Ноги ее сразу утонули в мягком восточном ковре. Пахло апельсиновым цветом и розовой водой, над головой тихо урчал вентилятор, отбрасывая мечущуюся тень на стены цвета слоновой кости. В гостиной, богато меблированной диванчиками, маленькими столиками с инкрустацией перламутром, кедровыми ширмами, прихотливыми светильниками-поставцами, стояла приятная прохлада, живописные миниатюры кисти старых мастеров, изображающие охотников в пустыне или влюбленных на берегу пруда, украшали простенки, обшитые деревом ценных сортов.
Комната была так же экзотична, как и сама принцесса, надевшая на сей раз baracan из мягкого серебристого шелка. Тяжелые серебряные серьги подчеркивали ее хрупкость; при первом же взгляде становилось ясно, от кого Рауль унаследовал свои дивные глаза, такие живые, бездонно черные, с мерцающим в глубине затаенным пламенем.
Принцесса протянула вперед руку, кольца надменно вспыхнули, словно приказывая Жанне сесть рядом с их хозяйкой. Девушка подчинилась и оказалась во власти черных глаз, таких же, как у Рауля, внимательно разглядывающих ее, проницательно примечающих все: и юное напряженное личико посетительницы, и ее нервно стиснутые руки, и аккуратную прическу.
— Надеюсь, вы не боитесь меня?
Какой удивительно глубокий голос у такой хрупкой женщины, — подумала Жанна.
— Я волнуюсь, принцесса, — призналась она. — Дон Рауль уже рассказывал вам обо мне, и мне кажется, мое пребывание здесь ставит меня в такое двусмысленное положение, что я просто не знаю, как себя вести.
— Успокойтесь, дитя мое, вы ведете себя прекрасно — за исключением, правда, одного момента, о котором я и хотела поговорить. Но сперва нужно освежиться. Хотите мятного чая или лимонаду? А может быть, миндального молока?
— Пожалуй, лимонаду.
Принцесса улыбнулась, словно предвидела именно этот ответ, и хлопнула в ладоши. Тотчас появилась Фарима с гравированным медным подносом, на котором стоял графин лимонада со льдом, высокие узкие бокалы с серебряным ободком и серебряный кувшин с чем-то, похожим на сливки.
То было миндальное молоко, которое Фарима налила в бокал и подала принцессе. Потом эта стройная девушка в шелковых шальварах, преданно глядящая на свою госпожу, налила лимонаду Жанне и исчезла так же бесшумно, как и появилась. Жанна давно уже знала, что за властностью и горделивостью принцессы скрывается добрая, великодушная натура и слуги обожают ее. Принцесса сохраняла доброжелательное и величавое спокойствие, а Жанна тревожилась, как бы не пасть жертвой ее обаяния. Нужно быть настороже, иначе и оглянуться не успеешь, как признаешься в любви к Раулю, а принцессе, видимо, только этого и надо, чтобы заставить его жениться. Воспитанная в восточных традициях, она, пожалуй, ни на секунду не усомнится, что задача жены — любить и подчиняться, и этого достаточно ее Раулю для покоя и счастья.
— Прошу вас, Жанна, попробуйте вкусное печенье. Мы его называем «газельи рожки». Это — хрустящие слоеные рогалики, начиненные кремом с орехами. Рауль очень любит сласти.
Щеки Жанны чуть порозовели, она взяла печенье и съела его над салфеткой, чтобы крошки не падали на ковер. В самом деле, восхитительно. Интересно, как бы отреагировала Милдред Нойес, если б увидела сейчас свою бывшую машинистку за приятной беседой с настоящей принцессой. Жанна улыбнулась, и темные глаза принцессы немедленно заметили эту улыбку. Может, она восприняла ее, как мурлыканье бездомного котенка, перед которым поставили блюдечко сметаны?
— Рауль рассказал мне, что вы совершенно одиноки. Как же, наверное, трудно не иметь никого рядом. Должно быть, вы потому так замкнуты, правда?
— Я… мне кажется, принцесса, что одних одиночество заставляет искать дружбы, а других — наоборот, избегать ее.
— А вы немножко побаиваетесь людей? Может, вас когда-нибудь обижали друзья, воспользовавшись вашей привязанностью? И вы подобно улитке хотите укрыться в раковине, опасаясь, что любовь доставит вам новые страдания?
— Я знаю, жизнь надо встречать лицом к лицу.
— Жизнь — да. Но мы с вами поговорим о любви. Вы считаете моего внука красивым?
— Оба ваших внука кажутся мне очень привлекательными.
— Вам нравится Ахмед?
— С ним легко.
— У него более легкий характер, чем у Рауля, вы не находите?
— Да, в некотором отношении.
— Вот это меня и интересует. Почему вам с Раулем так трудно, что, находясь в его обществе, вы все время словно хотите убежать и спрятаться? Он сказал, что Хойоса сбежала от него. Какая чепуха! Еще школьницей, веселой и хорошенькой, она глаз с него не сводила. Я и надеялась, что они вырастут, полюбят друг друга и поженятся. Но Рауль очень своенравен. Он, конечно, выполняет некоторые мои желания, но далеко не все.
Принцесса рассеянно коснулась массивного серебряного браслета на запястье, выполненного в таком же тонком восточном вкусе, что и все окружающие ее вещи. Они словно соответствовали ее характеру и уму.
— Так скажите же мне, прошу вас, отчего вы так холодны с Раулем?
— Да я просто по своей натуре сдержанна… — Голос Жанны дрогнул: беседа начинала принимать опасный оборот.
— Такую сдержанность здесь не поймут, дитя мое. Пылкие чувства — они как солнце: в его тепле и свете все сияет и цветет, а зайдет оно или закроется тучами — и мы уже дрожим. Ты избегаешь мужчины с характером, крошка? Кто тебе нужен — робкий юнец, который никогда в жизни не потеряет из-за тебя головы, или мужчина, любовь которого подобна грому и молниям, землетрясению?
С насмешливо-лукавой улыбкой принцесса поглядела на Жанну, потом перевела взгляд на браслет.
— Это — подарок моего покойного мужа, когда он еще не был женат на мне. Рауль похож на него… Знаешь, каково жизненное кредо настоящего испанца? Оставаться до самой смерти прекрасным любовником и любить так, словно завтра — конец света. Испанцы, Жанна, — настоящие мужчины. Темпераментные, страстные и по-детски восторженные. Они могут стойко переносить самые невероятные страдания — и рыдать, как дети, на груди женщины, давшей им огромное счастье. Понять их нелегко, но если женщине посчастливится завоевать любовь испанца, она будет вознаграждена с лихвой.
Притихшая Жанна сидела подле принцессы, поглощенная ее рассказом. Ей, как и всякой влюбленной, очень хотелось узнать о детских проказах Рауля и его юношеских подвигах, но ради него и Ракели она сохраняла маску равнодушной незнакомки, которая не сегодня-завтра уже уедет. Рауль должен жениться по своему выбору. Ради собственного блага и во имя Эль Амары, нуждавшейся в сильном властителе, который мог бы обеспечить здесь надежный мир, покой и процветание.
— Мне понятно ваше желание, принцесса, видеть Рауля счастливым в браке, но вы ошибаетесь, если думаете, что он привез меня сюда в качестве… невесты.
— А для чего же еще, дитя мое? — принцесса проницательно взглянула на нее и улыбнулась. — Чтобы развлечь свою упрямую бабку? Скрасить мое разочарование, вызванное побегом Хойосы, на которой он никогда и не собирался жениться?
— Так вы все знали, принцесса?
— Просто я очень хорошо понимаю своего внука.
— Тогда зачем же вы послали его за нею во Францию?
— Я надеялась, что он взамен привезет Ракель Корлезу.
— Значит, вы догадываетесь, какие чувства он питает к донье Ракели?
Принцесса помолчала, присматриваясь к Жанне, утопавшей в диванных подушках, — стройной, тоненькой, светловолосой. Ее девичью руку тяжело оттягивал огромный изумруд, одна туфелька с загнутым носком висела на кончике изящной ступни.
— Какие чувства он питает к Ракели, дитя мое?
— Он ее любит.
— Ты уверена?
— Она очень красива. Я видела их вместе: она горько плакала оттого, что ему нужно было уехать. Принцесса, почему вы никогда не говорили ему, что знаете о его чувствах к Ракели? Это избавило бы его от множества затруднений.
— Ты так говоришь об этом, словно желаешь ему счастья с какой-то другой женщиной.
— Я ему только друг, не более.
— А он сам признался тебе, как ему дорога Ракель?
— Он так беспокоился за ее обеспеченное будущее, что догадаться о его чувствах было нетрудно. Только очень любящий мужчина может так переживать за счастье и покой своей избранницы.
— Любовь — это прежде всего страсть, милое мое холодное дитя. Любовь — порыв и потребность. Любовь зачастую бывает жестока, а вовсе не добра. Она упряма, все перепутывает, а наслаждения любви порой граничат со страданием. Разве ты этого не знала?
— Нет…
— Тогда скажи мне, моя девочка, одну вещь. Обещаю не выдавать тебя Раулю… ты любишь его?
— О, прошу вас!..
— Неужели тебе безразличен такой высокий и сильный мужчина, с такими огненными, сверкающими глазами? Неужели твое сердечко не начинает биться сильнее, когда он смотрит на тебя?
— Но, принцесса, сердце может биться сильнее и просто от возбуждения.
— Совершенно верно, однако, в твоих жилах, Жанна, не течет горячая южная кровь. Ты холодновата, сдержанна и, не испытывая любви, не позволишь себя обнимать… Лишь настоящий мужчина сможет пробудить в тебе чувства.
— С моей стороны было крайне глупо влюбляться в дона Рауля.
— А ты считаешь, можно заставить себя удержаться от любви?
— Можно, по крайней мере, бороться с влечением.
— Значит, это так ты боролась, когда я впервые увидела вас с Раулем? — принцесса улыбнулась. — Ты мне нравишься, Жанна, потому что обладаешь неяркой, прохладной красотой своих соотечественников, независимостью и мужеством.
— Но я вовсе не красива, — запротестовала Жанна. — Вы очень добры ко мне, но по сравнению с доньей Ракелью…
— Я совершенно не собираюсь тебя ни с кем сравнивать, дитя мое. Ракель — испанка, и вы столь же различны, как камелия и лилия. Каждая хороша по-своему — и не ешь меня своими огромными голубыми глазищами. Ты слишком скромна, pequena [33]. Не сомневаюсь, что Рауль уже оценил по достоинству твою нежную неброскую красу и твою застенчивость.