а в ответ на любое нескромное слово.
— Вы уже прощены, chica, — Он вернулся за чем-то в дом, оставив Жанну в последний раз полюбоваться на минареты и арки, которые словно служили обрамлением для пальм и величественных фигур в широких одеждах. Город выбеленных солнцем стен, деревянных балконов, нависавших над узкими улочками, город, пахнущий пряностями, фруктами и тушеным мясом. Волнующий и зыбкий, как мираж, он появился в ее жизни ненадолго и через несколько часов пропадет в дали. И все же лиловое звездное небо, ветер, налетевший именно в тот момент, когда Жанна поняла, что любит и любовь эта принесет с собою гораздо больше тревог, нежели радости, — все это было жгучей реальностью, память о которой она увезет с собой. И пусть каждая секунда общения, каждый взгляд, которым они обменялись с доном Раулем, то поднимали ее до неба, то опускали в бездну, Жанна не забудет ничего, ибо наконец-то она жила, а не влачила жалкое существование, навязанное ей Милдред.
Легкое утреннее тепло сменялось полуденной жарой. Жанна настроилась на тяжелую дорогу: она отнюдь не обольщалась красотами блистающей в лучах солнца пустыни, хорошо понимая, что пески жестоки, особенно к новичкам. Дон Рауль вернулся, неся в руке небольшую кожаную сумку.
— Это аптечка, для оказания первой помощи, — пояснил он. — Должно быть, вам смешно, что я собираюсь будто на сафари, но пустыня полна неожиданностей. Там вечно случается что-нибудь непредвиденное. Надеюсь, я вас не очень напугал, chica? — и он ласково сжал ее пальцы.
— Не очень, — улыбнулась Жанна, хотя от его прикосновения вся напряглась. — Я понимаю, что пустыня огромна и непредсказуема. Совсем не хотелось бы заблудиться в ней.
— И это может произойти, — предупредил он, — если начнет дуть сирокко, и мы собьемся с пути или же я случайно заеду в овраг, которые попадаются в пустыне и угрожающе разевают свои жадные пасти. Зная все это, я и взял с собой больше воды, чем понадобится на весь путь. Несколько недель назад случилось несчастье с одной американской парой, у которой сломалась машина. Они набрали с собой не воды, а кока-колы. А в пустыне жажда мучает сильнее всего, и утолить ее можно только водой, обычной простой водицей, так что вообразите муки этих людей. Когда на них наконец наткнулись кочевники, они уже почти умирали.
Жанну передернуло.
— Вы… вы совсем не щадите моих чувств, сеньор.
— Вы правы. Я не верю ни в какие россказни о романтике жизненных трудностей. Их следует встречать лицом к лицу и мужественно преодолевать, а тогда уж модно считать, что в жизни появилось гораздо больше и радости и смысла.
В его темных глазах, в упор смотревших на Жанну, мерцала улыбка.
— Но все-таки не стану вас окончательно разочаровывать. Ночью пустыня превращается в одно из прекраснейших на земле мест. А на рассвете, когда при первых поцелуях солнца она просыпается, можно и в самом деле поверить, что именно в Садах Аллаха первые мужчина и женщина полюбили друг друга. Остерегайтесь ее обаяния, Жанна. Узнав пустыню, вы никогда уже не сможете освободиться от ее чар и потом всю жизнь будете рваться обратно. Пустыня, словно сирена [20], своим пением притягивает вас.
В таком случае это вам надо бояться, — с иронией ответила Жанна. — Интересно, какими звуками пустыня притягивает женщин?
— Откуда же мне знать? — огонек в его глазах стал недобрым. — Вот вы и расскажете, когда услышите.
Смущенная мурлыкающей интонацией в голосе дона Рауля, избегая смотреть на его сильную смуглую шею под тонкой рас стегнутой рубашкой, она отвернулась к машине:
— Все готово, сеньор?
— Да, сейчас поедем. Вы собрали вещи?
Жанна кивнула и скользнула на переднее сиденье, к открытому окну. Парусиновый откидной верх машины давал пассажирам тень и продувался насквозь. Когда они поедут под палящим солнцем, хоть капелька прохлады будет очень кстати.
— Вы не забыли свой hiriz [21]?
Она взглянула на маленький золотой полумесяц, висевший на запястье рядом с рыбкой. Дон Рауль купил его у старого сгорбленного продавца амулетов, который словно специально поджидал их на ступеньках мечети.
— Нет, он со мной. Вот уж не думала, что вы суеверны, сеньор.
— Я — сын испанца и внук мавританской принцессы, — отвечал он. — Чего же можно ожидать от такого сочетания? Сознание этих народов насквозь пронизано верой в судьбу и Kismet [22].
— Стало быть, вы верите, что все свершается по воле судьбы, которая с той же неизбежностью управляет нами, как и Луна — приливами и отливами.
— А разве вы сами не верите в это, chica? — Машина катилась по узкой улочке, колеса подпрыгивали на древних булыжниках, гудок клаксона почти непрестанно предупреждал об опасности жителей Беникеша, неторопливо прогуливавшихся, по своему обыкновению, как раз посередине мостовой. — Разве это простая случайность, что мы встретились именно в тот момент, когда мне нужно было решить очень важную проблему? Ваше сходство с Хойосой показалось мне там, в зарослях мимозы, просто мистическим. У меня даже мелькнула мысль, что она снова вернулась в мою жизнь.
— А вы, сеньор, хотели бы, чтоб она вернулась?
Последовал резкий ответ на испанском: при такой интонации перевода не требовалось. Жанна вздрогнула, словно и на нее распространялась его неприязнь к своей нареченной невесте, на которую она была похожа. Хойоса не захотела жить с доном Раулем и принцессой в Гранатовом дворце, наверное, испытывая страх перед пустыней, Жанна вздохнула. Неожиданно она ощутила на себе взгляд испанца. Машина как раз выезжала за пределы Беникеша.
— Не хочется уезжать? — спросил он.
— Такой чарующий городок…
— Погодите, вы еще не видели Эль Амары… вот где настоящая красота. Принцесса немало трудилась, чтобы сделать оазис таким цветущим, да и я не сидел сложа руки. Мы ведь совсем не трутни, живущие за счет чужих трудов.
— У вас есть братья или сестры?
— Только несколько кузенов и кузин, живущих с нами.
— А они знали Хойосу?
Когда он утвердительно кивнул, Жанна снова встревожилась.
— Я… как бы мне хотелось явиться в Эль Амару не обманщицей, а гостьей.
— А что, Жанна, может, действительно, ничего не придумывать? Будьте самой собой! — И глядя в широко открытые, удивленные глаза девушки, дон Рауль продолжал: — Принцесса, возможно, так заинтересуется вами, что забудет все свои планы относительно Хойосы. Ведь окончательной договоренности на сей счет никогда и не было. А бабушке больше всего хочется видеть рядом со мной ту девушку, на которой я мечтал жениться.
У Жанны заколотилось сердце:
— А как же донья Ракель? Вы говорили, что, если не породнитесь с семьей Хойосы, бабушка может разгневаться и тогда сестре Хойосы будет не на что жить.
— Так оно и случилось бы, вернись я домой один. Но я везу с собой юную белокурую леди, которую могу представить как мою возможную невесту. Именно вы, chica, смягчите гнев бабушки. Она не останется равнодушной к вам, застенчивой англичанке, нежной, как розовый бутон, с большими голубыми глазами, так удивленно смотрящими на мир. Вы будете для нее словно новая игрушка. Конечно, принцесса начнет строить планы как бы по быстрее поженить нас, но вы через месяц-другой притворитесь, что утомились, заскучали по родной Англии, и мы самым дружеским образом, по обоюдному согласию, отменим нашу помолвку.
— Звучит разумно…
— И нравится вам гораздо больше, правда? Нет необходимости обманывать бабушку.
— Я… мне ненавистна одна мысль, что придется лгать ей прямо в лицо.
— Ах вы, мисс Воплощенная Честность! — рассмеялся дон Рауль. — Значит, решено: с этого момента мы влюбленные. И принцессе доставим радость, и поможем Ракели. И, кстати, облегчим участь бедняжки Жанны, которой уже не придется притворяться другой девушкой.
— А вы что этим выиграете, дон Рауль?
— Мне это тоже доставит некоторое удовольствие.
— Не совсем понимаю…
— Ну, придется немножко больше целоваться… — хитро заметил он, — выказывать всякие знаки любви… Пока не настанет момент, когда вы захотите освободиться.
— Неужели это необходимо? — испуганно спросила Жанна.
— Никто не заставляет вас получать от этого удовольствие, — поддел ее испанец. — Но коль скоро наши планы изменились, и мы должны убедить бабушку в силе нашего чувства, придется вам, забыв о приличиях, как в омут, нырять время от времени в мои объятия. Как, хватит духу?
— Надеюсь, я смогу выдержать, — согласилась Жанна. — Если это будут поцелуи в щеку или в руку.
— Так и будет, — подтвердил он. — При посторонних. — Девушка бросила на испанца подозрительный взгляд, но его лицо не выражало решительно ничего. Чеканный профиль четко вырисовывался на фоне открытого окна, за которым мелькали пески, ибо машина шла уже по дороге, проложенной в пустыне. Пески золотились подобно гриве гигантского льва, дорога то круто поднималась вверх по склону холма, то неожиданно стремительно падала вниз. Солнце палило немилосердно, и Жанне вдруг вспомнилось детство, когда солнца ей недоставало так же, как любви. Зато сейчас марокканское солнце, такое безжалостное и злое, уже прокалило машину насквозь, и Жанне было невыносимо жарко, несмотря на тонкое шифоновое платье без рукавов, оставлявшее открытыми колени. Она посмотрела вниз: ее длинные, стройные ноги и рядом такие сильные мускулистые ноги ее спутника, обтянутые узкими брюками. Девушка почувствовала, что невольно краснеет… Амулеты, висевшие на запястье, ярко блестели на солнце, а когда она незаметно повернула руку, наполнившийся светом изумруд таинственно замерцал.
На губах Жанны трепетали нежные слова. Взгляд ее голубых глаз стал мягким и податливым. Вопреки своей воле, она вновь исподтишка поглядывала на дона Рауля. Как он красив! Настолько, что сердце дрожит и падает куда-то вниз! Даже если придется пробыть с ним недолго, а потом всю жизнь любить издалека, она все равно выбирает такую судьбу. Непредсказуемый, вечно поднимающий на смех ее наивность и неискушенность, испанец продолжал оставаться для нее самым притягательным мужчиной. Жанну волновали его глаза, тепло гибкого тела. Она вспомнила, как он обнимал ее тогда, в зарослях возле отеля, и у нее уже не оставалось сил отталкивать его. А в иные минуты он был величав и горделиво-спокоен, и она чувствовала себя под защитой владетельной особы.