвлекался, — но меня во мне все устраивает. Конечно, до больницы было намного лучше.
Пальцы белеют, сжимая руль.
— Послушай… — говорит он.
— Нет, если ты начнешь говорить… сейчас… об этом… я сорвусь.
Я понимаю, что зажмурилась только открыв глаза. Макар молчит, я с упоением рассматриваю умытую дождем дорогу. Так хорошо, спокойно, весело подмигивают светофоры. Я на минуту даже забываю где я, с кем и вообще куда еду. Оказывается, жизнь в малом, вот так, молчать, когда говорить не хочется, знать, что в одном городе с тобой есть два человека, которые тебя любят и не оставят, и передвигаться свободно, когда захочешь, дышать вне стен палаты.
Машина останавливается у отделения милиции.
Макар рвется со мной, но мне удается его переговорить. Надо же, настоящее отделение милиции — неужели развод может зайти так далеко или Лариса, действительно, вляпалась в неприятности? А как они приплюсовали ее к витрине, разбитой больше полугода назад? Одни вопросы, но за этой дверью человек, который за деньги готов ответить. А денег нет. Я все еще отбрасываю мысль, что это правда. Иду скорее для очистки совести и потому, что не могу иначе.
Дежурный мне указывает на кабинет. Иду туда. Не постучавшись, открываю дверь и вижу на стуле, в углу, растрепанную Ларису с разбитой губой, а за столом жирного мужика в погонах. Капитан, если не ошибаюсь в звездочках.
— Злата! — Подруга вскакивает и сжимает в объятиях, но мой невольный вскрик ее остужает. — Что с тобой?
— Уже все нормально.
— Вы принесли? — напоминает о себе капитан, постукивая толстыми пальчиками.
— Нет, — искренне отвечаю я.
Лариса пятится к двери, мужик бледнеет и рявкает:
— Назад! Тогда ничего не остается — попрощайтесь с подругой, раз приехали. Что мы, нелюди? Задержанная, у вас три минуты!
Лариса что-то шелестит пересохшими губами. Приблизившись, я разбираю несколько слов. Она попала: ей вешают уже не одну витрину, а парочку, и воровство, потому что до приезда ментов кое-что растащили.
Она растеряна или натурально играет? Я знаю, у нее есть таланты, но так же знаю, что когда мне негде было жить в этом городе, она взяла меня на квартиру, а любовников раскручивала на съемную или гостиницы. Еще я знаю, что она оставила работу в салоне Яра и потом, никто не отменял общего детства. Оно было и все, одно на двоих, когда две девочки верили на слово.
В два шага я оказываюсь у стола мужика в погонах, кольцо само ползет с моего пальца. Наверное, давно пора было это сделать. Кладу его на стол.
— Пойдем, — оборачиваюсь к Ларисе.
Она уже берется за ручку двери, но капитан ударяет кулаком и хрюкает боровом:
— За дурака держите?!
— Мало?! — рявкаю я и срываю с шеи золотую цепочку с кулоном.
— Это подделка! — он трусит у меня перед глазами кольцом и косится на цепочку. — А этого — да, мало!
— Это золото и желтый бриллиант, — цежу сквозь зубы, снова жалея, что в мокасинах. — А кулон с изумрудом. Мало?!
Моя рука тянется в обманном жесте, и кольцо с кулоном мгновенно исчезают в толстых пальцах.
— Идиотка! Это подделка! — мужик падает в кресло, сокрушенно рассматривая трофеи. — Разве что для дочери, как игрушка, или для ее куклы… Ладно, выметайтесь! Обе!
Я много что хочу ему сказать и мне плевать, что нет каблуков — главное, не промахнусь, но Лариса тянет за рукав и шепчет испуганно, что надо уходить, скорее, пока не передумал, здесь больно бьют. Плевать на боль, но, пожалев подругу, выхожу в коридор. Два шага, а уже дышится легче. Лариса подхватывает под руку, а на улице, как боевое знамя, передает Макару.
— А вы куда сейчас? — интересуется, поглядывая на тучки.
— В больницу, — говорю я.
— А, тогда мне лучше на такси, наверное? Ну что, спасибо тебе, подруга, и надумаешь вернуться — возвращайся! — и с этими словами она торопливо уходит.
Я смотрю, как она ловит машину с шашечками, как исчезает в ней, и только после этого забираюсь в салон. Макар садится рядом, но не заводит машину, и на меня не смотрит — только прямо перед собой.
— Вы были правы, — говорю я, надеясь, что в голосе не отражается разочарование. — Ты и Наталья. Это был развод для лохов. Но мне не жаль.
И мне становится легче, так, будто я разжала пальцы, освободив воздушный шарик на ниточке. А вместе с ним — себя. Задевает не то, что Лариса уезжает на такси и несмотря на разбитые губы, на ней остаются длинные старинные серьги, которые легко сошли бы за выкуп. Она не спросила, что я делаю в больнице, хотя бы просто из любопытства. А почему?