Дыхание снега и пепла. Книга 1. Накануне войны — страница 6 из 6

На горе

Глава 40Птичья весна

Март 1774 года

– Бриолиновая молния[100], – сказал Джейми сонным удовлетворенным голосом. Он все лежал на боку в кровати и наблюдал, как я одеваюсь.

– Что? – Я отвернулась от своего зеркальца и уставилась на него. – Кто?

– Полагаю, что я. Тебя разве громом не поразило в самом конце? – Он почти беззвучно рассмеялся, зашуршав простынями.

– А, ты снова разговаривал с Бри, – снисходительно произнесла я, снова поворачиваясь к зеркалу. – Эта фраза про скорость, а не про то, как выглядит смазка.

Я улыбнулась ему в зеркало, расчесывая спутанные волосы. Он расплел их, пока я умащивала его кремом, а после они всерьез распушились по понятным причинам. Если подумать, то это смутно напоминало эффект от электрического стула.

– Ну, я могу и побыстрее, – рассудительно заявил он, усевшись и запустив пальцы в собственную шевелюру. – Но не первым делом с утра. Бывают и похуже способы проснуться, так ведь?

– Да, гораздо хуже. – Из другой комнаты доносились звуки отхаркивания и плевков, а вслед за ними послышалось характерное журчание, и тот, кто использовал ночной горшок, явно был владельцем нешуточного мочевого пузыря. – Он говорил, сколько пробудет здесь?

Джейми покачал головой. Медленно поднявшись, он по-кошачьи потянулся, а затем в одной рубашке подобрался ко мне, чтобы обнять обеими руками. Я еще не разжигала огонь, и комната была прохладной, а его тело было приятно теплым. Он опустил подбородок мне на макушку, разглядывая наше совместное отражение.

– Мне нужно будет уехать, – мягко сказал он. – Возможно, завтра.

Я замерла с расческой в руке.

– Куда? К индейцам?

Он кивнул, глядя мне в глаза.

– Макдональд привез газеты, где напечатали письма губернатора Мартина с просьбой о помощи самым разным людям – Триону в Нью-Йорк, генералу Гейджу. Он теряет контроль над колонией, если он у него вообще был, и серьезно подумывает о том, чтобы вербовать индейцев. Хорошо еще, что эта информация не дошла до прессы.

Джейми отпустил меня и потянулся к ящику, где лежали его чистые рубашки и носки.

– Действительно, хорошо, – сказала я, перехватив волосы сзади и ища ленту, чтобы перевязать их.

Этой зимой до нас дошло мало газет, но даже при такой скудости разногласия между губернатором и Ассамблеей были очевидны. Он избрал стратегию постоянного откладывания заседаний, неоднократно распуская Ассамблею, чтобы воспрепятствовать принятию законов, которые шли вразрез с его политическими амбициями.

Я могла хорошо представить себе реакцию в том случае, если бы открылось, что он намеревается вооружить индейцев чероки, катауба и крики и использовать их против собственных людей.

– Полагаю, на самом деле он вряд ли на такое готов, – сказала я, найдя наконец свою голубую ленту, – потому что, если бы он собирался это сделать, в смысле, собирается, то Революция уже прокатилась бы по Северной Каролине, а не в Массачусетсе или Филадельфии через два года. Но, ради бога, зачем ему публиковать эти письма в газете?

Джейми рассмеялся. Он покачал головой, убирая пряди с лица.

– Он и не публиковал. По-видимому, письма губернатора перехватили. Он не слишком этому рад, по словам Макдональда.

– Думаю, это мягко сказано. – Почта считалась небезопасной, но так было всегда. Ведь даже Фергус появился в нашей жизни, когда Джейми нанял его в качестве карманника, чтобы красть письма в Париже. – Как дела у Фергуса? – спросила я.

Джейми состроил мне рожу, натягивая чулки.

– Думаю, уже лучше. Марсали говорит, он больше времени проводит дома. Это хорошо. И зарабатывает немного, дает уроки французского Хираму Кромби. Но…

– Хираму? Уроки французского?

– О да. – Он расплылся в улыбке. – Хирам укрепился в идее о том, что ему нужно проповедовать индейцам, и он считает, что у него больше шансов преуспеть, если он будет владеть не только английским, но и французским. Йен учит его языку цалаги, но у индейцев столько наречий, что всеми ему все равно не овладеть.

– Чудеса да и только, – пробормотала я. – Думаешь…

В этот момент меня прервала миссис Баг, которая закричала снизу:

– Если некоторые личности желают, чтобы хороший завтрак остыл, уверена, так оно и будет!

Дверь майора Макдональда распахнулась с точностью часового механизма, и его шаги спешно застучали вниз по лестнице.

– Готов? – спросила я Джейми. Он взял мою расческу и парой взмахов привел себя в порядок, затем открыл дверь и торжественно поклонился, приглашая меня на выход.

– То, о чем ты говорила, саксоночка, – сказал он, спускаясь со мной вниз по лестнице, – что все начнется через два года. Но оно уже началось. Ты ведь знаешь это, не так ли?

– Ну да, – довольно угрюмо ответила я. – Но не хочу думать об этом на голодный желудок.

* * *

Роджер выпрямился, примериваясь. Край печной ямы, в которой он стоял, доставал ему почти до подбородка. Шесть футов будет примерно на уровне глаз: значит, осталось еще несколько дюймов. Это обнадеживало. Прислонив лопату к земляной стене, он наклонился, взял ведро с землей и тяжело перебросил его через край.

– Грязь! – закричал он. На его крик никто не ответил. Он приподнялся на цыпочках, недобро оглядываясь вокруг в поисках так называемых помощников. Джемми и Герман должны были по очереди освобождать ведра и подавать их обратно, но имели склонность внезапно исчезать.

– Грязь! – заорал он во все горло. Эти маленькие засранцы не могли уйти далеко: он наполнил ведро буквально минуты за две.

На его крик ответили, но это не были дети. Холодная тень упала на него, и он, прищурившись, разглядел своего тестя, который склонился, чтобы взять ведро. Джейми сделал два шага и высыпал грязь в медленно растущую кучу, затем вернулся и спрыгнул к Роджеру, возвращая ведро.

– Неплохая ямка у тебя тут, – сказал он, с интересом осматриваясь вокруг. – Можно буйвола на вертеле жарить.

– Я бы не отказался от буйвола. Умираю с голоду. – Роджер вытер лоб рукавом – хоть день был прохладным, с него в три ручья лил пот.

Джейми взял лопату, и с интересом стал рассматривать лезвие.

– Никогда такого не видел. Это девчушкина работа?

– При содействии Дэя Джонса, да.

Брианне понадобилась не больше тридцати секунд наедине с лопатой восемнадцатого века, чтобы прийти к выводу, что ее можно усовершенствовать. Ушло три месяца на то, чтобы подобрать кусок железа и чтобы убедить Дэя Джонса – кузнеца, который был валлийцем, а потому отличался упрямством – придать ему нужную форму под руководством Брианны. Обычная лопата была целиком деревянной и представляла собой не что иное, как шест с куском кровельной дранки на конце.

– Можно попробовать? – Заинтригованный, Джейми воткнул заточенное лезвие в землю у своих ног.

– Милости прошу.

Роджер перелез из глубокой части ямы в верхний конец печи. Джейми остался там, где, по плану Брианны, должен был гореть огонь, который укроет дымоход. Изделия для обжига будут стоять, накрытые сверху, в длинной, относительно неглубокой части ямы. После недели активного махания лопатой Роджер начал сомневаться, стоит ли отдаленная перспектива постройки санузла таких героических усилий. Но Бри стояла на своем, жену, как и ее отца, невозможно было свернуть с намеченного пути, хотя методы у них были разные.

Джейми бодро орудовал лопатой, забрасывая грязь в ведро и сопровождая работу краткими восхищенными возгласами, удивляясь тому, как легко и быстро можно копать с таким изобретением. Несмотря на смутные представления о ее профессии, Роджер испытывал гордость за изобретения жены.

– Сначала маленькие горящие палочки-спички, – шутливо сказал Джейми, – теперь лопаты. Что дальше?

– Боюсь предположить, – немного печально ответил Роджер, заставив Джейми расхохотаться.

Когда ведро наполнилось, Роджер забрал его и выкинул землю, пока Джейми наполнял второе. Не сговариваясь, они продолжали работу – Джейми копал, Роджер опустошал ведра. Они справились с оставшимися дюймами на диво быстро.

Джейми вылез из ямы и присоединился к Роджеру, с удовлетворением разглядывая плоды их труда.

– Если не сработает как печь, – заметил Джейми, – она сможет превратить ее в погреб.

– Не проматывай, и не будешь нуждаться, – согласился Роджер. Они стояли, заглядывая внутрь ямы, а ветер трепал их мокрые рубашки. Теперь, когда они перестали двигаться, ощущалась прохлада.

– Как думаешь, вы можете вернуться назад, ты и девчушка? – спросил Джейми. Он сказал это так обыденно, что Роджер не понял, о чем речь, пока не увидел лицо тестя, излучавшее невозмутимое спокойствие. Он уже знал, что за этим выражением обычно скрывается сильная эмоция.

– Назад, – неуверенно повторил он. Конечно, он не имел в виду… Хотя нет, именно это он и подразумевал. – Ты имеешь в виду, через камни?

Джейми кивнул, казалось, он был страшно увлечен стенами ямы, из которых пучками свисали высохшие корни и выпирали заостренные края камней.

– Я думал об этом, – сказал Роджер после небольшой паузы. – Мы думали. Но… – Он прервался, не в силах закончить фразу.

Тем не менее Джейми снова кивнул, словно понял зятя. Роджер подумал, что Джейми и Клэр тоже обсуждали эту тему, возможно даже так, как это делали они с Бри – взвешивая все аргументы за и против. Переход был опасен, и ему не стоило недооценивать эти опасности, особенно в свете того, что рассказала ему Клэр о Доннере и его товарищах. Что, если ему удастся пройти, а Бри и Джемми нет? Об этом даже подумать было страшно.

Кроме того, даже если им удастся успешно пройти через камни, остается еще боль разлуки, и он должен был признать, для него разлука будет не менее болезненной. Несмотря на все ограничения и неудобства, Ридж был их домом.

Этим соображениям, однако, противостояли опасности настоящего. Четыре всадника апокалипсиса уже вовсю разъезжали здесь – не требовалось никаких особых умений, чтобы уловить угрозу скорого голода и чумы. И бледный конь и его всадник по имени Смерть появлялись теперь часто и неожиданно.

На это Джейми и намекал, запоздало догадался он.

– Ты хочешь сказать, из-за войны.

– О’Брайаны, – тихо произнес Джейми. – Это ведь случится снова, понимаешь? И не единожды.

На дворе стояла весна, не осень, но холодный ветер, продувавший насквозь, был таким же, как тот, что сдувал коричневые и желтые листья с лица маленькой девочки. Роджер вдруг ясно увидел их обоих: Джейми и себя самого, стоящих сейчас поверх похожей на пещеру дыры, будто двое перепачканных скорбящих на краю свежей могилы. Он развернулся спиной к яме, вглядываясь в свежую зелень каштанов.

– Знаешь, – сказал он после долгого молчания, – когда я впервые понял, кто такая Клэр, кто мы такие, в общем, все это, я подумал: «Как увлекательно!» Увидеть в реальности, как делается история! Честно говоря, может, я за этим и пришел, равно как и за Бри. Тогда мне так казалось.

Джейми коротко рассмеялся, повернувшись к нему.

– Вот как! Ну и как? Увлекательно?

– Увлекательней не придумаешь, – сухо заверил его Роджер. – Но почему ты спрашиваешь об этом теперь? Ведь еще год назад я сказал тебе, что мы остаемся.

Джейми кивнул, поджав губы.

– Да. Дело в том, что… Я подумываю продать один или несколько драгоценных камней.

Это слегка озадачило Роджера. Он, конечно, никогда всерьез об этом не задумывался, но знание, что камни где-то рядом, на всякий случай… До сего момента он не отдавал себе отчета в том, какое чувство защищенности придавало это знание.

– Они твои, ты можешь их продать, – осторожно ответил он. – Но почему сейчас? Все так сложно?

Джейми бросил на него косой взгляд.

– Сложно, – повторил он слова Роджера. – Да, можно и так сказать. – И приступил к краткому изложению ситуации.

Бандиты уничтожили не только всю годовую партию виски, но и солодовню, которую только теперь начали восстанавливать. Это означало, что в этом году у них не будет излишка превосходного алкоголя для обмена и торговли.

К тому же в Ридже проживали двадцать две семьи арендаторов, нуждающихся в опеке. Большинство из них с трудом справлялись с местностью и новым трудом, о котором не имели никакого представления. Они могли только выживать, постепенно приспосабливаясь к новым условиям.

– А еще, – угрюмо добавил Джейми, – есть майор Макдональд… О, легок на помине.

Майор собственной персоной вышел на крыльцо, ярко-красный мундир бросался в глаза на утреннем солнце. Роджер заметил, что он был одет по-дорожному, во всеоружии, на голове парик, в руках шляпа.

– Вижу, это был недолгий визит.

Джейми грубовато ухмыльнулся.

– Достаточно долгий, чтобы попытаться склонить меня к покупке тридцати мушкетов, с пулями и порохом, за свой счет заметь, которые Корона со временем выкупит, – добавил он таким ядовитым тоном, что было ясно, насколько долго, по его мнению, займет последующий выкуп.

– Тридцать мушкетов. – Роджер задумался об этом, поджав губы и беззвучно присвистнув. Джейми даже не мог позволить купить себе оружие взамен того ружья, что он подарил Птице за его помощь в походе в Браунсвиль.

Джейми пожал плечами.

– А еще есть разные мелочи вроде приданого, что я обещал Лиззи Уэмисс, – она выходит замуж этим летом. И мать Марсали – Лаогера… – Он осторожно посмотрел на Роджера, не уверенный, как много тот знает о Лаогере. Больше, чем Джейми хотелось бы, подумал Роджер, и невозмутимо посмотрел в ответ.

– Я выплачиваю ей кое-какое содержание. Мы можем жить и с тем, что у нас есть. Но для остальных… Мне нужно продать либо землю, либо камни. От земли я не готов отказаться. – Его пальцы беспокойно застучали по бедру, затем остановились, он поднял руку, чтобы помахать майору, который только что заметил их на другом конце поляны.

– Понятно. Что ж…

Если обойтись без лирических отступлений, то это было необходимо сделать. Глупо удерживать состояние в виде драгоценных камней только потому, что однажды они могут понадобиться для некоего мистического и рискованного предприятия.

Тем не менее эта новость заставила Роджера ощутить пустоту внутри, словно он спускался на веревке вниз по откосу и кто-то вдруг перерезал страховочный трос.

Джейми выдохнул.

– Вот и порешили. Я пошлю один с Бобби Хиггинсом его светлости в Вирджинию. По крайней мере, он устроит выгодную сделку.

– Да, это… – Роджер запнулся, его внимание отвлекла картина, разворачивающаяся прямо перед его носом.

Майор, будучи, очевидно, в прекрасном настроении после плотного завтрака, сошел с крыльца и направлялся к ним, не обращая никакого внимания на белую свиноматку, вылезшую из своего логова под домом и рыскавшую теперь вдоль стены в поисках собственного завтрака. Потребовались считаные секунды, чтобы она заметила майора.

– Эй! – крикнул Роджер и тут же почувствовал, как в горле что-то разорвалось. Его пронзила резкая боль, и он замер, схватившись за шею, пораженный внезапной немотой.

– Берегись, там свинья! – заорал Джейми, размахивая руками и страстно жестикулируя. Майор вытянул шею, приложив ладонь к уху, уловил повторяющиеся вопли «Свинья!» и стал дико оглядываться по сторонам. Он заозирался как раз вовремя, чтобы заметить, что белая свиноматка уже пустилась в тяжеловесную рысь и раскачивала клыками из стороны в сторону, преследуя добычу.

Было бы разумнее развернуться и вернуться обратно на крыльцо, но вместо этого охваченный паникой майор бросился убегать от свиньи, направляясь прямо к Джейми и Роджеру, которые в свою очередь тут же кинулись врассыпную.

Оглянувшись назад, Роджер увидел, что майору удалось немного оторваться, по-видимому, он нацелился на хижину. Однако между майором и конечной точкой назначения разверзлась открытая печная яма, незаметная в высокой весенней траве, через которую скакал Макдональд.

– Там яма! – закричал Роджер, но вылетевшие слова были похожи на сдавленное карканье. Тем не менее майор, казалось, услышал и повернул багровое лицо с выпученными глазами в его сторону. Наверное, ему послышалось «Свинья!», потому что он обернулся через плечо. Свинья прибавила в скорости, маленькие розовые бусины глаз хищно поблескивали в предвкушении.

Это была почти роковая ошибка: шпоры майора зацепились друг за друга и он плашмя рухнул в траву, выпустив из рук шляпу, которую держал при себе всю погоню, – она живописно взлетела в воздух.

Роджер мгновение раздумывал, затем развернулся и бросился на подмогу, выкашливая проклятия по дороге. Он увидел, что Джейми тоже бежит назад, держа наготове лопату, – хотя даже металлическая лопата казалась каким-то жалким оружием против свиньи весом в пятьсот фунтов.

Макдональд уже спешно поднимался на ноги и, прежде чем оба успели добежать до него, бросился прочь таким галопом, словно сам дьявол надувал ему фалды. Бряцая оружием, с лицом, пунцовым от страха, он уносил ноги, прыгая через траву, как заяц… А затем исчез. Только что он был здесь, и вот испарился как по волшебству.

Джейми широко раскрытыми глазами посмотрел на Роджера, затем на свинью, резко притормозившую на краю печной ямы. Двигаясь очень осторожно и не спуская глаз со свиньи, он боком приблизился к яме, отводя взгляд в сторону, словно боялся узнать, что лежит на дне.

Роджер встал рядом с Джейми, заглядывая вниз. Майор Макдональд упал в глубокую часть и теперь лежал, свернувшись калачиком, как еж. Руки он сложил на парике, чудом удержавшимся у него на голове во время гонки и падения, хотя тот и был теперь покрыт грязью и клочками травы.

– Макдональд? – позвал его Джейми. – Ты не ушибся, дружище?

– Она еще там? – прохрипел майор, не меняя положения тела.

Роджер взглянул на противоположную сторону ямы, где свинья уже уткнулась мордой в траву на небольшом отдалении.

– Эээ… да, она здесь. – Удивительно, но голос вернулся, хоть и был немного хрипловат. Роджер прочистил горло и заговорил громче: – Впрочем, вам не стоит волноваться. Она целиком поглощена поеданием вашей шляпы.

Глава 41Оружейник

Джейми проводил Макдональда до Куперсвиля, там он направил майора на дорогу в Солсбери, снабдив провизией, потрепанной шляпой от непогоды и небольшой бутылкой виски, которая должна была укрепить его сломленный дух. После этого он с облегчением повернул к дому Макгилливреев.

Робин трудился в кузнице, окруженный запахом раскаленного металла, деревянной стружки и оружейного масла. Долговязый молодой человек с грубым лицом надувал кузнечные меха, но на лице его при этом было мечтательное выражение, которое выдавало рассеянность.

Он заметил тень Джейми, когда тот вошел, и, подняв на него глаза, коротко кивнул, тут же вернувшись к своему занятию.

Робин выковывал плоские пластины из железной болванки; цилиндр, вокруг которого он собирался их обернуть, чтобы сделать оружейный ствол, стоял рядом, зажатый между двумя колодами. Джейми осторожно прошел внутрь, избегая раскаленных искр, и в ожидании уселся на ведро.

Это жених Сенги за мехами… Хайнрих. Хайнрих Штрассе. Джейми безошибочно выхватил имя из сотен, хранившихся в его голове, и вместе с именем пришло все, что он знал о юном Хайнрихе и его семье. Силой воображения эти связи возникали вокруг длинного, мечтательного лица юноши, замысловато упорядоченные, как узор снежинки.

Джейми всегда смотрел на людей таким образом, но редко отдавал себе в этом отчет. Было, однако, что-то в форме лица Штрассе, что усиливало эти образы: длинная прямая линия лба, носа и подбородка с глубокой ямочкой, подчеркнутого лошадиной верхней губой, поперек лицо было не таким широким, но горизонтальная линия выделена удлиненными, узкими глазами и прямыми черными бровями.

Джейми видел происхождение юноши – средний из девятерых детей, но самый старший из мальчиков, сын властного отца и матери, которая отвечала на властность уловками и тихой злостью, – эти детали выстраивались тонкой линией над его заостренной макушкой. Религия – лютеранин, но не слишком ревностный, раздвоенный кружевной воротничок под таким же раздвоенным подбородком. Отношение к Робину теплое, но с опаской, как и подобает свежеиспеченному зятю и ученику, торчало, как колючка, возле правого уха, отношение к Уте – смесь ужаса и робости – заняло место у левого уха.

Джейми слишком увлекся наблюдениями и заставил себя оторвать взгляд, переключив внимание на верстак Робина, – ему не хотелось смущать парня своим разглядыванием.

Оружейная пребывала в беспорядке: древесные и металлические стружки валялись на верстаке вперемешку с гвоздями, резаками, молотками, деревянными брусками, грязными лоскутами и брикетами древесного угля. Несколько листов бумаги были придавлены испорченным прикладом, который раскололся в процессе изготовления, их запачканные края дрожали от кузнечного жара. Джейми не придал бы этому значения, если бы не разглядел рисунок – эти тонкие решительные линии он узнал бы где угодно.

Нахмурившись, он поднялся и вытянул листы из-под приклада. Подробные чертежи ружья – винтовка, ствол в разрезе, канавки и выступы резьбы ствола четкие, но необычные. Один рисунок изображал ружье целиком, форма была знакомой, если исключить странные роговидные отростки на стволе. Но на другом… винтовка выглядела так, будто кто-то сломал ее об колено: будто она треснула поперек, приклад и ствол смотрели вниз в противоположных направлениях, соединенные только… что это за крепление такое? Он прищурил один глаз, рассматривая.

Затихший кузнечный молот и громкое шипение горячего металла в бочке с водой заставили его поднять глаза.

– Твоя девчушка показывала их тебе? – спросил Робин, кивнув на листы. Он вытянул край рубашки из-под кожаного фартука и утер вспотевшее лицо, вид у него был веселый.

– Нет. Чего это она задумала? Хочет, чтобы ты сделал ей ружье? – Он отдал рисунки оружейнику, тот пролистал их, хмыкая с интересом.

– О, вряд ли она за такое сможет расплатиться, Mac Dubh, если только Роджер Мак не откопал горшок с золотом на той неделе. Нет, она только рассказала о своих идеях по усовершенствованию винтовок, спрашивала, сколько будет стоить такая штуковина. – Циничная усмешка, прятавшаяся в уголке рта, превратилась в откровенную улыбку, и Робин сунул листы обратно Джейми. – Сомнений нет, она твоя, Mac Dubh. Какая другая девушка стала бы тратить время на мысли об оружии, а не о платьях и младенцах?

В этом комментарии была острая шпилька – Брианна явно вела себя куда более прямолинейно, чем следовало. Но он пропустил критику мимо ушей – сейчас ему нужно было расположение Робина.

– Ну, у каждой женщины свои причуды, – мягко заметил Джейми. – Я думаю, даже у маленькой Лиззи они есть, но Манфред присмотрит за ней, я уверен. Он сейчас в Солсбери? Или в Хиллсборо?

Робин Макгилливрей был отнюдь не глупым человеком. Резкая перемена темы заставила его приподнять одну бровь, но он ничего не сказал. Вместо этого он послал Хайнриха в дом за пивом и дождался, пока парень скроется из виду, прежде чем повернуться к Джейми.

– Мне нужно тридцать мушкетов, Робин, – сказал тот без лишнего расшаркивания. – И они нужны мне быстро – максимум через три месяца.

Лицо оружейника стало комически пустым от удивления, но лишь на мгновение. Затем он моргнул и закрыл рот, возвращаясь к своей обычной сардонической усмешке.

– Собираешь свою армию, Mac Dubh?

Джейми только улыбнулся на это. Если пойдет молва, что он намеревается вооружить своих арендаторов и собирает собственный Комитет безопасности в ответ на бандитизм Ричарда Брауна, вреда от этого не будет, только польза. А вот если станет известно, что губернатор тайно пытается вооружить дикарей на случай восстания на удаленных территориях и что он, Джейми Фрэзер, его посредник в этом деле, появится отличный повод для его убийства и разорения, не говоря уже о том, что могут последовать и другие проблемы.

– Сколько ты найдешь для меня, Робин? И когда?

Оружейник прищурился, обдумывая, затем бросил на него косой взгляд.

– Деньги?

Он кивнул, губы Робина сжались, изображая беззвучное присвистывание. Оружейник, как и все прочие, отлично знал, что денег на Ридже нет, не говоря уже о той сумме, которая потребуется, чтобы купить такое количество оружия.

Он видел, как Робин прикидывает, откуда могли взяться деньги, но вслух оружейник ничего не сказал. Макгилливрей напряженно прикусил нижнюю губу, раздумывая, но быстро расслабился.

– Я могу найти шесть, может, семь, между Солсбери и Салемом. Брюгге, – назвал он моравского оружейника, – может, сделает одно или два ружья, если будет знать, что это для тебя… – Видя, как Джейми качнул головой в ответ, он покорно кивнул. – Ага, итак, стало быть, семь. Мы с Манфредом сладим, наверное, еще три. Тебе нужны обычные мушкеты, никаких новшеств? – Он кивнул на рисунки Брианны с прежней усмешкой.

– Никаких новшеств, – ответил Джейми, улыбаясь. – Итак, всего десять. – Он выжидал. Робин вздохнул, посерьезнев.

– Я поспрашиваю, – сказал он. – Но это дело непростое. Особенно если ты не хочешь, чтобы звучало твое имя, а я так понимаю, ты не хочешь.

– Ты – человек осторожный и редкого ума, Робин, – серьезно отозвался Джейми, заставив его рассмеяться.

Но все это было правдой: Робин Макгилливрей сражался вместе с ним при Каллодене, жил с ним три года в Ардсмуире: Джейми мог бы доверить ему свою жизнь и делал это. Он уже начинал жалеть, что свинье не удалось-таки сожрать Макдональда, но выбросил недостойную мысль из головы и хлебнул пива, принесенного Хайнрихом.

Джейми еще немного вежливо поболтал о разной ерунде и попрощался. Он поехал на Гидеоне, чтобы составить компанию Макдональду, но собирался оставить коня в сарае Дэя Джонса. После длительных переговоров было решено, что Гидеон покроет пятнистую кобылу Джона Вулама, а она прибудет, когда Вулам вернется из Бэр-Крика. Когда осенью поспеет урожай, Джейми прибережет центнер ячменя и бутылку виски для Дэя за его посредничество.

Перекинувшись парой слов с Дэем, Джейми не смог понять, был ли кузнец действительно так немногословен или говорил мало только потому, что уже не верил, что шотландцы начнут понимать его уэльский певучий выговор. Джейми бодро хлопнул Гидеона по шее и оставил коня есть зерно и приводить себя в форму перед появлением пятнистой кобылы.

Дэй предложил ему поесть, Джейми отказался: он был голоден, но ему страстно хотелось пройти пять миль до дома в одиночестве. День был прекрасный, светло-голубой, весенние листья шелестели над головой, и уединение было в радость. Решение было принято, когда он попросил Робина найти оружие. Но ситуация требовала серьезных размышлений.

Вокруг было шестьдесят четыре деревни чероки: в каждой свой верховный вождь, а также мирный вождь и военный вождь. Только пять из этих деревень находились в зоне его влияния – три деревни племени Снежной Птицы и еще две, которые принадлежали чероки из Оверхила. Эти, размышлял он, последуют за лидерами Оверхила, не считаясь с его мнением.

Роджер Мак знал относительно мало о чероки и о том, какую роль они сыграют в грядущей войне. Единственное, что он мог сказать, – чероки не принимали в ней массового участия. Некоторые деревни участвовали в конфликте, но сражались и по ту сторону, и по другую.

Что ж, это хорошо. Навряд ли его слова или действия изменят ход войны, это утешительно. Но он не мог отделаться от мысли, что его собственное время стать перебежчиком неумолимо приближается. Пока что его все знали как верноподданного Его Величества, консерватора, действующего в интересах Джорди, подкупающего дикарей и распространяющего среди них оружие, чтобы умерить мятежные настроения регуляторов, либералов и будущих республиканцев.

В какой-то момент эта маска должна упасть, чтобы обнаружить в нем волка в овечьей шкуре – мятежника и предателя. Но когда? Он буднично подумал о том, будет ли к тому времени назначена цена за его голову и если да, то какая.

С шотландцами проблем может и не быть. Какими бы упертыми и злопамятными они ни были, он один из них. Когда придет время, личная симпатия смягчит гнев от его предательства.

Нет, он больше волновался из-за индейцев – к ним он пришел как агент короля. Как объяснить им эту внезапную перемену? Более того, как сделать это так, чтобы они остались его союзниками. Они-то наверняка расценят это как предательство в худшем случае, а в лучшем – как очень подозрительное поведение. Вряд ли его убьют, но как, во имя всего святого, втянуть их в мятеж, когда они наслаждаются стабильными и плодотворными отношениями с Его Величеством.

Господи, еще ведь был Джон. Что он скажет своему другу, когда придет время? Убедит его логическими доводами и риторикой, что он тоже должен поменять сторону? Джейми выпустил воздух сквозь сжатые зубы и отчаянно мотнул головой, пытаясь, совершенно безуспешно представить Джона Грея, старого солдата, экс-губернатора, воплощенный дух верности и чести, внезапно объявляющим себя мятежником и республиканцем.

Он продолжал шагать, еще некоторое время раздираемый этими противоборствующими образами, но постепенно обнаружил, что прогулка успокаивает его воспаленный ум, а мирный день дарит легкость. До ужина еще хватит времени сходить порыбачить с маленьким Джемом. Солнце светило ярко, но под деревьями скапливалась влажность, сулившая первый выводок мух и мошек у воды. Он всем существом ощущал, что ближе к закату поднимется форель.

С такими мыслями он встретил свою дочь чуть ниже Риджа. Его сердце подпрыгнуло при виде ее волос, струившихся по спине красным золотом.

– Ciamar a tha thu, a nighean[101]? – спросил он, целуя в щеку.

– Tha mi gu math, mo athair[102], – ответила она, улыбаясь. Но он заметил тревожную морщинку на ее гладком лбу, словно мошка на поверхности пруда с форелью.

– Я тебя ждала, – сказала она, беря его под руку. – Хотела поговорить с тобой до того, как завтра ты уйдешь к индейцам. – В ее тоне было что-то, из-за чего все мысли о рыбе вылетели у него из головы.

– Да?

Она кивнула, но, кажется, ей было трудно подобрать слова – это был еще более тревожный симптом. Но он не мог помочь ей, пока не узнает, о чем речь в общих чертах, так что он поощрительно молчал, шагая с ней рядом. Рядом пересмешник практиковался в своем искусстве, перебирая весь репертуар. Эта птица жила в ветвях красного кедра за домом: Джейми распознал ее голос, потому что время от времени она прерывала свою трель и выводила нечто сильно напоминающее ночные песнопения Адсо.

– Когда ты говорил с Роджером про индейцев, – наконец выдавила Брианна, поворачиваясь к нему, – он упоминал что-нибудь вроде Дороги Слез?

– Нет, – заинтригованно отозвался он. – Что это?

Она поморщилась, чуть опуская плечи, – знакомый жест.

– Я предполагала, что он мог об этом не вспомнить. Он рассказал тебе все, что знал об индейцах и революции, не так уж много, это не его специализация, но это случилось… случится позже, уже после революции. Так что он мог решить, что это неважно. Может, так и есть.

Она колебалась, как будто надеясь, что он скажет ей, что это неважно. Но он молча ждал. Она вздохнула и опустила глаза на свои ступни. На ней были сандалии без чулок, и ее длинные голые пальцы были покрыты дорожной пылью. Вид ее голых ступней вызывал в нем странную смесь гордости за их изящную форму и смутного стыда за размер, но, поскольку он был в ответе за обе характеристики, то не имел права жаловаться.

– Примерно через шестьдесят лет, – сказала Бри наконец, глядя в землю, – американское правительство выдворит чероки с их земли и переселит их. Очень далеко – в место под названием Оклахома. Это примерно тысяча миль отсюда, сотни индейцев умрут в дороге от голода и истощения. Вот почему они назвали это, вернее назовут, Дорогой Слез.

Джейми был впечатлен перспективой того, что появится правительство, которому подобное будет под силу, и сказал об этом. Она бросила на него недобрый взгляд.

– Они смошенничают. Им удастся уговорить некоторых вождей на сделку, они пообещают им награду и новый статус, но не выполнят обещаний.

Джейми пожал плечами.

– Так обычно и ведут себя правительства, – мягко заметил он. – Зачем ты рассказываешь мне это, девочка? Я буду, хвала Господу, уже мертв, когда все это начнется.

Лицо ее на мгновение изменилось, когда он упомянул о своей смерти, и Джейми тут же пожалел о своем легкомыслии. Однако прежде, чем он успел извиниться, Бри расправила плечи и продолжила:

– Я рассказываю тебе, потому что думаю, что ты должен знать, – объяснила она. – Не все чероки уйдут – некоторые из них укроются в горах, и армия не найдет их.

– Да?

Она повернула голову и взглянула на него трогательно и искренне: глаза, направленные на него, были копией его собственных.

– Ты не понимаешь? Мама рассказала тебе о Каллодене. Ты не смог это остановить, но ты сохранил Лаллиброх. И своих людей, твоих арендаторов. Потому что ты знал.

– О господи, – сказал он, с ужасом осознавая, что она имеет в виду.

Воспоминания нахлынули на него: ужас, отчаяние и неопределенность того времени, немое оцепенение, которое сопровождало его в тот последний роковой день.

– Ты хочешь, чтобы я сказал Птице.

Она потерла рукой лицо и покачала головой.

– Я не знаю. Я не знаю, должен ли ты сказать ему и станет ли он вообще тебя слушать. Но мы с Роджером говорили об этом после того, как ты спросил его об индейцах. И я думала об этом… и это кажется неправильным – знать и ничего не сделать. Поэтому я подумала, что лучше поговорить с тобой.

– О, ясно, – ответил он немного безразлично.

Он и прежде замечал у совестливых людей привычку избавляться от ответственности, поручая решение проблем кому-то другому, но смог удержаться от едкого комментария. В конце концов, вряд ли она могла поговорить с Птицей сама.

Как будто переговоры с чероки до сих пор были такими простыми, подумал он с иронией. Теперь ему нужно заниматься спасением будущих поколений дикарей? В довершение всего пересмешник пронесся буквально у него над ухом, крича, как наседка. Это было так неуместно, что он засмеялся. А потом понял, что ничего другого ему не оставалось. По крайней мере пока.

Брианна смотрела на него с любопытством.

– Что ты намерен делать?

Джейми медленно, с наслаждением потянулся, чувствуя, как мышцы спины натягиваются на костях, он ощущал каждую – он был жив. Солнце катилось за горизонт, уже начали готовить ужин. Этим вечером ему ничего не нужно делать.

– Я собираюсь на рыбалку, – сказал он, улыбаясь своей прелестной, необычной и непростой дочери. – Приведи мне малыша, хорошо? Я возьму удочки.

* * *

От Джеймса Фрэзера, эсквайра. Ридж Фрэзера.

Лорду Джону Грею, Плантация Маунт Джосайя.

2 апреля 1774 года.

Милорд,

Утром я отправляюсь с визитом к чероки и потому оставляю это письмо моей жене, чтобы она передала послание мистеру Хиггинсу в его следующий визит, который вместе с посылкой должен будет доставить корреспонденцию Вам лично в руки. Рассчитываю на Вашу доброту и заботу о моей семье, обращаясь к Вам за любезностью продать предмет, который вы найдете в посылке. Подозреваю, что Ваши связи позволят Вам сторговать лучшую цену, чем если я сам займусь продажей. К тому же Вам удастся совершить сделку, не привлекая лишнего внимания. Надеюсь по возвращении изложить Вам причины моих действий вкупе с некоторыми размышлениями философского толка, которые могут Вам показаться интересными. До тех пор доверьтесь мне.

Ваш любящий друг и покорный слуга, Дж. Фрэзер

Глава 42Генеральная репетиция

Бобби Хиггинс тревожно поглядывал на меня из-за кружки с пивом.

– Прошу прощения, мэм, – сказал он. – Но вы же не думаете подвергнуть меня еще какой-нибудь процедуре? Черви исчезли, в этом я уверен. А другое… ну, то, – он покраснел и заерзал по скамье, – там все в порядке. Я ем кучу бобов и регулярно пускаю газы, и больше никаких лезвий я не чувствую.

Джейми частенько говорил, что у меня все на лице написано, но проницательность Бобби меня впечатлила.

– Приятно слышать, – сказала я, уклоняясь от ответа. – У тебя цветущий вид, Бобби.

Так оно и было. Его бледность и истощенность исчезли, щеки алели здоровым румянцем, а глаза блестели. На ослепшем глазу не появилось бельма, и он не блуждал беспорядочно. У него должна была сохраниться способность различать цвет и формы предметов. Этот факт убедил меня в том, что первоначальный диагноз – частичное отслоение сетчатки – был верен.

Бобби слабо кивнул и отхлебнул из кружки, не отводя от меня глаз.

– Так и есть, мэм. Я отлично себя чувствую.

– Замечательно. Ты, случайно, не знаешь свой вес, Бобби?

Выражение опаски исчезло с его лица и сменилось сдержанной гордостью.

– Так уж вышло, что знаю, мэм. В прошлом месяце я перевозил овчину на речной порт для его светлости, там был торговец, у которого были весы, чтобы измерять табак, рис или куски индиго. Мы с еще парой ребят спорили, сколько весит то и это и… В общем, во мне десять стоунов и четыре фунта[103], мэм.

– Очень хорошо, – сказала я одобрительно. – Судя по всему, повар лорда Джона отлично тебя кормит.

Когда я впервые увидела парня, то в нем не могло быть больше ста десяти фунтов[104]. Сто сорок четыре фунта было все еще недостаточно для мужчины ростом в шесть футов, но тем не менее прогресс был налицо. К тому же было большой удачей, что он в точности знал свой вес.

Конечно, если я не поспешу, он легко наберет еще пару стоунов: миссис Баг вознамерилась превзойти индейского повара лорда Джона (о котором мы были наслышаны), так что в тарелке у Бобби уже оказались яйца, лук, оленина и кусочек свиного пирога, и это не говоря уже о корзинке ароматных кексов, стоявшей перед ним.

Лиззи, сидевшая рядом со мной, взяла один из них и намазала его маслом. Я с удовлетворением заметила, что у нее тоже вполне здоровый вид – на щеках румянец. Как бы то ни было, нужно будет не забыть взять у нее кровь, чтобы проверить активность малярийных паразитов. Я это проверну, когда она будет без сознания. Нет никакой возможности узнать ее точный вес, к сожалению, но она навряд ли весит больше семи стоунов[105], хрупкое создание.

Теперь Роджер и Бри на другой чаще весов… Роджер должен весить по крайней мере сто восемьдесят пять фунтов[106], Бри, наверное, сто пятьдесят[107]. Я взяла кекс, обдумывая, как лучше все устроить. Роджер, разумеется, согласится на это, если я его попрошу, но Бри… Здесь нужно проявить осторожность. В десять лет ей удалили гланды под наркозом, и все это ей не очень понравилось. Если она узнает, что я задумала, и станет высказываться на эту тему, то может спугнуть остальных подопытных кроликов.

Окрыленная своим успехом в изготовлении эфира, я не подумала о том, насколько сложно будет проверить мое изобретение на практике. Мистер Кристи вполне мог быть упрямым засранцем, как Джейми иногда его называл, но он был не одинок в своем неприятии перспективы внезапно оказаться без сознания.

Мне казалось, что отсутствие боли по умолчанию желанно, но не для людей, которые никогда с этим не сталкивались. У них не было подходящего контекста, в который они могли бы поместить такой опыт, и хотя они вряд ли считали эфир папистскими проделками, предложение целиком избавиться от боли расходилось с представлениями о священном устройстве мира.

К счастью, Бобби и Лиззи были целиком мне преданы, так что я была убеждена, что мне удастся уговорить их – или применить тонкую манипуляцию – на эксперимент. Если позже они отзовутся об этом положительно… Но отношения с арендаторами – это только полдела.

Моя идея была вызвана необходимостью испробовать эфир на нескольких субъектах, скрупулезно описывая результаты. Испуг перед рождением Анри-Кристиана продемонстрировал мне, насколько безалаберна была моя подготовка. Мне нужно было понимать, в какой пропорции с весом использовать эфир, насколько длительный эффект бывает от разных доз и какова глубина наркоза. Последнее, чего бы мне хотелось, – это проводить полостную операцию и, будучи по локоть в чьих-нибудь кишках, обнаружить, что пациент с воплем очнулся.

– Вы снова это делаете, мэм. – Бобби, неспешно уплетая ужин, изогнул бровь и сузил глаза, глядя на меня.

– Что? Что делаю? – Я изобразила невинность, принимаясь за кусок пирога со свининой.

– Наблюдаете за мной. Как удав за кроликом перед тем, как наброситься на него. Так ведь? – обратился он к Лиззи.

– Да, так, – согласилась Лиззи, лукаво мне улыбаясь. – Но так уж она смотрит. А из тебя получится большой кролик, Роджер. – Будучи шотландкой, она произнесла это слово с сильным акцентом, заставив Бобби рассмеяться и поперхнуться кексом.

Миссис Баг заботливо похлопала его по спине, Бобби судорожно глотал воздух с покрасневшим лицом.

– Ну, что стряслось с ним на этот раз? – спросила она, обойдя его и c подозрением сощурив глаза. – У тебя опять запоры, парень?

– Опять? – спросила я.

– О нет, мэм, – прохрипел он. – Боже упаси! Это было только раз, когда я наелся неспелых яблок. – Он поперхнулся, закашлялся и выпрямился, прочищая горло.

– Прошу вас, мы можем не говорить о моем кишечнике, мэм? – попросил он жалобно. – Хотя бы за завтраком.

Я чувствовала, как Лиззи рядом со мной затряслась от беззвучного смеха, но она при этом скромно смотрела в свою тарелку, чтобы не смущать Бобби еще сильнее.

– Ну конечно, – сказала я с улыбкой. – Я надеюсь, ты задержишься у нас на пару дней, Бобби?

Он приехал днем раньше, привезя с собой обычный набор газет и писем от лорда Джона вместе с восхитительным подарком для Джемми – музыкальной табакеркой, присланной из Англии стараниями сына лорда Джона, Уилли.

– О да, мэм, – заверил он меня с набитым кексом ртом. – Его светлость сказал, что я должен привезти письмо от мистера Фрэзера, значит, мне нужно его дождаться, так ведь?

– Конечно. – Джейми с Йеном отправились к чероки неделю назад, скорее всего, им понадобится еще не меньше недели – довольно времени для моих экспериментов.

– Я могу что-то сделать для вас, мэм? – спросил Бобби. – То есть я хочу сказать, что я здесь, а мистер Фрэзер и мистер Йен нет. – В его голосе звучало удовлетворение – он отлично ладил с Йеном, но не было сомнений в том, что он ни с кем не желал делиться вниманием Лиззи.

– Вообще-то да, – отозвалась я, накладывая себе каши. – Раз уж ты упомянул об этом, Бобби…

К тому моменту, когда я закончила излагать свои планы, Бобби все еще выглядел здоровым, но уже не таким цветущим.

– Усыпить меня, – неуверенно повторил он. Он искоса взглянул на Лиззи, у которой на лице тоже было написано некоторое сомнение, но она слишком привыкла выполнять странные просьбы, чтобы протестовать.

– Ты уснешь совсем ненадолго, – заверила я его. – Скорее всего ты даже не заметишь.

Лицо его выражало скептицизм, и я видела, как он ищет какую-нибудь отговорку. Однако я предвидела такое развитие событий и достала свой козырь.

– Это не только для меня, чтобы я могла измерить дозу. Я не могу оперировать и контролировать наркоз одновременно. По крайней мере, это будет непросто. Мальва Кристи будет мне помогать, ей нужна практика.

– О, – произнес Бобби задумчиво. – Мисс Кристи. – По его лицу промелькнуло легкое мечтательное выражение. – Что ж, мне не хотелось бы подвести мисс Кристи.

Лиззи издала один из тех коротких и глубоких гортанных шотландских звуков, который умудрился вместить в себя усмешку, презрение и отчетливое неодобрение.

Бобби недоуменно взглянул на нее, кусочек пирога застыл на вилке.

– Ты что-то сказала?

– Кто, я? – отозвалась она. – Конечно, нет.

Она резко поднялась, держа перед собой фартук, аккуратно стряхнула крошки в очаг и повернулась ко мне.

– Когда вы думаете этим заняться? – спросила она требовательно, добавив красноречивое «мэм».

– Завтра утром. Процедуру нужно проводить на голодный желудок, так что мы сделаем все до завтрака.

– Отлично! – сказала она и промаршировала на выход.

Бобби моргнул ей вслед и недоуменно повернулся ко мне.

– Я что-то сказал?

Мы с миссис Баг понимающе переглянулись.

– Ничего такого, парень, – сказала она, накладывая ему еще яичницы. – Ешь-ка. Тебе понадобятся силы.

* * *

По моей инструкции Брианна с ее ловкими руками сделала маску из дубовых щепок. Это была достаточно простая конструкция: нечто вроде двойного каркаса, скрепленного так, чтобы половинки можно было разъединить и в середину поместить слой ткани, а затем скрепить снова. Эта штука напоминала бейсбольную маску кетчера, которая закрывает нос и рот.

– Капни столько эфира, чтобы материя полностью пропиталась и стала влажной, – инструктировала я Мальву. – Нам нужен быстрый результат.

– Да, мэм. О, пахнет странно, правда? – Она начала капать эфир в маску, чуть отвернув лицо в сторону и осторожно принюхиваясь.

– Да. Осторожно, не вдыхай слишком много сама, – сказала я. – Не хотелось бы, чтобы ты отключилась прямо посреди операции.

Она рассмеялась, но послушно держала маску на расстоянии вытянутой руки.

Лиззи храбро согласилась быть первой, очевидно, с намерением переключить внимание Бобби с Мальвы на себя. Трюк сработал. Она лежала беспомощная, без чепца, ее мягкие светлые волосы соблазнительно рассыпались по подушке, а Бобби сидел рядом и трогательно держал ее за руку.

– Ну что ж, начнем. – У меня были минутные песочные часы – лучший вариант из имеющихся, чтобы отмерять время. – Осторожно положи маску ей на лицо. Лиззи, просто глубоко вдохни и считай со мной. Раз… Два… Боже, до чего быстрый эффект, верно?

Девушка сделала один глубокий вдох – ее грудь заметно поднялась, а на выдохе обмякла, как мертвая камбала. Я спешно перевернула песочные часы и подошла измерить ее пульс. Он был в норме.

– Подожди немного. Ты почувствуешь, когда она начнет приходить в себя – нечто вроде вибрации в теле, – объясняла я Мальве, одновременно наблюдая за Лиззи и за временем. – Положи руку ей на плечо… Вот здесь, чувствуешь?

Мальва кивнула, буквально подрагивая от нетерпения.

– Добавь две-три капли.

Она исполнила мое указание, затаив дыхание, и Лиззи с легким вздохом, похожим на то, как воздух выходит из проколотой шины, снова провалилась в наркотический сон.

Голубые глаза Бобби стали абсолютно круглыми, но он по-прежнему яростно цеплялся за руку Лиззи.

Я измерила время до пробуждения еще раз или два, а потом позволила Мальве погрузить ее в более глубокий сон. Я держала скальпель наготове и тут же уколола палец Лиззи. Бобби судорожно вдохнул, когда на поверхности показалась кровь, переводя обеспокоенный взгляд с алой капли на безмятежное лицо девушки и обратно.

– Почему она ничего не чувствует? – воскликнул он. – Посмотрите, у нее ни один мускул не дернулся.

– Именно так, – отозвалась я с чувством глубокого удовлетворения. – Она ничего не будет чувствовать, пока не очнется.

– Миссис Фрэзер говорит, мы можем всерьез кого-нибудь разрезать, – проинформировала Бобби Мальва. – Добраться до той части, которую нужно вытащить, и пациент ничегошеньки не почувствует!

– Ну, по крайней мере до того момента, когда человек придет в себя, – довольно подтвердила я. – После, к сожалению, они почувствуют боль. Но это на самом деле удивительная вещь, – добавила я мягче, глядя в отсутствующее лицо Лиззи.

Я оставила девушку под наркозом, пока проверяла свежий образец крови, а затем сказала Мальве снять маску. Меньше чем через минуту ее веки задрожали. Она с любопытством огляделась вокруг и повернулась ко мне.

– Когда вы думаете начать, мэм?

Несмотря на заверения Бобби и Мальвы, что она по всем признакам выглядела мертвее мертвого последнюю четверть часа, Лиззи отказывалась верить в это, заявляя, что такого быть не могло. При этом объяснить саднящий палец и следы свежей крови она не могла.

– Ты помнишь маску у тебя на лице? – спросила я. – Помнишь, как я сказала тебе сделать глубокий вдох?

Она неуверенно кивнула.

– Да, помню. И помню, что на секунду почувствовала, будто задыхаюсь. Но в следующее мгновение я увидела, как вы все смотрите на меня.

– Что ж, похоже, единственный способ убедить ее, это продемонстрировать все наглядно, – сказала я, улыбаясь трем раскрасневшимся юным лицам. – Бобби?

Бобби, страстно желающий продемонстрировать Лиззи, как обстояло дело, запрыгнул на стол и послушно лег, хотя вена на его тонкой шее часто пульсировала, пока Мальва капала эфир в маску. Он сделал глубокий судорожный вдох, когда она накрыла его лицо. Чуть нахмурившись, он сделал еще один, и еще, и наконец обмяк. Лиззи ошарашенно прижала руки ко рту.

– Иисус, Иосиф и Мария! – воскликнула она.

Мальва захихикала, наслаждаясь произведенным эффектом. Лиззи посмотрела на меня круглыми от изумления глазами, потом обратно на Бобби. Склонившись к его уху, она позвала его по имени – безрезультатно, потом подхватила его руку и осторожно потрясла. Рука безвольно задергалась от ее усилий. Она тихонько вскрикнула и оставила попытки. Лиззи выглядела довольно взволнованной.

– Он больше не может проснуться?

– Не проснется, пока мы не уберем маску, – надменно ответила ей Мальва.

– Да, но не нужно никого держать под наркозом дольше необходимого, – добавила я. – Слишком долгая анестезия вредит пациентам.

Мальва послушно позволила Бобби вернуться на грань сознания, а затем еще несколько раз погрузила в глубокий сон. Я тем временем делала замеры времени и дозы. Во время последнего замера я подняла глаза и увидела, что она напряженно и настойчиво всматривается в лицо Бобби, как будто сосредотачиваясь на чем-то. Лиззи ушла в противоположный угол комнаты и села на табурет, заплетая волосы в косу, чтобы убрать их под чепец. Очевидно, вид Бобби без сознания внушал ей тревогу.

Я встала и забрала маску у Мальвы из рук, откладывая ее в сторону.

– Отличная работа, – сказала я негромко. – Спасибо.

Она покачала головой, лицо ее сияло.

– О, мэм! Это было… Я никогда не видела ничего подобного. Это такое чувство! Как будто мы убили его, а потом воскресили. – Она развела руки в стороны, глядя на них полубессознательно, как будто удивляясь, как ей удалось сотворить такое чудо. Потом она сжала ладони в маленькие кулачки и заговорщицки улыбнулась мне.

– Думаю, я поняла, почему отец называет это проделками дьявола. Случись ему увидеть, что это такое… – Мальва посмотрела на Бобби, который уже начал шевелиться, – он бы сказал, что никто, кроме Господа, не имеет права делать подобное.

– Вот как, – отозвалась я довольно сухо. Судя по блеску в глазах, вероятная реакция ее отца на то, чем мы занимались, была одним из главных преимуществ участия в эксперименте. На мгновения я ощутила сочувствие к Томасу Кристи.

– Эм… возможно, в этом случае отцу лучше об этом не знать, – сказала я.

Она улыбнулась, обнажив маленькие острые белые зубы, и закатила глаза.

– Не тревожьтесь об этом, мэм, – заверила она меня. – Он запретит мне приходить, если только узнает…

Бобби открыл глаза, повернул голову набок и изверг поток рвоты, прекращая нашу дискуссию. Лиззи вскрикнула и поспешила к нему, начав суетиться вокруг. Она вытерла ему лицо и дала немного бренди. Мальва с видом превосходства осталась стоять рядом.

– О, но до чего странно, – повторил Бобби, кажется, в десятый раз, озадаченно приложив руку ко рту. – Я видел ужасную, ужасную вещь… Всего мгновение. Потом меня стошнило, и все закончилось.

– Какую такую ужасную вещь? – с любопытством спросила Мальва. Он посмотрел на нее, вид у него был неуверенный и чуть испуганный.

– Так и описать трудно, сказать по правде, мисс. Она была… темная. Фигура, что ли. Я подумал, что это женщина, но… чудовищная, – беспомощно закончил он.

Это был плохой знак. Галлюцинации нередко появлялись как побочный эффект от наркоза, но я не ожидала, что такое может случиться при настолько маленькой дозе.

– Ну, думаю, это был просто ночной кошмар, – сказала я успокаивающе. – Ты ведь уже понял, что это форма сна, так что нет ничего удивительного в том, что люди видят сны время от времени.

К моему удивлению, Лиззи на это затрясла головой.

– О нет, мэм, это совсем не похоже на сон. Ведь когда спишь, то твою душу охраняют ангелы, так что нечисть не может до нее добраться. Но это… – нахмурившись, она несколько мгновений рассматривала бутыль с эфиром, которая теперь была надежно заткнута пробкой, а потом подняла глаза на меня. – Я думала о том, куда отлетает душа…

– Эмм… – промычала я. – Ну, надо думать, она просто остается с твоим телом. Должна. То есть я хочу сказать, ты ведь не умираешь под наркозом.

Но Бобби и Лиззи решительно замотали головами в ответ.

– Не остается, – сказала Лиззи. – Когда спишь, ты все еще здесь. А с этим, – она указала на маску, и смутная тревога исказила ее тонкие черты, – тебя здесь нет.

– Это правда, мэм, – подтвердил Бобби. – Ты уже не здесь.

– Думаешь, души попадают в лимб – туда же, куда уходят души некрещеных младенцев? – спросила Лиззи обеспокоенно.

Мальва резко, не по-женски фыркнула.

– Лимба не существует, – сказала она. – Это все папские придумки.

От такого богохульства рот Лиззи непроизвольно открылся, к счастью, Бобби ее отвлек, почувствовав головокружение и необходимость прилечь. Казалось, Мальва была решительно настроена продолжить спор, но не ушла дальше повторения слов: «Папа… папские…». Она стояла, покачиваясь взад и вперед с приоткрытым ртом, моргая время от времени. Я перевела глаза на Лиззи, только чтобы увидеть ее остекленевший взгляд. Она широко зевнула и хлопнула на меня слезящимися глазами.

Я вдруг обнаружила, что и сама начинаю чувствовать легкое головокружение и слабость.

– Господи! – Я выхватила маску у Мальвы из рук и поспешно усадила девушку на табурет. – Нам нужно срочно от этого избавиться, а не то мы все потеряем сознание.

Я раскрыла маску, вытащила влажную прокладку из ваты и на вытянутой руке вынесла ее наружу. После этого я распахнула все окна в операционной, чтобы впустить свежий воздух и уберечь нас от отравления газом, но от эфира было не так-то просто избавиться. Тяжелее, чем воздух, он опускался на пол и собирался там в газовые озерца. Выгнать его без вентилятора или другого похожего приспособления представлялось довольно трудным. Возможно, мне придется оперировать на открытом воздухе, если эфир нужно будет использовать на протяжении долгого времени.

Я положила вату на камень, чтобы она просохла, и вернулась назад, надеясь, что они все слишком одурманены, чтобы продолжать философские дебаты. Мне совсем не хотелось, чтобы они продолжали думать в этом направлении. Если по Риджу пойдут разговоры о том, что эфир разлучает душу с телом, то никто и ни за что не позволит мне использовать анестезию, независимо от того, насколько отчаянной будет ситуация.

– Ну что ж, спасибо всем за помощь, – сказала я с улыбкой, входя в комнату. К моему облегчению, все трое выглядели вполне здоровыми. – Мы с вами сегодня сделали кое-что очень полезное и важное. Теперь вы все можете заняться своими делами, а я приберусь здесь.

Мальва и Лиззи замялись на мгновение, ни одна из них не хотела оставлять Бобби сопернице, но под нажимом моих выразительных взглядов обе неохотно двинулись на выход.

– Когда состоится ваша свадьба, мисс Уэмисс? – спросила Мальва непринужденно и достаточно громко, чтобы Бобби мог услышать вопрос. Мальва и без того это знала, как и всякий на Ридже.

– В августе, – холодно ответила Лиззи, подняв свой маленький носик на полдюйма. – Сразу после жатвы, мисс Кристи. – И тогда я стану миссис Макгилливрей, говорило ее удовлетворенное выражение, а вы – мисс Кристи – так и останетесь никому не нужной.

Не сказать, чтобы Мальва была не способна привлекать внимание молодых мужчин, – просто ее отец и брат решительно удерживали поклонников на расстоянии.

– Желаю вам всяческого счастья в замужестве, – ответила Мальва. Она бросила взгляд на Бобби Хиггинса, снова посмотрела на Лиззи и улыбнулась, сама невинность под ее строгим белым чепцом.

Бобби остался сидеть на столе, глядя вслед девушкам.

– Бобби, – сказала я, удивленная глубоким задумчивым выражением на его лице, – фигура, которую ты видел под наркозом, – ты ее узнал?

Он посмотрел на меня, но его взгляд сразу скользнул в сторону, к открытой двери, как будто он не мог оторвать глаз от пустого проема.

– О нет, мэм, – ответил он таким по-скаутски честным тоном, что я сразу поняла, что он врет. – Совсем нет!

Глава 43Скитальцы

Они остановились напоить лошадей на краю маленького озера, которое индейцы называли Густые Камыши. Стоял теплый день, они привязали лошадей, разделись и зашли в воду, напоенную весной и потому ледяную. Вода была достаточно холодной, чтобы привести все органы чувств в состояние легкого шока и, по крайней мере на мгновение, отогнать мрачные мысли Джейми о записке от Джона Стюарта, индейского суперинтенданта Южного округа, которую привез ему Макдональд.

Записка была довольно лестная: Стюарт хвалил Джейми за предприимчивость и оперативность в деле привлечения Снежных Птиц в сферу британского влияния, но дальше он говорил о необходимости более активных действий, ссылаясь на собственный успешный опыт участия и руководства в выборе новых вождей в племенах чокто и чикасо, в его случае это был конгресс, который он сам же и устроил два года назад.

«…Рвение и целеустремленность кандидатов за медали и награды были настолько велики, насколько вообще можно себе представить; развернувшаяся борьба ничем не уступала тому, как в цивилизованных странах честолюбивые и амбициозные мужи добиваются почестей и повышений. Я принял все меры к тому, чтобы узнать все об участниках и назначить на службу самых достойных, тех, кто желает установить порядок и убедить эту нацию присоединиться к Британии и следовать ее интересам. Я настоятельно советую вам добиваться подобного положения среди чероки».

– О да, – сказал Джейми вслух, выныривая посреди камышей и стряхивая воду с волос. – Видимо, я должен свергнуть Чискву, убив его, а потом подкупить их всех и сделать вождем Резчика Трубок.

Это был самый маленький и невзрачный индеец из всех, что Джейми приходилось видеть. Он с отвращением фыркнул и нырнул снова, подняв фонтан брызг и между делом проклиная Стюарта и его самоуверенность. Его слова поднимались на поверхность большими серебристыми пузырями и там растворялись как по волшебству в ярком дневном свете. Джейми снова вынырнул, жадно глотнул воздух и задержал дыхание.

– Что это было? – тревожно спросил голос неподалеку. – Это они?

– Нет, – отозвался второй. – Их только двое, я вижу обоих. Вон там, гляди.

Джейми открыл рот и задышал как можно тише, пытаясь уловить слова сквозь удары колотящегося сердца. Он понимал их, но какое-то время не мог вспомнить, что это за язык. Индейцы, верно. Но это не чероки, это… Тускарора, вот кто!

Он уже несколько лет не говорил ни с кем из тускарора. Почти все племя ушло на север из-за эпидемии кори, которая унесла много жизней. Они хотели воссоединиться со своими «отцами» – могавками на землях Лиги ирокезов[108].

Эти двое спорили шепотом, но достаточно близко, чтобы разобрать их речь. Они были всего в паре футов от него, скрытые густой порослью камыша и рогоза высотой в человеческий рост.

Куда делся Йен? Джейми услышал отдаленный плеск на другом конце озера и, осторожно повернув голову, краем глаза увидел, как они с Ролло играют в воде. Пес погрузился по самую холку и плавал вокруг. Если не знать, что это собака, а Ролло не почувствовал чужаков и не залаял, то они выглядели, как двое пловцов.

Так, вероятно, и решили индейцы – две лошади, значит, двое мужчин, и оба на безопасном расстоянии. Вызывая довольно много шума, они потихоньку начали двигаться в сторону лошадей.

Джейми ощущал некоторый соблазн позволить им подступиться к Гидеону и посмотреть, насколько далеко им удастся зайти. Но они могли дать деру только с лошадью Йена и с вьючным мулом, а Клэр не переживет, если он позволит им увести Кларенса. Ощущая себя в весьма уязвимом положении, Джейми нагишом стал пробираться сквозь камыши, морщась от их жестких скребущих прикосновений, потом прополз через рогоз и вылез на прибрежную грязь.

Если бы они догадались обернуться, то увидели бы, как трясется рогоз, – но все их внимание было сосредоточено на добыче. Он видел, как они шныряют в высокой траве на опушке, поглядывая вокруг, но совсем не в том направлении.

Всего двое, в этом он теперь был уверен. Судя по тому, как двигаются, молодые и не очень опытные. Он не мог рассмотреть, вооружены ли они. Покрытый грязью, он заскользил на животе по густой траве к кустам. Ему нужна была палка, и срочно. В сложившихся обстоятельствах, конечно же, ничего, кроме прутьев и сгнивших веток, не попадалось под руку. За неимением лучшего Джейми схватил увесистый камень, но потом ему повезло: он приметил сломанную ветром ветку кизила, болтающуюся на дереве неподалеку. Индейцы тем временем подобрались к мирно обедающим лошадям. Гидеон приметил их и резко поднял голову. Он продолжал жевать, но с подозрением пригнул уши. Кларенс, более дружелюбно настроенный, тоже увидел пришельцев и поднял голову, подрагивая ушами.

Джейми воспользовался шансом и, когда Кларенс издал приветственный клич, оторвал ветку и выдал ворам свое присутствие, заорав что было сил:

– Tulach Ard[109]!

Два диких взгляда метнулись в его сторону, и один вор бросился наутек, только длинные волосы развевались на ветру. Другой последовал за ним, но сильно прихрамывал. Парень оступился и упал на одно колено. Он тут же поднялся, но недостаточно быстро, – Джейми с яростью хлестнул его веткой по ногам, уложив навзничь, и тут же навалился сверху, вдавливая тяжелое колено в область почек. Парень издал сдавленный стон и замер, парализованный болью. Джейми нащупал в траве брошенный им камень и на всякий случай хорошенько стукнул его за ухом. Сразу после этого он бросился вслед за первым беглецом, который почти добрался до леса, но замешкался, встретив преграду в виде окаймленного скалами ручья. Парень уже пробирался сквозь заросли осоки, Джейми видел, как он бросил полный ужаса взгляд туда, где Йен и Ролло плыли в его сторону со скоростью и сноровкой бобров.

Индеец мог добраться до леса, если бы внезапно его нога не застряла в жидкой грязи. Он качнулся вбок, и Джейми настиг его: оба заскользили по грязи, сцепившись. Парень был молодой и жилистый и извивался как угорь. Джейми, воспользовавшись преимуществом роста и веса, уложил его на землю, и они вместе покатились по осоке и грязи, охая и пыхтя. Индеец схватил Джейми за волосы и потянул так, что на глазах выступили слезы, он в ответ ударил того по ребрам и, когда противник ослабил хватку, сильно боднул его. Их лбы встретились с тупым неприятным звуком, который отозвался болью в черепе. Тела расцепились, и Джейми перекатился на колени – голова кружилась, глаза были полны слез, он едва мог различать предметы вокруг. В сером тумане он услышал вскрик боли. Ролло предупреждающе гавкнул, а потом перешел на глубокое угрожающее рычание. Джейми зажмурил один глаз и приложил руку к пульсирующему лбу. Он разглядел, что парень лежит в грязи на спине, а Ролло стоит у него на груди, обнажив клыки. Послышались шлепки босых ног по мелководью, а следом возник запыхавшийся Йен.

– Ты в порядке, дядя Джейми?

Джейми отнял руку ото лба и посмотрел на пальцы. Крови нет, хотя он готов был поклясться, что череп раскололся надвое.

– Нет, – ответил он. – Но у меня дела получше, чем у него, Иисус.

– Ты убил второго?

– Не думаю. Боже всемогущий.

Опустившись на четвереньки, он прополз пару метров и исторг содержимое желудка в траву. Он слышал, как Йен позади него на языке чероки требует у индейца назвать себя и сказать, есть ли у них сообщники.

– Они тускарора, – сказал Джейми. Голова по-прежнему пульсировала, но он чувствовал себя немного лучше.

– Вот как? – Йен был удивлен, но тут же перешел на кайенкехака. Юный пленник, и так до смерти напуганный Ролло, побледнел как полотно, когда увидел татуировки Йена и услышал из его уст наречие могавков. Кайенкехака был из одной языковой семьи с тускарора, и молодой индеец явно понимал Йена, потому что начал отвечать, заикаясь от страха. Они здесь одни. Его брат мертв?

Джейми прополоскал рот и плеснул воды себе на лицо. Так-то лучше, хотя под левым глазом надувалась шишка размером с утиное яйцо.

– Брат?

Да, отвечал парень, его брат. Если они не собираются убивать его прямо сейчас, может он пойти посмотреть на него? Он был ранен.

Йен переглянулся с Джейми, получая согласие, и отозвал Ролло. Чумазый пленник кое-как поднялся на ноги и, запинаясь, двинулся вдоль берега в компании собаки и двух совершенно голых шотландцев.

Второй индеец действительно был ранен – из-под повязки на ноге сочилась кровь. Она была сделана из рубашки, худой и истощенный торс был обнажен. Джейми поглядывал на пленников по очереди: обоим было не больше двадцати, скорее даже меньше, лица искажены от постоянного недоедания и усталости, одеты в обноски.

Лошади отошли чуть в сторону, испугавшись драки, но одежда шотландцев по-прежнему висела на кустах, там, где они ее оставили. Йен натянул штаны и пошел к седельным сумкам, чтобы принести еду и питье. Джейми одевался медленнее, с интересом рассматривая молодого индейца, который беспокойно ощупывал брата.

Это были индейцы тускарора, он подтвердил догадку. У того, что был здоровее, было длинное имя, которое означало нечто вроде «Игра света на воде весной», его брата звали «Гусь, который подбадривает вожака во время полета», или просто Гусь.

– Что с ним произошло? – Джейми натянул рубашку через голову и кивнул, чуть поморщившись, на порез у Гуся на ноге, нанесенный, судя по виду, чем-то вроде топора.

Свет на воде сделал глубокий вдох и на секунду прикрыл глаза. У него на голове тоже набухала заметная шишка.

– Цалаги, – сказал он. – Нас было слишком мало. Остальные мертвы или взяты в плен. Вы ведь не отдадите нас им, господин? Пожалуйста.

– Цалаги? Какие?

Свет покачал головой. Этого он не мог сказать. Его группа выбрала остаться, когда деревня двинулась на север, но они не преуспели. У них было недостаточно людей, чтобы защищать общину и охотиться. Без защиты другие забирали их урожай и женщин. Они становились все беднее и в конце концов стали промышлять воровством и попрошайничеством, чтобы пережить зиму. Многие умерли от холода и болезней, а оставшиеся переходили с места на место, иногда устраиваясь где-то на пару недель, но гораздо более сильные чероки постоянно разгоняли свежие поселения. Пару дней назад они столкнулись с группой воинов чероки, которые застали их врасплох: они убили большую часть общины и забрали с собой нескольких женщин.

– Они забрали мою жену, – сказал Свет дрожащим голосом. – Мы хотели… вернуть ее.

– Они, конечно, убьют нас, – слабо, но с энтузиазмом заговорил Гусь. – Но это неважно.

– Разумеется, – отозвался Джейми, невольно улыбаясь. – Вы знаете, куда они ушли?

Братья знали направление, в котором исчезли всадники, и следовали за ними, чтобы найти деревню. В этой стороне, сказали они, и махнули в сторону ущелья. Йен посмотрел на Джейми и кивнул.

– Птица, – сказал он. – Или, возможно, Лисица.

Бегущая Лисица был военным вождем деревни, хорошим воином с некоторым недостатком воображения – но этого воображения хватало на двоих.

– Поможем им? – спросил Йен на английском. Его ровные брови вопросительно поднялись, но Джейми понял, что вопрос был риторический.

– Да, думаю, что так. – Он осторожно потер лоб, кожа вокруг шишки была натянутой и чувствительной. – Но сперва давай-ка поедим.

* * *

Вопроса о том, можно ли это осуществить, не стояло. Загвоздка была только в том, как. Оба, Джейми и Йен, отбросили предложения братьев о похищении.

– Они убьют вас, – заверил Йен.

– Мы не возражаем, – ровно ответил Свет.

– Разумеется, нет, – сказал Джейми. – Но как насчет твоей жены? Она останется одна в таком же бедственном положении.

Гусь рассудительно кивнул.

– Он прав, – сказал он своему отчаянному брату.

– Мы можем попросить ее, – предложил Джейми. – Попросить ее как жену для тебя. Птица о тебе хорошего мнения, скорее всего он отдаст ее тебе.

Он шутил только наполовину. Если никто еще не взял молодую женщину в жены, то человека, чьей рабыней она стала, можно было убедить отдать ее Йену, которого очень уважали. Йен бегло улыбнулся, но покачал головой.

– Нет, лучше мы ее выторгуем. Или… – Он задумчиво посмотрел на индейцев, которые последовательно доедали остатки пищи из седельных сумок. – Может, попросим Птицу принять их к себе?

Эту мысль стоило обдумать. Ведь как только они получат девушку, она окажется в такой же незавидной ситуации, как братья, – будет вынуждена голодать и скитаться вместе с ними.

Но братья нахмурились и замотали головами.

– Еда – это хорошо, – сказал Гусь, облизывая пальцы. – Но мы видели, как они убивали нашу семью, наших друзей. Если бы мы не видели их смертей собственными глазами, то это было бы возможно. Но…

– Понятно, – отозвался Джейми и на мгновение ощутил укол легкого изумления от того, что и вправду их понимал. Очевидно, он провел больше времени среди индейцев, чем ему казалось.

Братья многозначительно переглянулись между собой. Решение было принято, и Свет изобразил в сторону Джейми жест уважения.

– Мы ваши рабы, – заметил он робко. – Вам решать нашу судьбу. – Он деликатно замолк, ожидая вердикта.

Джейми потер лицо ладонью, раздумывая о том, что все же он провел недостаточно времени среди индейцев. Йен не улыбался, но излучал нечто вроде слабого смешливого довольства.

Макдональд рассказывал ему истории о военных кампаниях времен франко-индейской войны. Солдаты, бравшие индейцев в плен, обычно либо убивали их, чтобы продать скальпы, либо продавали в рабство. Это происходило каких-то десять лет назад: перемирие с тех пор неоднократно нарушалось, и одному Богу известно, сколько индейцев превратили своих пленников в рабов, если только они не решали по каким-то своим индейским причинам вместо этого принять их в племя или убить.

Джейми поймал двоих тускарора, а значит, согласно обычаю, они теперь были его рабами. Он прекрасно понял, что предлагал Свет, – Джейми должен был «усыновить» братьев и, без сомнения, девушку вместе с ними, когда они ее вернут. И как, ради всего святого, он в это ввязался?

– Ну, сейчас спроса на их скальпы не будет, – заметил Йен. – Хотя, думаю, ты можешь продать их Птице. Но много за них ты не получишь – они слишком тощие и слабые.

Братья бесстрастно смотрели на него, ожидая решения. Свет внезапно рыгнул и сам удивился звуку. Йен засмеялся низким скрипучим смехом.

– Ой, я не могу ничего такого сделать, и вы трое прекрасно это знаете, – сказал Джейми довольно резко. – Нужно было бить тебя сильнее, было бы одной проблемой меньше, – сказал он Гусю, который широко улыбнулся в ответ, демонстрируя выбитые зубы.

– Да, дядя, – сказал он, низко кланяясь в знак уважения. Джейми недовольно фыркнул, но тускарора предпочли не обратить на звук внимания.

Значит, медали. Макдональд привез ему сундук, доверху набитый медалями, пуговицами, дешевыми латунными компасами, стальными лезвиями для ножей и прочим блестящим мусором. Власть вождей была напрямую связана с их популярностью, а популярность росла пропорционально их возможности раздавать подарки. Британские индейские агенты укрепляли свое влияние, снабжая «богатствами» тех вождей, которые изъявляли желание стать союзниками Короны.

Он взял с собой только две сумки такого подкупа, остальное осталось дома для последующих поездок. Джейми был уверен, что взятого хватит, чтобы выкупить миссис Свет, но сделка серьезно истощит его запасы, так что ему будет нечего предложить в других племенах. Так не пойдет. Значит, нужно будет отправить Йена назад, чтобы он привез еще. Но только после того, как он договорится о выкупе, в этом деле ему понадобится помощь парня.

– Что ж, с девушкой мы разберемся, – сказал Джейми, поднимаясь. Он тут же ощутил приступ головокружения. – Но я не возьму их на Ридж.

Три лишних рта – это последнее, что ему было нужно.

Глава 44Скотчи

Организация выкупа оказалась, как он и предполагал, вопросом цены и умения торговаться. В итоге миссис Свет досталась им относительно дешево – они отдали за нее шесть медалей, четыре ножа и компас. И это с учетом того, что он не видел ее до того, как сделка была заключена. Если бы видел, можно было бы сэкономить еще больше: она оказалась маленькой рябой девчушкой лет четырнадцати с небольшим бельмом на глазу.

Хотя, подумалось ему, о вкусах не спорят. Оба, Гусь и Свет, были готовы умереть за нее. Без сомнения, у нее было доброе сердце или какое-нибудь другое ценное качество, например таланты в постели. Он вдруг удивился собственным мыслям и посмотрел на нее внимательнее. Это было не очевидно, но теперь, когда он вгляделся, то понял, что в ней было это странное очарование – редкий дар, которым обладают немногие женщины. Такое очарование лежало за пределами возраста, внешности или ума, но оно мгновенно возбуждало в мужчинах желание схватить ее и…

Джейми заставил себя выбросить из головы непотребный образ. Он знал нескольких таких женщин, большинство из них были француженками. Не единожды ему приходило в голову, что французские корни виной тому, что его жена обладает этим желанным, но опасным даром.

Он видел, как Птица внимательно рассматривает девушку, явно сожалея, что расстался с ней так легко. К счастью, возвращение охотников отвлекло его от этих мыслей – последние прибыли с гостями. Это были чероки из Племени за Холмом, далеко от дома в горах Теннесси. С ними был мужчина, о котором Джейми много слышал, но никогда не встречал до сегодняшнего дня, – некий Александр Кэмерон, которого индейцы называли Скотчи. Это был смуглый человек средних лет с обветренным лицом. От индейцев он отличался только густой бородой и формой носа, который был длинным и как будто пытливым. Он жил с чероки с пятнадцати лет, его жена была чероки, и он был в племени на хорошем счету. Он тоже был индейским агентом и хорошо знаком с Джоном Стюартом. Его присутствие здесь, за двести миль от дома, заставило нос Джейми, такой же длинный и пытливый, трепетать от любопытства.

Интерес был определенно взаимным: Кэмерон разглядывал Джейми, и в его глубоко посаженных глазах блестели ум и хитрость в равной мере.

– Красноголовый Убийца Медведей, так-так! – воскликнул он, тепло пожимая Джейми руку и затем заключая его в объятия по индейскому обычаю. – Я слышал про тебя такие байки, что мне до смерти хотелось познакомиться и узнать, правда ли все это.

– Сомневаюсь, – ответил Джейми. – Последняя из тех, что я слышал, была про то, как я завалил сразу троих медведей, последнего на дереве, куда он меня загнал после того, как сжевал мою ногу.

Кэмерон невольно опустил взгляд на ноги Джейми, потом поднял глаза и взорвался от хохота, его черты исказились в таком искреннем веселье, что Джейми поймал себя на том, что и сам готов рассмеяться.

Было, конечно, еще не время говорить о бизнесе. Охотники принесли с собой добычу – лесного бизона, и теперь тушу разделывали для предстоящего пиршества: печень достали, чтобы тут же подпалить на огне и съесть, кусок нежного мяса со спины начали запекать с луком, а сердце, как сказал ему Йен, они четверо – Джейми, Кэмерон, Птица и Бегущая Лиса – должны были разделить между собой как вожаки.

После того как печень была съедена, они отправились в дом Птицы и там пили пиво час или два, пока женщины готовили. Как это бывает, в какой-то момент Джейми оказался снаружи по зову природы и безмятежно справлял нужду у дерева, когда рядом с ним оказался Александр Кэмерон и стал расстегивать штаны с тем же намерением. Казалось естественным, хотя Кэмерон явно это предвидел, немного пройтись вместе после, наслаждаясь вечерней прохладой после дымной хижины, и обсудить то, что представляло интерес для обоих: Джона Стюарта, например, и работу Южного округа, индейцев, разницу между вождями из разных племен и как вести с ними дела. Они гадали, кто может стать будущим лидером и удастся ли созвать большое собрание в течение года.

– Ты, наверное, задаешься вопросом, – начал Кэмерон довольно обыденно, – что я здесь делаю?

Джейми чуть повел плечами, признавая свой интерес и одновременно обозначая готовность деликатно оставить расспросы о делах Кэмерона. Кэмерон фыркнул.

– Ну что ж, никакого секрета тут нет. Это Джеймс Хендерсон, вот в чем тут дело… Ты, может, слыхал это имя?

– Слыхал. Хендерсон был главным судьей в Верховном суде Северной Каролины, пока восстание регуляторов не заставило его покинуть свой пост и выпрыгнуть из окна, спасаясь от разъяренной толпы.

Состоятельный человек, которому была к тому же дорога собственная шкура, Хендерсон оставил всякие служебные амбиции и занялся увеличением своего богатства. А именно, он желал купить крупный участок земли у чероки из Теннесси и основать там поселение.

Джейми бросил взгляд на Кэмерона, мгновенно оценив всю сложность ситуации. Во-первых, эта земля пролегала далеко за Линией соглашения, Хендерсон, заключая подобную сделку, демонстрировал, если такая показушность была вообще необходима, насколько слабой была власть Короны в последнее время. Попросту говоря, Хендерсон считал нарушение договора Его Величества мелким пустяком и не ожидал никаких последствий или вмешательства в его дела. Во-вторых, чероки держали землю в коллективной собственности, как все индейцы. Вожди могли и продавали землю бледнолицым, пренебрегая такими юридическими тонкостями, как чистый титул[110], но все же им надлежало постфактум получить одобрение племени. Одобрение никак не влияло на сделку, которая к тому времени уже была заключена, но могло привести к свержению вождя и крупным неприятностям для нового собственника, который честно заплатил за покупку или считал, что честно, как бывало в подобного рода делах.

– Джон Стюарт, разумеется, в курсе всего, – сказал Джейми, и Кэмерон несколько самодовольно кивнул.

– Неофициально, как вы понимаете, – добавил он.

Разумеется, нет. Суперинтендант по делам индейцев едва ли мог участвовать в подобном предприятии официально. В то же самое время на неофициальном уровне такая инициатива найдет поощрение, потому что покупка подспудно, но неоспоримо усилит британское влияние на индейские племена. Джейми размышлял, получит ли Стюарт какую-то личную выгоду от сделки. У него была хорошая репутация, и он не был замечен в коррупции, но у него вполне могла быть какая-то тайная мотивация. Впрочем, даже не имея личной финансовой заинтересованности, он мог официально закрыть глаза на это соглашение исключительно ради продвижения интересов департамента.

Что до Кэмерона… Джейми не мог сказать наверняка, но был бы очень удивлен, если бы оказалось, что мужчине ничего не причитается от такого жирного куска. Джейми не знал, на чьей стороне был Кэмерон – индейцев, среди которых жил, или англичан, к которым принадлежал по праву рождения. Он сомневался, что кто-нибудь знал правду, включая самого Кэмерона. Какими бы ни были его стратегические интересы, нынешние цели были ясными. Он хотел, чтобы сделка была одобрена племенами чероки или по крайней мере встречена равнодушно, при этом нужно было обеспечить популярность и поддержку его ручным вождям среди простых индейцев, так чтобы Хендерсон смог осуществить свои планы, не сталкиваясь с излишней агрессией среди местного населения.

– Я, конечно, не буду об этом упоминать еще день или два, – сказал ему Кэмерон, и Джейми кивнул. В таких делах нужно было придерживаться определенного ритма.

Но, конечно, Кэмерон сообщил ему, чтобы он мог поддержать тему, когда она будет поднята. Кэмерон считал помощь Джейми чем-то само собой разумеющимся. Никакого явного обещания, что ему перепадет часть от доли Хендерсона, не звучало, но в том и не было необходимости – это была та самая благоприятная возможность, которая могла принести выгоды индейскому агенту, вот почему такие должности считались лакомым кусочком.

Учитывая то, что Джейми знал о ближайшем будущем, у него не было ни интереса, ни надежд в отношении покупки Хендерсона, однако эта тема дала ему возможность просить услугу за услугу. Он деликатно кашлянул.

– Ты видал девчушку тускарора, которую я купил у Птицы?

Кэмерон засмеялся.

– Да. И он не может понять, на кой она тебе сдалась, – говорит, ты не взял ни одну из девушек, которых он присылал согреть твою постель. Она, конечно, не красотка, но…

– Дело не в этом, – поспешил заверить его Джейми. – Во-первых, она замужем. Я привел с собой двоих тускарора, она принадлежит одному из них.

– Вот как? – Нос Кэмерона дернулся от любопытства, почуяв какую-то историю. Джейми ждал этой возможности с тех пор, как встреча с Кэмероном подала ему идею. Он в красках описал произошедшее с весьма удовлетворительным результатом – Кэмерон согласился взять трех бездомных тускарора с собой и устроить их будущее в Племени за Холмом.

– Мне это не впервой, – сказал он Джейми. – Их все больше и больше – крошечные остатки того, что раньше было целыми деревнями, даже племенами, – скитающихся по всей стране, голодных и нищих. Ты, может, слыхал о племени догаш?

– Нет.

– И вряд ли услышишь, – сказал Кэмерон, покачав головой. – Их осталось не больше десятка. Они приходили к нам прошлой зимой, предлагали себя в качестве рабов, только так они могли пережить холода. Нет, об этом не беспокойся, дружище, – заверил он, заметив выражение лица Джейми. – Тускарора не станут рабами, даю слово.

Джейми кивнул, выражая благодарность, довольный тем, как все уладилось. Они отошли на некоторое отдаление от деревни и теперь стояли близко к краю ущелья. Впереди, насколько хватало глаз, лес покрывал бесконечные горные хребты, уходя вдаль перекатами, как фантастическая небесная пашня богов, чьи борозды темны и задумчивы под звездным небом.

– Разве может хватить людей, чтобы населить все это? – сказал он, внезапно оглушенный видом. И все же запах дыма и жареного мяса висел в воздухе – люди обживали эти места, хоть их было не так уж много.

Кэмерон задумчиво покачал головой.

– Они пришли сюда и продолжают прибывать. Мои люди приехали из Шотландии. Ты тоже, – добавил он, и белые зубы блеснули в бороде. – И не собираешься назад, бьюсь об заклад.

Джейми улыбнулся, но не ответил. Какое-то странное чувство появилось у него в животе от этой мысли. Он не собирался назад. Он попрощался с Шотландией на борту «Артемиды», прекрасно понимая, что скорее всего, это его последний взгляд на родные берега. И все же мысль о том, что он никогда больше не ступит на шотландскую землю, прежде не появлялась у него в голове так отчетливо. Крики «Скотчи, Скотчи» вернули их на землю, и он повернулся, чтобы пойти обратно в деревню вслед за Кэмероном, все время размышляя о том, какая невероятная пустота осталась у него за спиной и какая пугающая пустота разверзлась внутри.

* * *

Они курили той ночью после изобильного ужина, ритуально почитая сделку между Джейми и Птицей, и в честь визита Кэмерона. Когда трубка прошла по кругу дважды, они начали рассказывать истории. Истории о набегах и битвах. Изнуренный тяжелым днем, по-прежнему с пульсирующей головой, захмелевший от елового пива и обильной еды и чуть одурманенный дымом, Джейми намеревался только слушать. Может, это были мысли о Шотландии, которые Кэмерон ненароком всколыхнул своей фразой. Но в какой-то момент воспоминания стали приходить к нему, и, когда возникла очередная ожидаемая пауза, он с удивлением услышал свой голос, который рассказывал о Каллодене.

– И там возле стены я увидел мужчину, которого знал, его звали Макалистер. Он был окружен врагами. Он бился с ружьем и мечом, но оружие подвело его – лезвие сломалось, а щит раскололся на груди.

Дым от трубки достиг его обоняния, он поднял ее и глубоко затянулся, как будто пил запахи болота, затуманенного дождем и дымом того памятного дня.

– Враги были все ближе, они хотели убить его. Тогда он поднял кусок металла, дышло от телеги, и им уложил шестерых. – Джейми поднял обе руки, показывая пальцы в качестве иллюстрации. – Шестерых, прежде чем им удалось его сломить.

Послышались ахи и одобрительные щелчки языков.

– Ну а ты сам, Убийца Медведей, скольких ты убил в той битве?

Дым горел в его груди, жег глаза, и на мгновение Джейми ощутил на языке горький запах пушечной стрельбы, а не сладкий табак. Он видел, видел, как наяву, мертвого Алистера Макалистера, лежащего у его ног в окружении тел, одетых в красное: одна сторона головы раздроблена, круглый изгиб плеча будто светится сквозь ткань рубашки, так она промокла.

Он был там, на поле, едва чувствуя влагу и холод на коже, дождь хлещет в лицо, его собственная рубашка намокает и тут же сохнет, поддаваясь его внутреннему жару.

А потом он больше уже не стоял на Друмосси и только спустя несколько секунд услышал сдавленные вздохи вокруг. Джейми увидел лицо Роберта Высокое Дерево, все его морщины заострились, сжались от удивления. Только тогда он посмотрел вниз и увидел, как все его десять пальцев сжимаются и разжимаются, четыре пальца правой снова вытягиваются без его ведома. Большой палец неуверенно шевелится. Он смотрел на это действо завороженно, пока наконец не пришел в себя и сжал правую ладонь так крепко, как только мог, и накрыл ее левой, как будто пытаясь заглушить воспоминания, которые с такой поразительной внезапностью пронзили его руку. Джейми поднял глаза и увидел, как внимательно Высокое Дерево всматривается в его лицо, старые темные глаза посуровели и сузились под нахмуренными бровями, потом старик взял трубку, глубоко вдохнул и, наклонившись вперед, пустил дым ему в лицо. Высокое Дерево сделал это дважды, и гул сдержанного одобрения прокатился по хижине. Джейми взял трубку и повторил этот почтительный жест, потом передал трубку по кругу, отказываясь продолжать рассказ.

Они не заставляли его, похоже, увидев и поняв тот шок, что он чувствовал.

Шок. Нет, даже не это. Он чувствовал чистое изумление. Потихоньку, ненароком он подглядел эту картинку с Алистером. Боже, это было там. Он осознал, что задерживает дыхание, чтобы не чувствовать запах крови и раздавленных кишок. Он вдыхал мягкий дым и медный привкус закаленных тел. Ему вдруг захотелось зарыдать от внезапной тоски по холодному, резкому запаху Шотландии, пропитанному ароматами торфа и дрока.

Александр Кэмерон сказал что-то, но Джейми не мог ответить. Йен, заметив заминку, наклонился вперед, чтобы сказать за него, и они засмеялись. Йен посмотрел на него с любопытством и вернулся к разговору, начав историю о знаменитой игре лакросс, в которую он играл с могавками. Джейми сидел безмолвно, окутанный дымом.

Четырнадцать человек. И он не помнил ни одного лица. И еще неуверенно поднятый большой палец. Что он хотел этим сказать? Что он бился с еще одним, но не добил парня? Ему было страшно даже думать об этих воспоминаниях, он не знал, что с ними делать. В то же время он ощущал благоговейный трепет и, несмотря ни на что, был благодарен за возвращение этих мелочей.

* * *

Было очень поздно, большинство мужчин разошлись по домам или с комфортом растянулись внутри, уснув у огня. Йен вышел, но не вернулся. Кэмерон сидел у огня, раскуривая собственную трубку, хотя они курили по очереди с Птицей.

– Я скажу вам одну вещь, – резко начал Джейми, прервав сонную тишину, – вам обоим. – Птица лениво и вопросительно приподнял одну бровь, одурманенный табаком.

Он не знал, что станет говорить об этом. Думал подождать, потянуть время – если вообще говорить. Может, дело было в тесноте хижины, в темной интимности костра или в табаке. Может, дело было в узах родства, с теми, кого тоже ждет участь изгнанников. Как бы то ни было, он заговорил; теперь у него не было выбора, кроме как сказать им то, что ему известно.

– Женщины моей семьи… – Джейми запнулся, не зная подходящего слова на чероки. – Они те, что видят во снах грядущее. – Он кинул взгляд на Кэмерона, который, похоже, воспринял это серьезно, кивнул и закрыл глаза, чтобы втянуть дым поглубже в легкие.

– Значит, у них бывают видения? – спросил он с умеренным любопытством.

Джейми кивнул, это было подходящее объяснение.

– Они видели кое-что, касающееся цалаги. Обе, моя жена и дочь, видели это.

Птица встрепенулся, услышав это. Сны были важны, если двое видели один и тот же сон, ему придавалось большое значение.

– Мне больно говорить об этом, – искренне сказал Джейми. – Через шестьдесят лет цалаги будут изгнаны из этих мест в новые земли. Многие погибнут в пути, так что эту дорогу назовут… – он споткнулся на слове «слезы», не вспомнил его и закончил иначе. – Дорогой, где они рыдали.

Птица сжал губы, как будто чтобы втянуть дым, но трубка курилась у него в руке.

– Кто это сделает? – спросил он. – Кто посмеет?

Джейми глубоко вдохнул – здесь начинались сложности. И все же, когда дошло до дела, все вышло куда легче, чем он думал.

– Это будут бледнолицые, но не люди короля Джорджа.

– Французы? – Кэмерон произнес это со скептицизмом, но нахмурился, пытаясь понять, как это может произойти. – Или, может, они имеют в виду испанцев? Испанцы поближе будут, хоть их совсем немного.

Испания по-прежнему владела землями к югу от Джорджии и частью Индианы, но англичане крепко держали Джорджию – вероятность того, что испанцы пойдут на север, была очень незначительной.

– Нет, не испанцы и не французы. – Джейми хотелось, чтобы Йен был рядом по нескольким причинам, но его не было, так что Джейми продолжал бороться с языком цалаги, который был интересным, но он мог свободно говорить на нем только о простых вещах и об очень ограниченном будущем.

– Они сказали мне, мои женщины… – Он замялся, подыскивая слова. – Вещи, которые они видели в своих снах, эти вещи сбудутся, если они касаются многих. Но они думают, что их можно избежать, если они касаются нескольких или только одного.

Птица озадаченно моргнул. Ничего удивительного. Джейми мрачно принялся объяснять заново.

– Есть большие вещи, а есть маленькие. Большая вещь – это великая битва, или восхождение великого вождя. Хоть это и один человек, он возвышается благодаря голосам многих. Если мои женщины видят большие вещи, то они сбываются. Но в любой большой вещи участвуют много людей. Одни говорят – делай это, другие говорят – делай то. – Джейми зигзагообразно махнул рукой в одну сторону, потом в другую, и Птица кивнул.

– Так вот. Если многие люди говорят «делай это», – он резко ткнул пальцами влево, – тогда это происходит. Но что будет с людьми, которые говорят «делай то»? – И он указал большим пальцем вправо. – Эти люди смогут выбрать другой путь.

Птица захмыкал, как обычно делал, когда был чем-то удивлен.

– Значит, может случиться, что будут те, кто не пойдет? – резко спросил Кэмерон. – Они смогут укрыться?

– Надеюсь, что так, – просто отозвался Джейми.

Они посидели в тишине какое-то время, каждый мужчина смотрел в огонь, каждый смотрел в свое будущее или прошлое.

– Эта твоя жена, – наконец сказал Птица в глубоком раздумье, – ты за нее дорого заплатил?

– Я отдал за нее почти все, что имел, – сказал он с какой-то тоскливой иронией, которая заставила остальных рассмеяться. – Но она того стоила.

* * *

Было очень поздно, когда Джейми пошел в гостевой дом. Луна взошла, и небо дышало бесконечным спокойствием, звезды пели друг другу в бесконечности ночи. Каждый мускул тела ныл от боли, он так устал, что споткнулся на пороге. Но инстинкты по-прежнему работали, и он скорее почувствовал, чем увидел, как кто-то двигается на тахте.

Боже, Птица по-прежнему не сдавался. Что ж, сегодняшней ночью это неважно, он может лежать обнаженным рядом с выводком молодых девушек и все равно будет спать как убитый. Слишком уставший, чтобы испытывать раздражение, он попытался вежливо ее поприветствовать. Она поднялась.

В отсветах костра стояла зрелая женщина, ее волосы заплетены в седые косы, белое платье из оленьей кожи раскрашено и украшено иглами дикобраза. Он узнал Голоса в Лесу, одетую в ее лучшее платье. Птица совсем вышел из берегов со своими шутками – он послал Джейми собственную мать.

Джейми окончательно забыл весь язык цалаги, какой знал. Он открыл рот, но так ничего и не сказал. Женщина слабо улыбнулась и протянула руку.

– Иди сюда и ляг, Убийца Медведей, – сказала она. Ее голос был мягким и низким. – Я пришла, чтобы вытащить змей из твоей головы.

Она потянула его на тахту и уложила головой себе на колени. Потом она уверенно расплела волосы и распустила их перед собой, их прикосновение успокаивало пульсирующую голову и болезненную шишку на брови. Он не имел представления о том, сколько ей может быть лет, но пальцы ее оказались сильными и выносливыми – она мелкими ритмичными движениями по кругу массировала его скальп, виски, места за ушами и затылок. Голоса в Лесу бросила в огонь зубровку и еще какие-то травы. Дыра для дымохода исправно работала, и он видел, как белый столб дыма поднимается вверх, очень спокойно, но внутри он казался живым, подвижным. Женщина что-то напевала, шептала какую-то песню, было сложно разобрать слова. Он наблюдал, как бессловесные формы поднимаются вверх в столбе дыма и чувствовал, как тело тяжелеет, члены наполняются мокрым песком, словно оно превращается в мешок с песком перед наступающим наводнением.

– Говори, Убийца Медведей, – сказала она очень мягко, прерывая свое пение. В руке у нее лежал деревянный гребень, он ощутил, как его изношенные закругленные зубцы ласкают кожу головы.

– Я не могу… призвать твои слова, – сказал Джейми, спотыкаясь о каждый звук языка цалаги и потому говоря очень медленно. В ответ женщина тихонько фыркнула.

– Слова не важны, как и язык, на котором ты говоришь, – сказала она. – Просто говори, я пойму.

И он с запинками начал говорить – на гэльском, потому что это был единственный язык, который не требовал усилий. Он знал, что должен говорить о том, что у него на сердце, и начал с Шотландии – с Каллодена. Он начал с горя. С потерь. Со страха.

И в своем монологе он повернулся от прошлого к будущему, где три этих слова маячили снова, как холодные призраки, выступающие из тумана, глядящие на него своими пустыми глазами.

Среди них был еще один призрак – призрак Джека Рэнделла – он почему-то стоял сразу по обе стороны от Джейми, сбивая его с толку. Эти глаза не были пустыми, на призрачном лице светилась жизнь. Он его все-таки убил или нет? Если да, ходил ли призрак за ним по пятам? Если нет, преследовала ли его мысль о том, что он не отмщен, была ли потеря памяти остроумной насмешкой над его неудовлетворенностью?

Пока он говорил, он как будто поднялся над телом и теперь смотрел на себя, спокойно лежащего с открытыми глазами, взгляд обращен вверх, волосы темно поблескивают, рассыпавшись, как нимб, вокруг головы, пряди светятся серебром, выдающим его годы. Он увидел себя в этом пограничном состоянии, отдельно от всего. Он был один. Он был в мире с собой.

– Я не держу зла на сердце, – сказал он, слушая, как звучит собственный голос – медленно и издалека. – То зло меня больше не трогает. Может прийти другое, но не это. Не здесь. Не сейчас.

– Я понимаю, – прошептала женщина и продолжила расчесывать его волосы, пока белый дым неслышно поднимался в небо.

Глава 45Порча в крови

Июнь 1774 года

Я распрямилась над грядкой, сидя на коленях, и потянулась, уставшая, но счастливая. Спина ныла, колени скрипели, как несмазанные дверные петли, под ногти забилась земля, мокрые волосы прилипли к шее и щекам, но молодые побеги стручковой фасоли, лука, репы и редиса были посажены, капуста прополота и прорежена, а дюжина больших кустов арахиса – выкорчевана из земли и развешена на ограде для просушки, в безопасности, защищенная от мародерствующих белок.

Я подняла глаза к солнцу – по-прежнему над каштанами. Достаточно времени до ужина, чтобы успеть сделать еще пару дел. Я поднялась на ноги и окинула взглядом свое маленькое королевство, размышляя, чем лучше теперь заняться. Проредить мелиссу и кошачью мяту, которые угрожали захватить дальний угол сада? Притащить пару корзин хорошо перепревшего навоза из кучи за сараем? Нет, это мужская работа.

Заняться травами? Три куста французской лаванды уже доходили мне до колена: тонкие стебли увенчивали густые синие соцветия; тысячелистник тоже стоял в полном цвету, вытянув к солнцу розовые, белые и желтые кружевные зонтики. Я потерла пальцем под зачесавшимся носом, пытаясь вспомнить, подходящая ли сейчас фаза луны, чтобы срезать тысячелистник. Розмарин и лаванду в любом случае нужно собирать утром, когда эфирные масла вместе с солнцем поднимаются вверх, – позже в течение дня эффект пропадет. Значит, мята. Я потянулась за тяпкой, которую оставила прислоненной к ограде, и увидела маячащее между досками палисада лицо. Сердце подпрыгнуло от неожиданности, и я отпрянула от ограды.

– О! – Мой гость тоже испуганно подался назад. – Bitte, мадам! Я не хотел вас испугать.

Из-за свисающих плетей ипомеи и дикого ямса на меня смущенно смотрел Манфред Макгилливрей. Мы сегодня уже виделись, он принес для Джейми несколько мушкетов, завернутых в холстину.

– Все в порядке. – Я наклонилась, чтобы поднять упавшую тяпку. – Ты ищешь Лиззи? Она в…

– О нет, мадам. Дело в том… могу я поговорить с вами с глазу на глаз, мэм? – неожиданно спросил он.

– Конечно. Проходи в сад, мы поговорим, пока я занимаюсь прополкой.

Он кивнул и пошел к калитке. Что ему может быть от меня нужно? Он был одет в плащ и ботинки, серые от пыли, штаны были сильно измяты. Значит, он какое-то время провел верхом, приехал не из дома и к нам в Большой Дом еще не являлся – миссис Баг бы все вычистила, независимо от его собственных желаний.

– Откуда ты приехал? – спросила я, зачерпнув из ведра воды черпаком и предлагая ему попить. Он жадно выпил всю чашку и вытер рот рукавом.

– Спасибо, мэм. Я был в Хиллсборо, забирал… эээ… кое-что для мистера Фрэзера.

– Вот как? Судя по твоему виду, дорога была долгой, – заметила я мягко.

Выражение глубокого смущения промелькнуло по его лицу. Он был видным парнем, загорелым и привлекательным, как молодой фавн с копной черных курчавых волос, но сейчас, оглядываясь через плечо в сторону дома, как будто в страхе, что нас могут прервать, выглядел невзрачным.

– Я… эм… об этом-то и хотел с вами поговорить.

– О! Что ж… – Я изобразила приглашающий жест, показывая, что он может безбоязненно облегчить душу, и развернулась, собираясь начать полоть, чтобы он не стеснялся говорить. У меня появились кое-какие предположения насчет того, что именно он хочет у меня спросить, хотя я не понимала, какое отношение это может иметь к Хиллсборо.

– Это… мм… это касается мисс Лиззи, – начал он, сложив руки перед собой.

– Да? – ободряюще сказала я, почти убедившись в правильности своих догадок. Я бросила взгляд в западный угол сада, где пчелы радостно жужжали среди высоких желтых зонтиков дауко. Все лучше, чем презервативы образца восемнадцатого века.

– Я не могу жениться на ней, – выпалил он.

– Что? – Я перестала полоть и выпрямилась, глядя на него. Его губы были плотно сжаты, и я поняла: то, что я приняла за смущение, было попыткой спрятать сильное беспокойство и печаль, которые теперь явно отразились в его чертах. – Ну-ка, иди сюда и присядь. – Я подвела его к маленькой скамейке, которую Джейми смастерил для меня в северной части сада под сенью черного эвкалипта.

Манфред сел, свесив голову на грудь и уронив руки на колени перед собой. Я сняла с головы широкополую шляпу, вытерла лицо фартуком и потуже затянула волосы, вдыхая прохладную свежесть эвкалипта и еловых деревьев, которые росли выше по склону.

– Так что случилось? – спросила я деликатно, видя, что он не знает, с чего начать. – Может, ты не уверен, что любишь ее?

Он как-то диковато глянул на меня и снова опустил глаза, внимательно рассматривая свои колени.

– О нет, мэм. То есть я не люблю, но дело не в этом.

– Не в этом?

– Нет. Я хочу сказать, я уверен, что мы бы полюбили друг друга со временем, так говорит mutter. И Лиззи мне нравится, конечно, – поспешно добавил парень. – Па говорит, что Лиззи – чистая душа, и мои сестры очень к ней привязаны.

Я пространно промычала в ответ. У меня с самого начала были сомнения насчет этого союза, и, похоже, они оказались верными.

– Может… есть кто-то другой? – спросила я осторожно.

Манфред медленно покачал головой, я услышала, как он тяжело сглотнул.

– Нет, мэм, – ответил он тихо.

– Ты уверен?

– Да, мэм. – Парень сделал глубокий вдох. – То есть… был другой человек. Но теперь с этим покончено.

Его слова привели меня в замешательство. Если он решил оставить другую девушку – из страха перед матерью или по другой причине, – то что мешало ему жениться на Лиззи?

– Та, другая девушка… она, случаем, не из Хиллсборо? – Кое-что прояснялось. Когда я встретила Манфреда с семьей на собрании, его сестры обменялись понимающими взглядами, когда речь зашла о его поездках в Хиллсборо. Они уже тогда обо всем знали, даже если Уте была не в курсе.

– Да. Поэтому я поехал в Хиллсборо… То есть я должен был поехать из-за… эмм… Но я хотел увидеть… Миру… чтобы сказать, что я скоро женюсь на мисс Уэмисс и поэтому больше не могу ее навещать.

– Мира. – Что ж, по меньшей мере, у нее было имя. Я откинулась назад, задумчиво постукивая башмаком по земле. – Ты хотел ее увидеть. Значит, в итоге этого не произошло?

Он снова покачал головой, и я увидела, как на его пыльные домотканые штаны упала слеза.

– Нет, мэм, – сказал он задушенным голосом. – Я не мог, она умерла.

– Боже, – отозвалась я тихо. – Мне так жаль. – Слезы падали ему на колени, оставляя следы на материи, плечи тряслись, но он не издал ни звука.

Я обняла его, крепко прижав к своему плечу. Его волосы были мягкими и упругими, кожа горела там, где его висок прижимался к моей шее. Я чувствовала беспомощность – он был слишком взрослым, чтобы его могли утешить прикосновения, и, наверное, слишком юным, чтобы прислушаться к словам. Я ничем не могла помочь ему, кроме как обнять. Он обхватил меня за талию и сидел так еще несколько минут после того, как его слезы иссякли. Я продолжала прижимать его к себе, тихонько похлопывая по спине, и одновременно наблюдала за дрожащей на ветру виноградной лозой, обвивающей изгородь, – не идет ли кто-нибудь в сторону моего сада. В конце концов Манфред вздохнул, отпустил меня и выпрямился. Я пошарила в карманах в поисках носового платка и, не найдя его, стянула с себя фартук и отдала его парню, чтобы он мог вытереть лицо.

– Тебе не обязательно жениться прямо сейчас, – сказала я, когда он снова овладел собой. – Будет правильней повременить немного, пока… затянутся раны. Мы можем найти какой-нибудь предлог, чтобы отложить свадьбу. Я поговорю с Джейми…

Но он замотал головой, слезы уступили место решимости.

– Нет, мэм, – сказал он тихо, но отчетливо. – Я не могу.

– Почему?

– Мира была шлюхой, мэм. Она умерла от французской болезни.

Он посмотрел на меня, и за глубокой печалью я увидела в его глазах ужас.

– Думаю, я заразился.

* * *

– Ты уверена? – Джейми опустил на землю копыто, которое обтачивал, и холодно посмотрел на Манфреда.

– Я уверена, – кисло ответила я. – Я заставила Манфреда продемонстрировать мне доказательства. На самом деле я даже взяла с язв соскоб, чтобы проверить все под микроскопом. После этого я сразу привела его к Джейми, едва дождавшись, пока он застегнет штаны.

Джейми пристально смотрел на Манфреда, явно раздумывая, что именно сказать. Манфред, красный как рак от признания и последующего осмотра, не в силах выдержать этот василисков взгляд, опустил глаза вниз, на лежащий на земле обрез копыта, который напоминал полумесяц.

– Мне очень жаль, сэр, – бормотал он. – Я… Я не хотел.

– Надо полагать, вряд ли кто такого хочет, – ответил Джейми. Он глубоко вздохнул и издал утробный рычащий звук, от которого Манфред сжался и попытался втянуть голову в плечи, пытаясь спрятаться в собственной одежде, как если бы внезапно превратился в черепаху.

– Но он поступил правильно, – заметила я, пытаясь как-то сгладить ситуацию. – Я имею в виду сейчас – он сказал правду.

Джейми фыркнул.

– Ну, он не стал бы заражать крошку Лиззи, так? Это было бы куда хуже, чем просто связаться со шлюхой.

– Думаю, иные мужчины предпочли бы молчать о таком, надеясь на авось.

– Да, иные бы так и поступили. – Джейми сузил глаза, глядя на Манфреда, явно ища доказательств тому, что последний мог вполне подойти под описание такого злодея.

Гидеон, которому не нравилось, когда занимались его копытами, и который по этой причине был не в духе, тяжело переступил ногами, чуть не наступив на Джейми. Жеребец дернул головой и издал глубокий рокочущий звук, который отдаленно напоминал недавний рык Джейми.

– Ну что ж. – Джейми отвел взгляд от Манфреда и схватил Гидеона под уздцы. – Отведи его домой, саксоночка. Я закончу здесь и вернусь с Джозефом, тогда решим, как быть дальше.

– Ладно. – Я замялась, сомневаясь, стоит ли заводить разговор в присутствии Манфреда. Я не хотела слишком его обнадеживать, пока не взгляну на соскоб под микроскопом. Спирохеты сифилиса сложно спутать с чем-то другим, но у меня не было маркера, который позволил бы разглядеть их в простой оптический микроскоп, какой был у меня. И хотя у меня были основания думать, что мой домашний пенициллин справится с инфекцией, я не смогу узнать этого наверняка, если не увижу, что спирохеты исчезли из крови. Я ограничила себя фразой:

– Имей в виду, у меня есть пенициллин.

– Я это прекрасно знаю, саксоночка. – Джейми метнул мрачный взгляд с Манфреда на меня. Я дважды спасала ему жизнь с помощью пенициллина, но процесс его не очень воодушевлял. По-шотландски хмыкнув, он снова поднял огромное копыто Гидеона, давая понять, что разговор окончен.

Манфред выглядел ошарашенным и по дороге домой не проронил ни слова. В дверях хирургической он замешкался, тревожно разглядывая ее содержимое, – от сияющего микроскопа к открытому ящику с хирургическими инструментами, а затем в сторону стоящих рядком накрытых чаш, в которых я выращивала колонии пенициллина.

– Входи, – сказала я, но была вынуждена развернуться и потянуть его за рукав, прежде чем он переступил порог. До меня дошло, что прежде он не бывал в хирургической: до дома Макгилливреев отсюда было добрых пять миль, и фрау Макгилливрей сама отлично справлялась с легкими недугами в своей семье.

В настоящий момент я не испытывала особенного сочувствия к Манфреду, но дала ему табурет и спросила, не хочет ли он чашечку кофе. Я подумала, что, пожалуй, можно было бы предложить парню напиток покрепче перед разговором с Джейми и мистером Уэмиссом, но потом решила, что лучше будет, если голова у него останется ясной.

– Нет, мэм, – сказал он и сглотнул, побледнев. – Я хочу сказать, нет, спасибо.

Он выглядел необыкновенно юным и очень испуганным.

– Теперь закатай рукав, пожалуйста. Я собираюсь взять у тебя немного крови, больно не будет. Так как ты познакомился с… эм… юной леди? Мира, так ее зовут?

– Да, мэм. – Его глаза наполнились слезами, когда я назвала ее имя: видимо, он действительно любил ее, бедный мальчик… или думал, что любил.

Он встретил Миру в таверне Хиллсборо. Она казалась особенной, сказал он, и была очень хорошенькой. Когда девушка попросила молодого оружейника заказать ей стакан джина, он согласился, чувствуя себя польщенным.

– В общем, мы немного выпили вместе, и она смеялась надо мной, и… – Он, похоже, не мог объяснить, что происходило после, но наутро он проснулся в ее постели. Это окончательно решило дело, он увлекся и впоследствии хватался за любой предлог, чтобы заехать в Хиллсборо.

– Долго длился этот роман? – спросила я с любопытством.

За неимением нормального шприца для забора крови, я просто проткнула вену на сгибе его локтя ланцетом и подставила маленькую бутылочку.

Судя по всему, добрых два года.

– Я знал, что не смогу жениться на ней, – горячо объяснял он. – Meine Mutter никогда бы… – Он прервался, вдруг замерев, как кролик, заслышавший лай гончих неподалеку. – Gruss Gott! – воскликнул он. – Моя мать!

Меня и саму очень интересовала эта часть истории. Уте Макгилливрей вряд ли будет рада узнать, что ее гордость и отрада, ее единственный сын, заразился стыдной болезнью, да еще такой, которая приведет к разрыву помолвки, которую Уте так долго устраивала, и скорее всего к скандалу, о котором будет знать вся округа. Тот факт, что вообще-то это смертельно опасная болезнь, вероятно, окажется второстепенным.

– Она убьет меня! – сказал он, соскальзывая со стула и торопливо раскатывая рукав.

– Скорее всего нет, – заметила я мягко. – Хотя, должно быть…

В этот момент глубокого душевного напряжения открылась задняя дверь и послышались голоса в кухне. Манфред застыл, темные кудри тревожно дрогнули. Тяжелые шаги застучали по коридору в сторону хирургической, и он, перескочив через всю комнату, перекинул ногу через подоконник и бросился в лес, как олень.

– А ну-ка верни сюда свою глупую задницу! – завопила я в открытое окно.

– Чью задницу, тетушка? – Я повернулась, чтобы увидеть, что шаги принадлежали Йену, – они были тяжелыми, потому что он нес на руках Лиззи Уэмисс.

– Лиззи! Что случилось? Сюда, положи ее на стол. – Я сразу же поняла, что произошло: вернулась малярийная лихорадка. Девушка была без сознания, но тряслась в ознобе, безвольное тело дрожало, как желе.

– Я нашел ее в сыроварне, – сказал Йен, осторожно укладывая Лиззи на стол. – Глухой Бердсли выскочил из ниоткуда, как будто дьявол за ним гнался, увидел меня и втащил внутрь. Она лежала на полу, рядом с опрокинутой маслобойкой.

Это было очень тревожным симптомом: у Лиззи не было приступов некоторое время, но вот уже второй раз малярия обрушивалась на нее внезапно, вызывая почти мгновенный обморок, так что она не могла даже самостоятельно обратиться за помощью.

– Верхняя полка буфета, – скомандовала я Йену, спешно переворачивая Лиззи на бок и распуская шнуровку на платье. – Голубоватая банка… нет, большая.

Он без лишних вопросов схватил ее и открыл крышку, передавая мне.

– Господи, тетя! Что это? – Он сморщил нос от запаха мази.

– Среди прочего желчные ягоды и кора хинного дерева в гусином жире. Возьми немного и начинай втирать ей в ступни.

С озадаченным видом он аккуратно зачерпнул порцию серо-фиолетового крема и начал делать, как я сказала. Маленькая голая ступня Лиззи потерялась между его крупных ладоней.

– С ней все будет в порядке, как ты думаешь, тетя? – Он тревожно вглядывался в лицо девушки. Вид Лиззи обеспокоил бы кого угодно – кожа сероватого, сывороточного оттенка, все тело настолько расслаблено, что нежные щеки вибрируют от озноба.

– Скорее всего. Закрой глаза, Йен. – Я расслабила застежки и завязки и сняла с девушки платье, нижние юбки, мешочек для мелочей и корсет. Перед тем как стянуть рубашку, я накинула на нее плохонькое одеяло, – у Лиззи было всего две рубашки, будет жаль испортить одну из них мазью.

Йен послушно зажмурился, но продолжал методично втирать мазь в ее ноги. Между сдвинутых бровей у него залегла морщинка, выражение озабоченности на мгновение сделало его невероятно похожим на Джейми.

Я подвинула банку к себе, достала немного мази и, засунув руки под одеяло, стала растирать тонкую кожу подмышек, спины и живота. Я четко ощущала контуры ее печени, крупная твердая масса под ребрами. Она была увеличена и, судя по тому, как Лиззи морщилась, довольно чувствительна – там совершенно точно шел воспалительный процесс.

– Можно мне открыть глаза?

– О! Да, конечно. Втирай выше в ноги, пожалуйста, Йен. – Подвигая банку обратно к нему, я заметила какое-то движение в дверях: там, ухватившись за косяк и не сводя глаз с Лиззи, маячил один из близнецов Бердсли. Это, должно быть, Кеси – Йен сказал, глухой Бердсли прибежал за помощью.

– С ней все будет в порядке, – сказала я ему, повысив голос. Он кивнул мне и, бросив горящий взор на Йена, исчез.

– На кого ты тут кричала, тетя Клэр? – Йен поднял на меня глаза, пытаясь одновременно поддержать со мной светский диалог и сохранить положение Лиззи благопристойным. Одеяло было отогнуто, и его большие руки втирали мазь в кожу над ее коленом, большие пальцы повторяли изгибы коленной чашечки, кожа Лиззи казалась такой тонкой, что сквозь нее как будто просвечивал жемчуг кости.

– На кого? О, это был Манфред Макгилливрей, – ответила я, вдруг вспомнив все, что случилось до этого. – Черт! Кровь! – Я подскочила, торопливо вытирая руки о передник. Слава богу, я закупорила бутылочку – кровь внутри по-прежнему была жидкой, но долго это не продлится.

– Займись, пожалуйста, ее руками, Йен, ладно? Мне нужно с этим быстро разобраться.

Он послушно подвинулся, чтобы выполнить, что я попросила. Я тем временем торопливо капала кровь на предметные стекла, проводя по каждому чистым стеклом, чтобы получился мазок. Какой маркер может сработать на спирохетах? Неизвестно. Нужно пробовать все.

Я сбивчиво объяснила Йену, в чем дело, пока вытаскивала бутылки с маркерами из шкафа, делала растворы и помещала в них предметные стекла.

– Сифилис? Бедный парень, он, наверное, сходит с ума от страха. – Йен убрал руку Лиззи, блестящую от мази, под одеяло и осторожно укутал девушку.

Сначала меня удивило его сочувствие, но потом вспомнила причину. Йен подвергался опасности заражения сифилисом несколько лет назад, когда его похитила Гейлис Дункан. Я не была уверена, что он болен, но пролечила его остатками моего пенициллина из двадцатого века, на всякий случай.

– Ты не сказала ему, что можешь вылечить его, тетя?

– У меня не было такой возможности. Хотя, честно говоря, я не уверена, что могу. – Я уселась на табурет и взяла другую руку Лиззи, проверяя ее пульс.

– Не уверена? – Его пушистые брови подпрыгнули. – Ты говорила мне, что я выздоровел.

– Ты – да, – подтвердила я. – Если ты вообще был болен. – Я бросила на него испытующий взгляд. – У тебя ведь никогда не было язв на половых органах? Или чего-то еще?

Он молча помотал головой, темная краска залила его бледные щеки.

– Хорошо. Но пенициллин, который я давала тебе… Он был из моего прошлого. Он был стерильный – очень сильный и эффективный. С этим я никогда не могу быть уверена. – Я махнула рукой в сторону чаш на стойке. – Достаточно ли он действенный, верная ли доза… – Я потерла тыльной стороной ладони под носом, мазь из желчных ягод имела всепроникающий запах.

– Он не всегда работает.

У меня было больше одного пациента с инфекциями, которые не реагировали на мой раствор пенициллина, – хотя в таких случаях со второго раза у меня все равно получалось. В нескольких случаях пациенты выздоравливали до того, как новый раствор был готов. Один раз пациент умер, несмотря на две разных попытки с пенициллиновыми смесями.

Йен медленно кивнул, не отнимая глаз от Лиззи. Первый приступ миновал, и она тихо лежала, одеяло едва двигалось над нежной окружностью ее груди.

– Если ты не уверена… ты ведь не дашь ему на ней жениться?

– Я не знаю. Джейми сказал, что он поговорит с мистером Уэмиссом, чтобы выяснить, что тот думает по этому поводу.

Я поднялась и достала первое стекло из розового раствора, отряхнув с него капли. Я протерла заднюю часть и аккуратно поместила образец в основание микроскопа.

– Что ты ищешь, тетя?

– Штуки, которые называются спирохетами. Это такой тип бактерий, который вызывает сифилис.

– Ооо. – Несмотря на всю серьезность ситуации, я улыбнулась, услышав нотку скептицизма в его голосе. Я уже показывала ему микроорганизмы прежде, но – как и Джейми, как почти все, – он просто не мог поверить, что нечто почти невидимое может причинить столько вреда. Единственным человеком, кто, казалось, искренне верит моим словам, была Мальва Кристи. Но и в ее случае вера объяснялась абсолютным доверием ко мне. Если я что-то говорила, она в этом не сомневалась: это очень ободряло после лет, проведенных с шотландцами, которые с разной долей подозрения прищуривали на меня глаза.

– Думаешь, он отправился домой? Манфред?

– Не знаю, – отсутствующе отвечала я, сосредоточенно двигая стекло взад и вперед. Я хорошо различала красные кровяные тельца, бледные розовые диски лениво плыли в маркерном растворе. Смертельных спиралей не было видно, но это не значит, что их там нет, – просто этот маркер их не выявляет.

Лизи пошевелилась и застонала, и, оглянувшись, я увидела, что она открыла глаза.

– Ну вот, девочка, – мягко сказал Йен и улыбнулся ей. – Уже лучше, да?

– Да? – отозвалась она слабо. Уголки ее губ чуть поднялись, и она вытянула руку наружу, ища его ладонь. Он тут же взял ее в свою и осторожно похлопал.

– Манфред, – сказала она, вертя головой в разные стороны с полуприкрытыми глазами. – Манфред здесь?

– Эм… Нет, – ответила я, обмениваясь обеспокоенным взглядом с Йеном. Что она слышала? – Он был здесь, но… уже ушел.

– О. – Казалось, потеряв интерес, она снова закрыла глаза. Йен смотрел на нее, по-прежнему поглаживая ее ладонь. Его лицо выражало глубокое сочувствие и еще, пожалуй, он что-то подсчитывал в уме.

– Может, стоит отнести девчушку в постель? – спросил он тихо, как будто мог ее разбудить. – А потом я мог бы пойти и поискать?.. – Он наклонил голову в сторону окна, выразительно подняв одну бровь.

– Если тебе не трудно, Йен. – Я замялась, и мои глаза встретились с его, цвета лесного ореха, в которых светилась тревога и тень пережитой боли. – С ней все будет в порядке, – добавила я, пытаясь говорить уверенно.

– Да, будет, – отозвался он твердо и наклонился, чтобы покрепче ее укутать и взять на руки. – Насколько я могу судить.

Глава 46В которой все становится еще хуже

Манфред Макгилливрей так и не вернулся. Зато вернулся Йен, с подбитым глазом, ободранными костяшками и кратким отчетом о том, что Манфред заявил о желании умереть и собирается повеситься. Ну и пусть этот прелюбодействующий сукин сын катится ко всем чертям, пусть его гниющие кишки лопнут, как у Иуды Искариота, – лживый, вонючий мерзавец. После этого он сердито прогрохотал по лестнице, чтобы в тишине постоять рядом с кроватью Лиззи.

Услышав это, я надеялась, что Манфред ляпнул это в приступе отчаяния, не всерьез, и ругала себя за то, что прямо и ясно не сказала ему, что могу его вылечить, даже если это было неправдой. Он ведь не решится…

Лиззи, истощенная горячкой и лихорадочным ознобом, пребывала в полубессознательном состоянии и вряд ли была готова слышать как о побеге своего жениха, так и о причине этого побега. В любом случае, как только она поправится, мне придется задать ей несколько неудобных вопросов, потому что остается вероятность, что они с Манфредом поспешили с брачными обетами, и тогда…

– Ну, есть у этого и светлая сторона, – мрачно заметил Джейми. – Близнецы Бердсли собирались выследить нашего сифилитика и кастрировать его, но теперь, когда они услышали о его намерении повеситься, то великодушно решили, что этого будет достаточно.

– Слава Господу за эти маленькие радости, – сказала я, тяжело садясь к столу. – Они ведь действительно могли бы это сделать. – Братья Бердсли, особенно Джосайя, были первоклассными следопытами и слов на ветер не бросали.

– Даже не сомневайся, – заверил меня Джейми. – Они самым серьезным образом натачивали ножи, когда я нашел их и сказал, что они могут не утруждать себя напрасными хлопотами.

Я подавила невольную улыбку, представив склонившихся над точильным камнем братьев Бердсли с их худыми, смуглыми лицами, нахмурившихся в предвкушении мести, но вспышка сиюминутного веселья мгновенно испарилась.

– О боже. Мы должны рассказать Макгилливреям.

Побледнев от этой перспективы, Джейми кивнул, но сразу отодвинул скамью.

– Мне лучше поехать туда прямо сейчас.

– Нет, сначала подкрепитесь. – Миссис Баг твердо пододвинула к нему тарелку с едой. – Не следует с Уте Макгилливрей иметь дело на пустой желудок.

Джейми заколебался, но, очевидно, нашел ее аргумент заслуживающим внимания, потому что взял вилку и с мрачной решимостью принялся за свиное рагу.

– Джейми…

– Да?

– Может быть, тебе стоит позволить Бердсли выследить Манфреда. Не для того, чтобы навредить ему, конечно. Но мы должны найти его. Он ведь умрет, если не будет лечиться.

Джейми замер с полной вилкой рагу у рта и взглянул на меня исподлобья.

– Да, только если они найдут его, он точно умрет, саксоночка. – Он покачал головой, и вилка добралась до своей цели. Он прожевал и проглотил рагу, одновременно, видимо, додумывая свой план.

– Джозеф в Бетабаре, сватается. Ему нужно сообщить, и, по-хорошему, мне бы стоило взять его с собой к Макгилливреям. Но… – Джейми задумался, по-видимому, представляя себе мистера Уэмисса – мягкого и робкого мужчину и, увы, самого бесполезного союзника, по общему мнению. – Нет, я сам поеду и скажу Робину. Может, он тоже начнет поиски Манфреда, если тот сам не передумал и не вернулся домой.

Это была воодушевляющая мысль, и Джейми уехал, надеясь на лучшее. Он вернулся около полуночи, мрачный и молчаливый: я поняла, что Манфред не вернулся.

– Ты сказал им обоим? – спросила я, откидывая одеяло, чтобы он забрался в постель рядом со мной. Он пах лошадьми и ночью, холодно и остро.

– Я попросил Робина выйти со мной и сказал ему. У меня не хватило смелости сказать это Уте в лицо, – признал он. Он улыбнулся мне, устраиваясь под одеялом. – Надеюсь, ты не сочтешь меня трусом, саксоночка.

– Ну уж нет, – заверила его я и наклонилась, чтобы задуть свечу. – Главное достоинство храбрости – благоразумие.

* * *

Мы проснулись незадолго до рассвета, потому что кто-то барабанил кулаками в дверь. Ролло, спавший наверху лестницы, мгновенно слетел вниз с угрожающим рычанием. За ним последовал Йен, который караулил у постели Лиззи, пока я спала. Джейми соскочил с кровати и, схватив заряженный пистолет с комода, присоединился к ним.

Сонная и сбитая с толку, потому что проспала меньше часа, я поднялась с пульсирующей головой. Ролло на секунду прекратил лаять, и я услышала, как Джейми спрашивает через дверь, кто там.

Этот вопрос был встречен новой очередью ударов, отозвавшейся эхом на лестнице. Стук сопровождался визгливым женским криком, который сделал бы честь какой-нибудь мощной вагнеровской арии и, казалось, сотрясал весь дом. Уте Макгилливрей.

Я начала выбираться из постели. Снизу тем временем раздавался шум нескольких голосов, лай, звук отпираемого засова и следом перепалка еще громче прежнего. Я подбежала к окну и выглянула наружу. Во дворе стоял Робин Макгилливрей, очевидно, только что спешившийся с одного из двух мулов. Он выглядел гораздо старше обычного и немного сдувшимся, как будто дух покинул его, забрав с собой всю силу и оставив тело вялым и бесполезным. Он отвернулся от переполоха, происходившего на крыльце, и закрыл глаза. Солнце только-только поднималось, и его чистые яркие лучи осветили изможденное и осунувшееся лицо мужчины, оно выглядело отчаянно несчастным. Как будто почувствовав мой взгляд, Робин открыл глаза и поднял лицо к окну. Он был растрепан, глаза покраснели. Макгилливрей увидел меня, я помахала ему, но он не ответил на мое робкое приветствие. Вместо этого он отвернулся, снова закрыл глаза и застыл в ожидании.

Переполох внизу переместился в дом и, похоже, двигался вверх по лестнице, сопровождаемый увещеваниями на гэльском, немецкими ругательствами и лаем Ролло, который никогда не жалел сил, чтобы привнести праздничное настроение.

Я сдернула халат с гвоздя, но едва успела засунуть одну руку в рукав, как дверь в спальню широко распахнулась и грохнулась о стену с такой силой, что отскочила и ударила Уте в грудь. Нимало не смутившись, она снова толкнула дверь и двинулась на меня со сверкающими глазами и съехавшим набок чепцом, как многотонный грузовик.

– Ты! Weibchen! Как ты сметь, такое оскорбление, такой ложь болтать о мой сын! Я тебя убить, я повыдергивать твои волосы, nighean na galladh!

Она бросилась на меня, и я отпрянула в сторону, едва увернувшись от ее смертельной хватки.

– Уте! Фрау Макгилливрей! Послушайте ме…

Вторая попытка оказалась более удачной: она схватила меня за рукав ночной рубашки и дернула его, с треском раздирая ткань у меня на плече, а свободной рукой вцепилась мне в лицо.

Я отшатнулась, закричав что было сил, в памяти всплыло воспоминание о том, как другая рука ударила меня по лицу, руки потянули меня…

Я ударила ее, продолжая истошно кричать, все мое существо переполнял ужас. Мой вопль не прекращался, крошечные остатки здравого смысла где-то в глубине мозга фиксировали происходящее с бессильным изумлением, но этого было недостаточно, чтобы остановить животную панику, беспричинную ярость, которая била из меня, как из внезапно обнаруженного гейзера.

В слепом исступлении, дико крича, я снова и снова обрушивала кулаки на противника – даже в этот момент продолжая удивляться, зачем я все это делаю?

Чья-то рука обхватила меня за талию и оторвала от пола. Новый приступ паники охватил меня, и затем я вдруг обнаружила себя в одиночестве, меня никто не трогал. Я стояла в углу у платяного шкафа, задыхаясь и покачиваясь как пьяная. Передо мной, расправив плечи и вытянув руки в стороны, заслоняя меня, стоял Джейми. Он что-то говорил, очень спокойно, но я утратила способность понимать человеческую речь. Я прижалась руками к стене, и ее твердость меня немного успокоила.

Кровь бешено стучала в ушах, звук моего дыхания пугал меня, он напоминал удушье, которое я ощущала, когда Харли Боббл сломал мне нос. Я закрыла рот и замерла, стараясь избавиться от этого чувства. Идея с задержкой дыхания, похоже, сработала – у меня начало получаться осторожно вдыхать через нос.

Уте двигала губами, и я стала смотреть на них, пытаясь заново разобраться в происходящем, вернуться в настоящее.

Движение губ Уте привлекло мое внимание, и я уставилась на них, стараясь заново определиться в месте и во времени. Я слышала слова, но не понимала их. Я размеренно дышала, позволяя словам окутывать меня подобно воде, я разбирала оттенки эмоций: гнев, увещевания, протест, смягчение, пронзительный вопль, рычание – но конкретного смысла для меня в них не было. Затем я глубоко вздохнула и вытерла лицо – оно почему-то оказалось влажным, – и внезапно все пришло в норму. Я слышала и понимала.

Уте пристально смотрела на меня, на ее лице отражались злоба и отвращение, чуть смазанные тщательно скрываемым ужасом.

– Ты безумная, – сказала она, кивая головой. – Я поняла. – Она говорила почти спокойно. – Что ж…

Она повернулась к Джейми, рефлекторно закручивая пучок засаленных светлых волос на макушке и засовывая их под огромный чепец. Лента была разорвана и нелепо висела прямо у нее над глазом.

– Значит, безумная. Я так и скажу, но мой сын – мой сын! – пропал. Так что… – Она постояла, покачиваясь, оценивающе глядя на меня, потом потрясла головой и снова повернулась к Джейми. – Салем для вас закрыт, – сказала она отрывисто. – Моя семья и все, кто нас знают, не будут с вами торговать. И никто из тех, кому я расскажу, какое зло она сотворила. – Ее взгляд снова обратился на меня, холодный, бледно-голубой, она скривила губы в презрительной ухмылке под болтающейся петлей разорванной ленты. – Ты изгой. Тебя – тебя не существует. – Она развернулась на каблуках и вышла из комнаты, заставив Йена и Ролло спешно посторониться. Ее шаги отдавались тяжелым эхом на лестнице – громкие, размеренные удары, будто звук погребального колокола.

Я видела, как плечи Джейми мало-помалу расслабляются. Он по-прежнему был в ночной рубашке, на ней между лопаток темнело влажное пятно, его пальцы сжимали револьвер.

Внизу хлопнула входная дверь. Мы замерли, оглушенные внезапной тишиной.

– Ты ведь не застрелил бы ее, правда? – спросила я, прочищая горло.

– Что? – Он обернулся, глядя на меня. Потом он заметил, куда я смотрю, и с удивлением перевел взгляд на револьвер у себя в руке, как будто удивляясь, откуда он там взялся.

– О, – выдавил он, – нет, – и замотал головой, одновременно вытягивая руку вверх, чтобы вернуть оружие обратно на верхушку буфета. – Я забыл, что держу его. Хотя, видит Бог, я бы с радостью прикончил эту безумную старую каргу, – добавил он. – Ты в порядке, саксоночка?

Он наклонился, чтобы посмотреть на меня, в глазах светилась мягкость.

– Я в порядке. Не знаю, что это было, но оно уже исчезло.

– Да, – отозвался он тихо и посмотрел в сторону, опустив длинные ресницы, так что они скрыли от меня его глаза. Значит, он тоже это чувствовал? Внезапно обнаруживал себя… там? Я знала, что иногда подобное случалось. Мне вспомнилось, как однажды в Париже я проснулась и увидела его в проеме открытого окна, он упирался в створки рамы с такой силой, что рельеф его мышц был виден в лунном свете.

– Я в порядке, – повторила я, дотрагиваясь до него, и он ответил мне короткой застенчивой улыбкой.

– Ты должен был укусить ее. – Йен отчитывал Ролло. – У нее задница размером с тюк табака – как ты мог прошляпить свой шанс?

– Наверное, побоялся отравиться, – ответила я, выходя из своего угла. – Думаешь, она это всерьез? То есть, конечно, всерьез. Но думаешь, это ей под силу? Я имею в виду, заставить всех перестать с нами торговать.

– Ей под силу заставить Робина, – сказал Джейми, на его лицо вернулось выражение мрачной уверенности. – Насчет остальных будет видно.

Йен, хмурясь, покачал головой и осторожно потер разбитый кулак о штанину.

– Думаю, надо было сломать Манфреду шею, – произнес он с искренним сожалением. – Могли бы сказать фрау Уте, что он упал со скалы, и сберечь себе нервы.

– Манфред? – Тоненький голосок заставил всех разом обернуться.

В дверях стояла Лиззи, худая и бледная, как привидение, глаза неестественно большие и остекленевшие после недавней лихорадки.

– Что с Манфредом? – спросила она. Девушка опасно раскачивалась и положила руку на косяк, чтобы не упасть. – Что случилось?

– Подцепил сифилис и сбежал, – объяснил Йен коротко, подходя к ней. – Надеюсь, ты не успела подарить ему свою невинность.

* * *

На деле Уте Макгилливрей не удалось воплотить свою угрозу в полной мере, но стычка и без того принесла нам довольно вреда. Драматическое исчезновение Манфреда, разрыв помолвки с Лиззи и причина этого разрыва были оглушительным скандалом, и слухи расползлись от Хиллсборо и Солсбери, где он трудился помощником оружейника, до Салема и Хай-Пойнта.

Однако благодаря стараниям Уте история стала еще более запутанной, чем можно ожидать от такого рода сплетен: одни говорили, что он заразился сифилисом, другие, что я злонамеренно оклеветала его из-за каких-то разногласий с его родителями. Третьи, более благожелательно настроенные, не верили, что Манфред был болен, и считали, что я ошиблась с диагнозом.

Те, кто верил в его сифилис, разделились по вопросу того, как парень мог заразиться. Половина была убеждена, что он подцепил заразу от какой-то шлюхи, а другая половина верила, что его заразила бедняжка Лиззи, чья репутация ужасно страдала из-за этой истории. В конце концов Йен, Джейми, близнецы Бердсли и даже Роджер начали защищать ее честь кулаками, что, разумеется, не прекратило толки, но заставило болтунов закрывать рот, если кто-то из них был рядом.

Многочисленная родня Уте из окрестностей Ваковии, Салема, Беф-Арабы и Вифании, разумеется, верила в ее версию истории, и люди вовсю мололи языками. Салем не перестал целиком торговать с нами, но так поступили многие. И не единожды мне случалось приветствовать хорошо знакомых моравов, которые в ответ смотрели мимо меня с каменным лицом и молчали или вовсе отворачивались. Этот неприятный опыт заставил меня покончить с поездками в Салем.

Лиззи, за вычетом первого оглушительного разочарования, казалось, была не слишком огорчена разрывом помолвки. Она говорила, что ей жаль Манфреда, что она растеряна и удивлена, но потеря не опустошила ее. И поскольку она теперь нечасто покидала Ридж, она не слышала, что люди говорят про нее. Зато ее всерьез расстроила потеря дружбы с семьей Макгилливреев – и особенно с Уте.

– Видите ли, мэм, – сказала она мне с тоской, – у меня никогда не было матушки, моя умерла, когда я родилась. А потом mutti, так она попросила ее называть, когда я дала согласие на брак с Манфредом, сказала, что я тоже ее дочь, точно как Хильда, Инга и Сенга. Она так же суетилась надо мной, поддевала и смеялась надо мной, как над ними. И это было… так хорошо, иметь такую большую семью. А теперь я всех их потеряла.

Робин, который был искренне привязан к девушке, послал ей короткую, полную сожалений записку – с передачей помог старина Ронни Синклер. Но с момента исчезновения Манфреда ни Уте, ни девочки не пришли увидеть ее, не прислали ни одной весточки.

Хуже всего пришлось Джозефу Уэмиссу. Он ничего не говорил, очевидно не желая расстраивать Лиззи, но весь поник, как цветок без воды. Кроме боли за Лиззи и печали от того, что ее репутация очернена, он, как и дочь, скучал по Макгилливреям, после стольких лет одиночества ему нравилось внезапно ощутить себя частью большой шумной семьи со всеми ее маленькими радостями.

Еще хуже было то, что Уте, не в силах исполнить свою угрозу целиком, все же могла влиять на свою близкую родню, включая пастора Берриша и его сестру Монику, которой – как мне по секрету сказал Джейми – было запрещено говорить и видеться с Джозефом.

– Пастор отослал ее к родственникам своей жены в Галифакс, – сказал он, грустно покачивая головой. – Чтобы забыла.

– Бог мой.

И никаких, даже малейших следов Манфреда. Джейми пытался узнать хоть что-то через все свои обычные каналы, но никто не видел его с тех пор, как он покинул Ридж. Я думала о нем – и молилась за него – каждый день, меня преследовали картины того, как он прячется в лесу совсем один, а смертоносные спирохеты размножаются у него в крови. Или, еще хуже, как он плывет в Вест-Индию на каком-нибудь корабле, утоляя свое горе в объятиях ничего не подозревающих портовых шлюх, которым он передаст свою безмолвную роковую инфекцию, а они, в свою очередь… Иногда передо мной представала кошмарная фантазия о свисающем с ветки в уединении леса гниющем теле, которое не оплакивает никто, кроме ворон, которые прилетают обгладывать его кости. И несмотря ни на что, я не могла найти в себе ненависти к Уте Макгилливрей, которую скорее всего посещают такие же видения.

Единственным светлым лучиком в этом темном царстве был Том Кристи, который, вопреки моим ожиданиям, позволил Мальве продолжать работать со мной в хирургической. Единственным его условием было предупреждать его заранее, если я захочу, чтобы Мальва снова помогла мне с эфиром.

– Вот. – Я сделала шаг в сторону, жестом приглашая ее взглянуть в окуляр микроскопа. – Видишь их?

Ее губы сжались в тихом восторге. Я потратила немало времени, чтобы подобрать комбинацию маркера и отраженного солнечного света, которая позволит увидеть спирохеты. К счастью, я преуспела. Они были нечеткими, но их можно было разглядеть, если знать, что искать. Несмотря на абсолютную уверенность в поставленном диагнозе, я вздохнула с облегчением, увидев их.

– О да! Крошечные спирали. Я их вижу! – Она посмотрела на меня, хлопая ресницами. – Вы правда считаете, что эти штучки заразили Манфреда сифилисом? – Она слишком уважала меня, чтобы открыто выразить скептицизм, но я видела его в ее глазах.

– Именно так. – Мне уже не раз приходилось объяснять микробную теорию болезней самым разным обитателям восемнадцатого века, в свете этого опыта я не ожидала легкой победы. В списке типичных реакций был отсутствующий взгляд, снисходительный смех или равнодушное фырканье.

От Мальвы я ожидала чего-то подобного в более деликатной и уважительной форме. Однако, к моему удивлению, она мгновенно уловила основной принцип – или, по крайней мере, сделала вид.

– Ну ладно, допустим. – Она положила обе руки на стол и снова посмотрела на спирохеты. – Значит, эти крошечные червяки вызывают сифилис. Но как? И почему те штуки из моих зубов, которые вы показывали, ничем меня не заразили?

Я, как могла, изложила ей теорию «хороших жучков» или «нейтральных жучков» и «плохих жучков». Это она вроде бы приняла благосклонно. Но идея о клетках и о том, что все тело состоит из них, заставила ее озадаченно вглядываться в собственную ладонь, пытаясь разглядеть отдельные клетки. Как бы там ни было, она приняла мои слова на веру и, сунув ладонь в карман передника, вернулась к своим вопросам.

– Эти жучки вызывают все болезни? А пенициллин – почему он убивает одних жучков и не действует на других? И как жучки переходят от одного человека к другому?

– Некоторые путешествуют по воздуху – вот почему тебе стоит избегать тех, кто кашляет или чихает рядом с тобой. Некоторые передвигаются по воде – поэтому нельзя пить из источников, которые могли использовать в качестве уборной. А некоторые… ну, другими способами.

Я не знала, насколько много ей известно о сексе. Она жила на ферме, поэтому знала, конечно, как спариваются свиньи, лошади и куры, но просвещать ее я не планировала, еще меньше мне бы хотелось, чтобы об этом узнал ее отец. Он скорее предпочтет эксперименты с эфиром подобным знаниям.

Девушка, естественно, зацепилась за мою уклончивость.

– Другие пути? Какие такие другие пути?

Внутренне обреченно вздохнув, я рассказала ей, как обстоит дело.

– Они делают что? – недоверчиво переспросила она. – Мужчины, я имею в виду. Как животные! Как женщины вообще позволяют мужчинам делать с собой такое?

– Ну, вообще-то они и есть животные, знаешь ли, – сказала я, сдерживая смех. – И женщины тоже. Что касается того, почему позволяют… – Я потерла нос, пытаясь правильно сформулировать причину. Но она уже двигалась дальше, сложив два и два у себя в голове.

– За деньги! – выпалила она с видом озарения. – Так поступают шлюхи! Они позволяют делать это с ними за деньги.

– В общем, да. Но обычные женщины, не шлюхи…

– Дети, да, вы говорили. – Она кивнула, но думала явно о другом: ее маленький гладкий лоб сморщился от напряжения.

– Сколько им платят? – спросила она. – Думаю, я бы попросила очень много, чтобы позволить мужчине…

– Я не знаю, – ответила я, несколько сбитая с толку. – Думаю, по-разному. Зависит от ситуации.

– От ситуации… О, вы имеете в виду, если он, например, уродлив, с него можно попросить больше? Или если она некрасивая… – Она бросила на меня быстрый любопытный взгляд. – Бобби Хиггинс рассказывал мне о шлюхе из Лондона, с которой был знаком, – ее лицо было изуродовано купоросным маслом. – Она посмотрела на шкаф, где я держала под замком серную кислоту, и ее худые плечики передернулись от отвращения.

– Да, он говорил мне о ней. Купоросное масло – это то, что мы называем каустическими жидкостями, она сжигает. Вот почему…

Но мыслями Мальва уже вернулась к интересующей ее теме.

– Только представьте себе Манфреда Макгилливрея выделывающим такое! – Она выпучила на меня свои серые глаза. – Ну, или Бобби. Он ведь тоже наверное… да?

– Есть основания думать, что солдаты склонны…

– Но Библия, – сказала она, задумчиво косясь куда-то в сторону. – Там говорится, что нельзя блудить с идолами. Это значит, что мужчины совали свои пенисы в… Думаете, идолы выглядели как женщины?

– Нет, я уверена, что тут имелось в виду нечто иное, – поспешно ответила я. – Это, знаешь, больше метафора. Эээ… Вроде как страстно желать чего-то… Думаю, это не значит…

– Страстно желать, – задумчиво повторила она. – Это значит хотеть чего-то плохого, греховного, ведь так?

– Ну да, почти. – Меня обдавало волнами жара по всему телу. Мне срочно нужен был свежий воздух, или я покраснею как помидор и покроюсь нервной испариной. Я поднялась, чтобы выйти, но почувствовала, что не могу оставить ее с мыслью о том, что секс связан только с детьми или деньгами, даже если так оно и было для некоторых женщин.

– Вообще-то есть еще другая причина для совокупления, – сказала я через плечо, двигаясь к двери. – Когда любишь кого-то, хочешь доставить ему удовольствие. И он хочет того же для тебя.

– Удовольствие? – недоверчиво вскрикнула она у меня за спиной. – Хотите сказать, каким-то женщинам это нравится?

Глава 47Пчелы и розги

Я совершенно не собиралась шпионить. Пчелы, живущие в одном из моих ульев, решили его покинуть, и я отправилась на поиски беглецов. Новые рои обычно не улетали слишком далеко, иногда проводя часы на привале в древесной развилке или полом, сгнившем изнутри стволе, где они организовывали жужжащий совещательный шар. Если удавалось обнаружить их до того, как они примут решение, где обосноваться, появлялся шанс соблазнить их пустым ульем-корзиной и снова захватить в плен.

Проблема с пчелами заключалась в том, что они не оставляли следов. Я бродила туда-сюда по склону горы примерно в миле от дома с пустым ульем, болтающимся на веревке за спиной, пытаясь следовать охотничьим советам Джейми, то есть думать, как пчела.

Выше по склону пестрели поляны цветущего галакса, узколистного кипрея и других диких цветов, но было и еще кое-что – очень привлекательная сухая коряга, которая мне бы понравилась, будь я пчелой. Она выглядывала из густых зарослей чуть ниже. Улей был тяжелым, а склон – крутым, спускаться было легче. Я подтянула веревку, которая уже начала натирать мне плечо, и начала пробираться вниз сквозь заросли ядовитого сумаха и ольхолистной калины, я выбирала устойчивые камни и хваталась за ветки, чтобы не поскользнуться.

Сосредоточенная на своих передвижениях, я не особенно задумывалась о том, где именно нахожусь. Через несколько минут я обнаружила себя на полянке среди густого кустарника, откуда была видна крыша хижины внизу. Чья это? Наверное, Кристи. Я вытерла струящийся по лицу пот рукавом – день был жаркий, а я не прихватила с собой фляжку. Наверное, можно будет остановиться и попросить воды по пути домой.

Когда я наконец добралась до коряги, меня постигло разочарование – никаких признаков сбежавшего роя. Я стояла без движения, промакивая пот с лица и напряженно прислушивалась, надеясь уловить низкое пчелиное жужжание. Я слышала гул и стрекот мелких насекомых вокруг, веселый гам маленькой стайки поползней выше по склону, но никаких пчел. Вздохнув, я развернулась, чтобы обойти корягу, но помедлила, заметив что-то белое внизу.

Томас и Мальва Кристи стояли на заднем дворе своего дома. Я заметила его белую рубашку, потому что он двигался, но теперь Кристи замер, скрестив руки на груди. Его внимание было сосредоточено на дочери, которая срезала ветки с одного из горных ясеней на краю поляны. Но зачем?

В этой сцене было что-то странное, но я не могла понять, что именно меня смущает. Специфическое положение его тела? Ощущение напряженности между ними?

Мальва вернулась к отцу, неся в руках несколько длинных тонких веток в руке. Ее голова была опущена, поступь казалась тяжелой и неохотной. Когда она передала ему ветки, я вдруг резко поняла, что именно происходит. Они были слишком далеко, чтобы я могла их слышать, но, очевидно, он что-то сказал, указывая на пень, который он использовал в качестве колоды для рубки дров. Она опустилась на колени рядом с ним, наклонилась вперед и задрала юбки, обнажая ягодицы.

Без всяких колебаний Томас Кристи поднял розги и со всей силы хлестнул ее по заднице, потом поднял их снова и опустил уже в другом направлении, раскрашивая ее плоть перекрестными полосами, которые были видны мне даже на таком расстоянии. Он повторил эту процедуру еще несколько раз, махая свежими ветками с размеренной расслабленностью, его безмятежная жестокость шокировала меня тем больше, что в ней не было никаких видимых эмоций. Мне даже не пришло в голову отвернуться. Я стояла в кустарнике как громом пораженная, не в состоянии даже отмахнуться от мошек, которые кружили около моего лица.

Кристи бросил прутья на землю, развернулся на каблуках и вернулся в дом, прежде чем я успела моргнуть. Мальва села на корточки и отряхнула свои юбки, затем поднялась и осторожно разгладила ткань сзади. Лицо у нее было пунцовое, но она не выглядела потерянной или заплаканной.

Она к этому привыкла – мысль пришла ко мне сама собой. Я замялась, не зная, что делать дальше. Прежде чем я успела принять решения, Мальва поправила капор, развернулась и пошла в лес с написанной на лице решимостью – пошла прямо в мою сторону.

Я инстинктивно нырнула за большое тюльпанное дерево. Никаких серьезных травм у нее не было, и, уж конечно, она не захочет узнать, что кто-то стал свидетелем инцидента с розгами. Мальва прошла в паре футов от меня, немного задыхаясь от крутого подъема, фыркая и бормоча себе под нос, что позволило мне предположить, что она скорее сердита, чем расстроена.

Я осторожно выглянула из-за дерева, но увидела только ее белый чепец, мелькающий между деревьев. В той стороне не было домов, и она не взяла с собой корзину или ножа для ягод или трав. Должно быть, ей просто хотелось побыть в одиночестве. Ничего удивительного, если так.

Я подождала, пока она совсем не скрылась из виду, и только потом начала спускаться вниз по склону. Я не остановилась возле дома Кристи, несмотря на жажду, и целиком потеряла интерес к сбежавшим пчелам.

* * *

Я нашла Джейми у забора недалеко от дома, разговаривающим с Хирамом Кромби. Я кивнула в приветствии и встала неподалеку, в нетерпении ожидая, пока Кромби закончит со своими делами, чтобы рассказать Джейми о том, что я только что увидела. К счастью, Хирам предпочел быть кратким – мое присутствие его нервировало.

Я тут же изложила Джейми случившееся и с раздражением обнаружила, что он не разделяет моего беспокойства. Если Том Кристи считает нужным пороть свою дочь, это его дело.

– Но он может… Это может быть… Возможно, дело не ограничивается поркой. Может, он… делает с ней и другие вещи.

Он посмотрел на меня с удивлением.

– Том? У тебя есть причины так думать?

– Нет, – неохотно признала я. Семья Кристи вызывала у меня неоднозначные чувства, но причиной тому скорее всего был тот факт, что я не ладила с Томом. Конечно, я была не настолько наивна, чтобы думать, будто крайняя набожность гарантирует отсутствие злых намерений, но, строго говоря, она ведь не гарантирует и их присутствие. – Но ты ведь согласен, что в ее возрасте он уже не должен пороть ее вот так?

Он посмотрел на меня с некоторым раздражением.

– Ты ничегошеньки не понимаешь, да? – спросил он, эхом повторяя мои собственные мысли.

– Именно это я хотела сказать про тебя, – отозвалась я, отвечая ему взглядом на взгляд. Он не отвел глаза, продолжая смотреть на меня, и его лицо медленно начало кривиться от усмешки.

– Значит, все иначе? – спросил он. – В твоем мире. – Прозвучавшей в его фразе резкости было достаточно, чтобы напомнить мне, что мы не в моем мире и вряд ли когда-то в нем окажемся. У меня по коже пробежал мороз, светлые волоски на руке встали дыбом.

– Значит, в твое время мужчины не бьют женщин? Даже если на то есть причина?

И что я должна была на это ответить? Я не могла солгать, даже если бы захотела, – он слишком хорошо знал, что мое лицо выдает меня с головой.

– Некоторые бьют, – признала я. – Но это не одно и то же. Там, то есть в том времени, мужчина, бьющий женщину, преступник. Но, – добавила я справедливости ради, – мужчины, которые бьют жен, обычно работают кулаками.

Его лицо исказила гримаса отвращения, смешанного с удивлением.

– Какой мужчина способен на такое?

– Плохой мужчина.

– Надо думать, саксоночка. И ты не видишь разницы? – спросил он. – Для тебя это было бы одно и то же, если бы я разбил тебе лицо, вместо того чтобы пару раз врезать ремнем по заднице.

К моим щекам резко прилила кровь. Однажды он поднял на меня руку, и я этого не забыла. Тогда мне хотелось его убить, да и воспоминания не будили во мне нежности. В то же время мне, конечно, хватало ума не приравнивать его действия к современному мне домашнему насилию.

Джейми посмотрел на меня, приподняв одну бровь, и вдруг понял, о чем я думаю, его рот растянулся в улыбке.

– О, – сказал он.

– Именно так, «О», – резко отозвалась я. Мне удалось выбросить этот унизительный эпизод из головы, и воспоминания, мягко говоря, не приносили мне радости.

Джейми, напротив, явно наслаждался, вспоминая. Он разглядывал меня в совершенно недопустимой манере, по-прежнему довольно ухмыляясь.

– Боже, ты вопила, как банши.

В этот момент я отчетливо ощутила, как у меня в висках застучала кровь.

– У меня, черт побери, была на то причина!

– О да, – сказал Джейми, и ухмылка стала шире. – Была. Но ты сама виновата, – добавил он.

– Сама в…

– Это правда, – сказал он твердо.

– Ты извинился! – выпалила я, совершенно выходя из себя. – Ты знаешь сам, что извинился!

– Нет, не извинился. И все случилось по твоей вине, – сказал он, совершенно игнорируя всякую логику. – Тебе бы досталось куда меньше, если бы ты послушалась меня с самого начала, когда я сказал тебе встать на колени и…

– Послушалась тебя! Думаешь, я бы просто безропотно покорилась тебе и позволила…

– Я никогда не видел, чтобы ты делала что-то покорно и безропотно, саксоночка. – Он взял меня за руку, чтобы помочь перейти через перелаз, но я вырвалась, пыхтя от негодования.

– Проклятый шотландский варвар! – Я бросила улей на землю у его ног, подхватила юбки и стала перебираться самостоятельно.

– Ну, я ведь больше этого не делал, – возразил он у меня за спиной. – Я пообещал, верно?

Я развернулась на другой стороне и недобро уставилась на него.

– Только потому, что я пригрозила вырезать тебе сердце, если попытаешься!

– Ну, пусть так. Я ведь мог повторить, и ты это прекрасно знаешь, саксоночка. Да? – Он перестал ухмыляться, но в глазах блестело веселье.

Я сделала несколько глубоких вдохов, пытаясь одновременно взять под контроль свою злость и придумать уничтожающий ответ. Но стратегия провалилась, поэтому я коротко и с достоинством фыркнула ему в лицо и развернулась на каблуках.

Я слышала, как шуршал его килт, когда он наклонился поднять улей, потом перепрыгнул через перелаз и пошел следом, нагнав меня через пару шагов. Я не смотрела на него, мои щеки по-прежнему пылали.

Меня выводило из себя то, что я действительно прекрасно знала, что ему ничто не мешало повторить. Я отлично все помнила. Он воспользовался своей портупеей так, что я несколько дней не могла нормально сидеть; и если он решит сделать это снова, то вряд ли его что-то сможет остановить. Мне удавалось по большей части игнорировать тот факт, что я официально являлась его собственностью. Однако эта моя способность не отменяла факта, что он мной владеет, – и он это знал.

– Как насчет Брианны? – требовательно вопросила я. – Ты бы считал так же, если бы Роджер внезапно решил выпороть ремнем твою дочь?

Эта идея показалась ему забавной.

– Думаю, он попал бы в дьявольскую заварушку, если бы такое взбрело ему в голову, – ответил он. – Она смелая девчушка, а? И я боюсь, она унаследовала твои представления о кротости и послушании. Но знаешь, – добавил он, перебрасывая веревку с ульем через плечо, – невозможно ведь угадать, что происходит между супругами. Может, ей понравилось бы, если бы он попытался.

– Понравилось?! – Я ошеломленно вытаращила на него глаза. – Как ты можешь думать, что женщины вообще могут…

– О, да? Как насчет моей сестры?

Я остановилась посреди тропы как вкопанная, глядя на него.

– Что насчет твоей сестры? Ты же не хочешь мне сказать…

– Хочу. – Лукавые искры снова заблестели у него в глазах, но он, кажется, не шутил.

– Йен бьет ее?

– Я бы предпочел, чтобы ты перестала это так называть, – мягко сказал он. – Звучит так, будто Йен бросается на нее с кулаками и оставляет синяки на лице. Я хорошенько тебя выпорол, но кровь не пускал, ради всего святого. – Его глаза ненадолго задержались на моем лице; все уже зажило, по крайней мере внешне; только крошечный шрам поперек брови слева – незаметный, если не присматриваться и не раздвигать волоски. – И Йен бы не стал.

Это меня совершенно ошеломило. Мне довелось несколько месяцев прожить в непосредственной близости от Йена и Дженни Мюррей, и я ни разу не видела, чтобы Йен вел себя несдержанно. К тому же было очень сложно представить, чтобы кто-то пытался проделать такое с Дженни Мюррей, которая – если это вообще возможно – обладала еще более сильным характером, чем ее брат.

– Так что он сделал? И почему?

– Ну, он только доставал свой ремень время от времени, – ответил он. – И только тогда, когда она давала ему повод.

Я глубоко вздохнула.

– Давала ему повод? – спросила я довольно спокойно для ситуации.

– Ну, ты знаешь Йена, – сказал он, пожимая плечами. – Он не таков, чтобы ввязываться в подобное, если только Дженни не захотела его спровоцировать.

– Я никогда не замечала, чтобы между ними происходило что-то в этом роде, – сказала я, угрюмо глядя на него.

– Ну, вряд ли она бы стала это делать в твоем присутствии.

– А в твоем стала бы?

– Ну, нет, не совсем так, – признал он. – Я нечасто бывал дома после Каллодена. Заходил время от времени навестить их и видел… что у нее что-то на уме. – Он потер нос и зажмурился, подняв глаза к солнцу и подыскивая нужные слова. – Она, знаешь, втягивала его в это, провоцировала, – сказал он, пожимая плечами. – Цеплялась к нему без причины, делала всякие саркастические ремарки. Она… – Его лицо прояснилось, когда он наконец нашел подходящее описание. – Она вела себя как испорченная девчонка, которая просит ремня.

Я нашла его определение совершенно неправдоподобным. Дженни Мюррей была остра на язык и едва ли стеснялась практиковать эту способность на ком-либо, включая мужа. Йен, добрая душа, только смеялся в ответ. Тем не менее это никак не вязалось с тем, что рассказывал теперь Джейми.

– Так вот. Как я и сказал, такие выпады я видел всего пару раз. Йен пристально смотрел на нее в ответ, но хранил молчание. И вот однажды я охотился на закате и подстрелил небольшого оленя за башней на холме. Помнишь это место?

Я кивнула, по-прежнему пребывая в растерянности.

– Это довольно близко к дому, так что я мог донести тушу без посторонней помощи. Я притащил ее вниз, в коптильню, и подвесил там. Поблизости никого не было – я позже узнал, что дети и слуги, все уехали на рынок в деревню Брох-Мордха. Я думал, что в доме никого нет, и зашел на кухню, чтобы перекусить и выпить чашку кефира, прежде чем уйти.

Скоро его испугал шум, раздающийся в якобы пустом доме из спальни наверху.

– Что за шум? – спросила я с любопытством.

– Ну… вскрики, – сказал он, пожимая плечами. – И хихиканье. Толкотня и стук, как будто стул перевернулся или что-то вроде того. Если бы не смех, я бы подумал, что в доме воры. Но я понял, что это голоса Дженни и Йена, и… – Он прервался, кончики его ушей покраснели от воспоминаний. – А потом… было еще несколько фраз на повышенных тонах… а после звук удара ремня о задницу и вопль, который и за шесть полей было слышно.

Он глубоко вдохнул и пожал плечами.

– Я немного растерялся и сразу не сообразил, что делать дальше.

Я кивнула, понимая его, по крайней мере, в этом.

– Да, полагаю, ситуация была несколько неловкая. Это… эээ… продолжилось после?

– Да, продолжилось. – Он бросил на меня выразительный взгляд. – Имей в виду, саксоночка, если бы я понял, что он причиняет ей боль, я бы уже через секунду оказался в той спальне. Но… – Он отмахнулся от навязчивой пчелы, покачав головой. – В этом было… было ощущение… Я даже не знаю, как это объяснить. Не то чтобы Дженни смеялась – она вообще не смеялась, – но я чувствовал, что ей хочется смеяться. И Йен… Ну, Йен смеялся. То есть не в голос, но это было… в его интонации.

Он выдохнул и провел костяшками по челюсти, вытирая пот.

– Я стоял там как столб с куском пирога и слушал. Я очнулся только тогда, когда мухи стали целить в мой открытый рот, и к тому времени эти двое наверху… начали… мхм… – Он ссутулил плечи, будто рубашка была ему мала.

– Начали мириться? – сухо подсказала я.

– Думаю, что так, – ответил он серьезно. – Я ушел. Прошел весь путь до Фойна пешком и на ночь остановился у бабушки Макнаб. – Фойн был маленьким поселком в пятнадцати милях от Лаллиброха.

– Почему? – спросила я.

– Ну, у меня не было выбора, – ответил он. – Я же не мог просто игнорировать происходящее. Оставалось либо слоняться вокруг и думать о всяком, либо сдаться и заняться самоудовлетворением, но вряд ли бы я смог это сделать – все-таки это моя родная сестра.

– Хочешь сказать, ты не можешь одновременно думать и заниматься сексом? – спросила я, смеясь.

– Конечно, нет, – ответил он, подтверждая мое давнее подозрение, и посмотрел так, будто я сумасшедшая. – А ты можешь?

– Я могу, да.

Он приподнял одну бровь, явно сомневаясь в моей честности.

– Ну, я не сказала, что я всегда так делаю, – признала я, – но это возможно. Женщины привычны к тому, чтобы заниматься несколькими делами одновременно, у них нет другого выбора из-за детей. Но возвращаясь к Дженни и Йену… Какого черта…

– Ну, я думал об этом, пока шел, – признал Джейми. – Похоже, я просто не мог перестать думать об этом. Бабуля Макнаб видела, что меня что-то одолевает, и мучила меня за ужином до тех пор… ох… До тех пор, пока я не рассказал ей.

– Правда? И что она сказала? – спросила я увлеченно. Я знала миссис Макнаб, она была бодрой старушкой с очень прямолинейной манерой разговора и большим опытом по части человеческих слабостей.

– Она гоготала с таким звуком, какой бывает, если бросишь колючки в огонь, – сказал он, приподняв уголок рта. – Я думал, она от смеха свалится в очаг.

Придя в себя, старая леди вытерла глаза от выступивших слез и ласково, будто он был дурачком, все ему объяснила.

– Она ответила, это все из-за ноги Йена, – сказал Джейми, глядя на меня, чтобы узнать, вижу ли я логику в этом ответе. – Что для Дженни никакой разницы нет, а для него это важно. Бабушка Макнаб сказала, – добавил он, краснея еще гуще, – что мужчины понятия не имеют, что женщины думают о постели, но считают, что знают, – от этого случаются неприятности.

– Мне всегда нравилась бабуля Макнаб, – пробормотала я. – Что еще?

– Ну, она сказала, что Дженни скорее всего давала Йену – а может, и себе самой тоже – понять, что считает его мужчиной, с ногой или без ноги.

– Что? Почему?

– Потому что, саксоночка, – ответил он очень сухо, – если ты родился мужчиной, ты по большей части занят тем, что очерчиваешь границы и борешься с теми, кто их переходит. С врагами, с арендаторами, с детьми. С твоей женой. Не всегда можно драться или доставать розги, но если так случается, то всем должно быть ясно, кто здесь главный.

– Но это совершенно… – начала я и прервалась, сосредоточенно хмурясь.

– И если ты мужчина, то ты главный. Ты устанавливаешь порядок, нравится тебе это или нет. Это правда, – сказал он и коснулся моего локтя, кивая на полянку в лесу. – Сделаем привал ненадолго? Я хочу пить.

Я последовала за ним по узкой тропинке через лес к источнику, который мы называли Зеленым Ключом, – это был поток воды, весело пузырящийся по бледному серпантину в небольшом тенистом углублении, чаше из мха. Мы склонились над ним, ополоснули лица и напились, с облегчением выдыхая. Джейми зачерпнул воды ладошкой и плеснул под рубашку, закрыв глаза от удовольствия. Я засмеялась над ним, но отколола свою пропитанную потом косынку и опустила ее в источник, чтобы протереть шею и руки.

Прогулка к ручью прервала нашу беседу, и я не знала, стоит ли вообще ее возобновлять. Вместо этого я тихо села в тенек, обхватила руками колени и погрузила стопы в мягкий мох.

Джейми, кажется, тоже не испытывал необходимости в словах. Он прилег, прислонившись спиной к камню, влажная ткань рубахи прилипла к его груди. Мы молчали, прислушиваясь к лесу.

Я не находила, что сказать, но не перестала думать о разговоре. Странным образом я понимала, что имела в виду бабуля Макнаб, хотя, кажется, и не была полностью с ней согласна. Я больше думала о том, что Джейми сказал насчет мужской ответственности. Было ли это правдой? Может, и было – прежде я никогда не смотрела на дело в таком свете. Это правда, что за ним как за каменной стеной – не только я и наша семья, но и арендаторы тоже. Значит, именно так ему это удавалось? Он «очерчивал границы и боролся с теми, кто их переходил»? Видимо, да.

Между ним и мной были границы, которые нельзя нарушать, я могла бы начертить их во мхе. Это, конечно, не значило, что мы не пересекали эти границы, – мы делали это, часто с разными результатами. У меня были собственные средства защиты и инструменты давления. И только раз, очень давно, он наказал меня за переход его границ. Видел ли он этот инцидент как необходимую жестокость? Видимо, да, именно это он и пытался мне сказать. Но его мысли бежали по своей собственной колее, отличной от моей.

– Это так странно, – сказал он задумчиво. – Лаогера постоянно выводила меня из себя, но мне ни разу не пришло в голову ее выпороть.

– О, как неосмотрительно с твоей стороны, – сказала я, резко подобравшись. Мне не нравилось, когда он упоминал о Лаогере, независимо от контекста.

– Так и есть, – ответил он серьезно, не заметив моего сарказма. – Думаю, она слишком мало меня волновала: мне это даже в голову не приходило, не говоря уж о том, чтобы взяться за дело.

– Она слишком мало тебя волновала, чтобы ее бить? Ну не счастливица ли?

Он уловил раздражение в моем голосе и сузил глаза, пристально глядя на меня.

– Не чтобы причинить ей боль, – сказал он. Ему в голову пришла какая-то мысль, я увидела, как она скользнула по его лицу.

Джейми слегка улыбнулся, поднялся и подошел ко мне. Потом он наклонился, поднял меня на ноги, осторожно перехватил запястье и, подняв его над моей головой, пригвоздил мою руку к еловому стволу, под которым я сидела, вынуждая меня прижаться к дереву спиной.

– Не для того, чтобы причинить ей боль, – повторил он вкрадчиво. – Чтобы сделать ее моей. Я не хотел владеть ею. Тобой, mo nighean donn, – тобой я хочу владеть.

– Владеть мной? – сказала я. – И что ты под этим подразумеваешь?

– То, что сказал. – В его глазах по-прежнему искрился смех, но голос был серьезным. Ты моя, саксоночка. И я бы сделал что угодно, чтобы в этом не осталось сомнений.

– Вот как. Включая побои на регулярной основе?

– Нет, этого бы я делать не стал. – Он приподнял угол рта, и его хватка на моем запястье стала крепче. Его глубокие голубые глаза были в дюйме от моих. – Мне не нужно было этого делать – потому что я мог бы, саксоночка, и ты это прекрасно знаешь.

Я инстинктивно попыталась вырвать у него руку. Мне живо вспомнилась та ночь в Дунсбери – как я боролась с ним изо всех сил, но борьба моя была тщетной. Ужасающее чувство быть распятой на кровати, беспомощной, беззащитной, осознавая, что он может сделать со мной что угодно – и сделает.

Я начала дико извиваться, пытаясь избавиться одновременно от его хватки и от собственных воспоминаний, вернувшихся ко мне так живо. Мне не удалось освободиться, но я повернула запястье и впилась ногтями в его руку. Джейми не дернулся и не отвел взгляд. Другой рукой он легонько коснулся меня, проведя пальцами по мочке уха, но этого было достаточно. Он мог трогать меня в любом месте и любым способом.

Очевидно, женщины способны одновременно думать и испытывать сексуальное возбуждение, потому что именно это со мной и происходило. Мой мозг был занят возмущенной критикой самых разных вещей, включая по крайней мере половину из тех, что он упомянул за последние пару минут. В то же самое время один конец моего спинного мозга не просто испытывал безумное возбуждение от мысли о физическом обладании, но заставлял мои колени подгибаться от желания, а бедра подаваться вперед, ему навстречу.

Джейми по-прежнему игнорировал впившиеся в его кожу ногти. Он взял мою вторую руку своей свободной рукой, прежде чем я что-нибудь вытворю, переплел свои пальцы с моими и, крепко сжав, опустил ее вниз, совершенно лишая меня свободы действий.

– Если ты попросишь меня отпустить тебя, саксоночка, – прошептал он, – думаешь, я это сделаю?

Я сделала глубокий вдох – достаточно глубокий, чтобы моя грудь коснулась его груди. Он стоял очень близко, и внезапно меня посетило озарение, я поняла. Я стояла неподвижно, спокойно дыша, глядя ему в глаза, и чувствовала, как тает мое смятение, превращаясь в убежденность, глубокое теплое чувство внизу живота.

Мне показалось, что мое тело качнулось ему навстречу в ответ, – так и было. Его тело тоже инстинктивно двинулось ко мне. Пульсирующая вена у него на шее вторила ритму на моем запястье; его тело следовало за моим, едва касаясь, шевелясь не больше, чем листья, трепетавшие на ветру над нашими головами.

– Я не стала бы просить, – прошептала я. – Я бы сказала тебе. И ты бы это сделал. Ты бы сделал, как я сказала.

– Сделал бы? – Он по-прежнему крепко сжимал мое запястье, а лицо было так близко к моему, что я скорее почувствовала его улыбку, чем увидела.

– Да, – сказала я. Я перестала вырывать сжатое запястье. Вместо этого я потянула вторую руку – он не препятствовал мне – и провела большим пальцем по мочке его уха и ниже, по его шее. Он коротко судорожно вдохнул, и по его телу пробежал мороз, покрыв кожу мурашками.

– Да, сделал бы, – повторила я очень мягко. – Потому что я тоже тобой владею… мужчина. Так ведь?

Он резко ослабил хватку на моем запястье, и длинные пальцы скользнули вверх, чтобы переплестись с моими. Его ладонь казалась большой, теплой и твердой на моей коже.

– О да, – отозвался он так же мягко. – Владеешь. – Он опустил голову еще на полдюйма, и зашептал, касаясь губами моих губ, так что я не только слышала его слова, но чувствовала их. – И я это очень хорошо знаю, mo nighean donn.

Глава 48Древесные ушки

Несмотря на то что он не разделял беспокойства жены, Джейми пообещал ей разобраться, что происходит, и нашел возможность поговорить с Мальвой Кристи несколько дней спустя.

Возвращаясь от Кенни Линдсея, он натолкнулся на змею, которая кольцом свернулась на тропе перед ним. Это была крупная рептилия, но с веселой окраской – точно не ядовитая гадюка. Однако Джейми ничего не мог с этим поделать – змеи внушали ему отвращение, и он не хотел поднимать ее руками или перешагивать через нее. Вряд ли, конечно, она кинется ему под килт, но нельзя ведь знать наверняка. Как бы ни было, змея упорно продолжала, свернувшись, почивать на листьях, не реагируя на его шиканье и топот.

Он отошел чуть в сторону, нашел ольху и срезал крупную ветку, которой безопасно перетащил маленькое чудовище с дороги в сторону леса. Оскорбленная такой фамильярностью, змея развернула свои кольца и стремительно уползла в кусты калины, и в следующую минуту по другую сторону куста раздался громкий вскрик.

Кинувшись туда, он обнаружил Мальву Кристи, пытающуюся в панике раздавить змею корзиной.

– Все в порядке, девочка, пусть она уходит.

Джейми схватил Мальву за руку, отчего часть грибов выпала из корзины, змея тем временем недовольно ретировалась в глубь леса, ища более уединенного места.

Джейми нагнулся и начал собирать грибы, пока девушка причитала, обмахиваясь подолом фартука.

– О, благодарю вас, сэр, – сказала она, тяжело дыша. – Я страшно боюсь змей.

– Ну, ничего страшного, всего лишь маленькая королевская змея, – сказал он с нарочитой беспечностью. – Мне говорили, это главный крысиный враг.

– Может, и так, но кусаются они будь здоров. – Девушка легонько вздрогнула.

– Тебя ведь не кусали?

Джейми разогнулся и сбросил последние грибы обратно в корзину, она в ответ присела, выражая благодарность.

– Нет, сэр. – Мальва поправила чепец. – Но мистера Кромби кусали. Галли Дорнан принес одну такую в коробке на встречу в прошлое воскресенье просто ради шалости. Он знал, что текст будет «и смогут они брать змей голыми руками, и, если выпьют они смертельный яд, это не причинит им вреда». Думаю, он хотел ее выпустить прямо посреди службы. – Она широко улыбнулась, явно наслаждаясь воспоминанием. – Но мистер Кромби увидел его с коробкой и забрал ее, не зная, что внутри. Ну вот… И Галли потряхивал коробку, чтобы змея не заснула, и когда мистер Кромби ее открыл, она выскочила оттуда, как черт из табакерки, и укусила его за губу.

Джейми не удержался от улыбки.

– Значит, укусила? Не помню, чтобы слышал о таком.

– Ну мистер Кромби был такой злой, – заметила она, пытаясь быть вежливой. – Думаю, никому неохота было про это болтать, а то бы он, того гляди, лопнул от ярости.

– Ох, ясно, – сухо отозвался Джейми. – Потому, надо полагать, он не пришел к моей жене, чтобы она осмотрела укус.

– О, он бы этого ни за что не сделал, сэр, – заверила она меня, качая головой. – Даже если бы по ошибке отрезал собственный нос.

– Нет?

Она подхватила корзину, смущенно глядя на Джейми.

– Ну… нет. Некоторые говорят, что ваша жена, может быть, ведьма. Вы про это слыхали?

Он ощутил неприятное напряжение в животе, хотя сказанное его не удивило.

– Клэр чужестранка, – спокойно ответил он. – Люди всегда будут болтать такое про чужаков, особенно про женщину. – Он искоса посмотрел на нее, но она скромно опустила глаза на содержимое корзины. – Ты и сама так же думаешь?

Мальва посмотрела на него, широко раскрыв серые глаза.

– О нет, сэр! Ни за что!

Она говорила с таким жаром, что он улыбнулся, несмотря на серьезность дела.

– Ну да, полагаю, ты бы заметила, коль столько времени проводишь с ней в хирургической.

– О, я ничего не хочу так сильно, как стать похожей на нее! – заверила девушка, сжимая ручку корзины с горящими энтузиазмом глазами. – Она такая добрая и ласковая со мной и так много знает! Я хочу все знать, чему она может меня научить, сэр!

– Ай, что ж. Она часто говорит, как хорошо иметь такого ученика, как ты, девочка. Ты ей очень помогаешь. – Он прочистил горло, размышляя, как лучше от этих любезностей перейти к неловкому допросу о том, не слишком ли жестоко с ней обходится отец. – Эмм… Твой отец не возражает, что ты проводишь столько времени с моей женой?

От его слов ее лицо омрачилось, будто на него упала тень, длинные черные ресницы опустились, скрыв жемчужно-серые глаза.

– О. Ну. Он… не запрещает мне ходить.

Джейми издал некий нейтральный гортанный звук и подтолкнул ее перед собой на тропу. Там он некоторое время безмолвно шагал рядом, давая ей время восстановить душевное равновесие.

– Как думаешь, что будет делать твой отец, когда ты выйдешь замуж и покинешь его дом? – спросил он, бездумно стегая палкой заросли дикого льна. – Есть у него какая-нибудь женщина на примете? Надо думать, один он вряд ли справится?

Он с удивлением заметил, что она сжала губы и немного покраснела.

– Я пока не собираюсь замуж, сэр. Мы справимся.

Ее ответ оказался достаточно кратким, что позволило ему продолжить расспросы.

– Нет? Но у тебя, конечно, есть поклонники, девочка, – парни вокруг штабелями валятся в обморок, я сам видел.

Ее румянец стал гуще.

– Пожалуйста, сэр, не говорите ничего такого моему отцу.

Это был тревожный звоночек. С другой стороны, это могло значить только, что Том Кристи был строгим родителем, с христианским рвением охраняющим честь дочери. В конце концов, было бы большим сюрпризом узнать, что Кристи – мягкий и снисходительный родитель, пренебрегающий подобными обязанностями.

– Не буду, – мягко сказал он. – Я просто тебя дразню, девочка. Значит, твой отец такой грозный?

Она бросила на него очень прямой взгляд.

– Я думала, вы его знаете, сэр.

Джейми от души расхохотался на это замечание, и после секундного замешательства Мальва присоединилась к нему, ее смех был похож на стрекот певчих птиц в кронах над ними.

– Знаю, – сказал он, приходя в себя. – Том – хороший человек, хоть и немного мрачный.

Он посмотрел на нее, чтобы понять реакцию на свои слова. Ее лицо по-прежнему заливал румянец, на губах играла неуверенная улыбка. Это хороший знак.

– Ну так что, – как ни в чем не бывало продолжил он, – хватает у тебя тут древесных ушек? – он кивнул на корзину. – Я видел изобильную поляну вчера недалеко от Зеленого Источника.

– О, правда? – Она с интересом посмотрела на него. – Где?

– Я иду в ту сторону. Если хочешь, я тебе покажу.

Они продолжили свой путь вдоль Риджа, болтая о том о сем. Время от времени Джейми возвращался в разговоре к ее отцу и не заметил никаких случайных оговорок, только сдержанное уважение к его нраву и слабостям.

– Что насчет твоего брата? – спросил он задумчиво в какой-то момент. – Думаешь, он доволен жизнью здесь? Или хотел бы уехать, скажем, к побережью? Мне кажется, что в душе он не фермер, так ведь?

Мальва тихонько фыркнула, но покачала головой.

– Нет, сэр, не фермер.

– Что он раньше делал? Я хочу сказать, он ведь вырос на плантации, так?

– О нет, сэр. – Мальва удивленно посмотрела на него. – Он вырос в Эдинбурге, мы оба там выросли.

Это немного сбило Джейми с толку. Конечно, и Мальва, и Алан разговаривали на вышколенном английском, но он думал, что это только потому, что Кристи сам был учителем и серьезно подходил к таким вещам.

– Как это так, девочка? Том говорил, что женился здесь, в колонии.

– О, так и было, сэр, – поспешно заверила его девушка. – Но его жена не невольница, она вернулась назад в Шотландию.

– Понятно, – сказал Джейми мягко, заметив, что к ее лицу снова прилила краска, а губы крепко сжались. Том говорил, что его жена умерла, – и надо полагать, так оно и случилось, только в Шотландии, уже после того, как она его оставила. Конечно, от такого гордеца, как Кристи, едва ли можно было ожидать признания о том, что жена его бросила. Но…

– А правда, сэр, что ваш дед был лорд Ловат? Его еще называли Старым Лисом?

– О да, – сказал Джейми, улыбаясь. – Я, видишь ли, происхожу из династии предателей, воров и бастардов.

Девушка рассмеялась и очень мило настояла, чтобы он рассказал ей больше о его грязной семейной истории – несомненно, для того, чтобы избежать расспросов, касающихся ее собственной семьи.

Но это «но» висело у него в мозгу, даже когда они, отрывисто переговариваясь, карабкались вверх, к темному пахучему лесу.

Но. Тома Кристи арестовали через два или три дня после Каллодена и лишили свободы на следующие десять лет, а потом отправили прямиком в Америку. Джейми не знал точный возраст Мальвы, но думал, что ей должно быть около восемнадцати, хотя сдержанность манер делала ее немного старше.

Значит, она была зачата вскоре после того, как Кристи прибыл в Америку. Нет ничего удивительного в том, что мужчина использовал первую возможность жениться после стольких лет без женщины. Ну а затем избранница решила, что продешевила, и была такова. Кристи говорил Роджеру Маку, что его жена умерла от инфлюэнцы, – что ж, у всякого мужчины есть гордость, а уж у Тома Кристи и подавно.

Но Алан Кристи… он-то откуда взялся? Парню было хорошо за двадцать, он вполне мог быть зачат до Каллодена. И потом эта женщина, кто бы она ни была, приехала за Томом сюда. Это говорило о ее преданности и решимости, что заставило Джейми подумать о Кристи с интересом. Но ее преданности оказалось недостаточно для тягот жизни в колониях, или же она обнаружила, что время и обстоятельства так переменили Тома, что ее любовь растаяла под натиском разочарования, и она покинула его.

Он легко мог себе все это представить и почувствовал неожиданное сочувствие и симпатию к Тому Кристи. Он слишком хорошо помнил свои собственные эмоции, когда Клэр вернулась, чтобы найти его. Он не верил в свое счастье и испытывал смертельный, всепроникающий страх, что она не узнает в нем человека, которого когда-то любила.

Еще хуже, если жена Кристи обнаружила что-то такое, что заставило ее уехать, – хоть Джейми и знал Клэр хорошо, он по-прежнему не был уверен, что она осталась бы, скажи он ей сразу о браке с Лаогерой. Ну и если уж начистоту, если бы Лаогера не подстрелила его, едва не прикончив, Клэр вполне могла сбежать, исчезнув из его жизни раз и навсегда. Мысль об этом была как черная пропасть, разверзающаяся под его ногами.

Конечно, если бы она ушла, он бы просто умер. Он никогда не приехал бы сюда, не получил бы эту землю, не увидел дочь, не взял бы на руки внука. Если подумать, быть на волосок от смерти не всегда такая уж неудача – если, конечно, не умираешь в итоге.

– Вас беспокоит ваша рука, сэр?

Слова Мальвы вернули его с небес на землю, и он понял, что стоит, ухватившись одной рукой за то место на предплечье, куда попала пущенная Лаогерой пуля, а девушка обеспокоенно хмурится, глядя на него.

– О нет, – поспешно отозвался Джейми, опуская руку. – Просто москиты. Рано они сегодня. Скажи-ка мне лучше, – он перевел разговор на более нейтральную тему, – нравится тебе жить в горах?

Хоть вопрос был пустячный, она всерьез задумалась, прежде чем ответить.

– Тут иногда одиноко, – сказала она и посмотрела в глубь леса, где солнечный свет дробящимися снопами падал на листья и иголки, кустарники и камни, наполняя воздух зелеными тенями. – Но… симпатично, – призналась она, чуть замявшись, перед тем как подобрать нужное слово. Мальва заулыбалась, признавая странность этого выбора.

Они дошли до небольшой поляны, где вода искрилась, падая с небольшого каменного уступа, который его дочь называла змеиным камнем, – его зеленый цвет и густой мох, окаймляющий воду, дали источнику имя.

Он махнул рукой, приглашая Мальву напиться первой. Та опустилась на колени и, прижав сложенные ковшиком ладони к лицу, закрыла глаза, наслаждаясь вкусом холодной сладкой воды. Она зачерпнула воды и начала пить снова, почти жадно. Мальва и сама была очень симпатичной, подумал он с удовольствием: ей, хорошенькой девчушке с аккуратным подбородком и нежными розовыми ушками, игриво выглядывающими из-под чепца, это определение подходило куда больше, чем суровому духу гор. Ее мать, должно быть, была красивой женщиной – девушке посчастливилось, что она не унаследовала мрачных отцовских черт, за исключением серых глаз.

Мальва оторвалась от источника и отодвинулась чуть в сторону, кивая ему, чтобы он тоже утолил жажду. День был не жаркий, но тропа к источнику была крутой, поэтому холодная вода казалась лакомством.

– Я никогда не видела шотландского высокогорья, – сказала Мальва, промакивая лицо кончиком платка. – Некоторые говорят, что это место очень похоже на него. А вы как думаете, сэр?

Он стряхнул воду с пальцев и вытер рот тыльной стороной ладони.

– Немного похоже. Местами. Грейт-Глен и лес здесь – да, очень похожи. – Он указал подбородком на шелестящие, пахнущие смолой деревья вокруг. – Но здесь нет таких папоротников. И торфа, конечно. И вереска. Это главная разница.

– Я слышала истории о мужчинах, прячущихся в вереске. Вы так когда-нибудь делали, сэр? – Она улыбнулась, показав ямочки на щеках. Джейми не понял, дразнила ли она его или просто заполняла паузу.

– Время от времени, – ответил он и улыбнулся, поднимаясь на ноги и отряхивая еловые иглы с килта. – Ты же имеешь в виду охоту на оленей, верно? Пойдем, я покажу тебе грибы.

Грибы густо росли у основания дуба, не дальше десяти футов от источника. Некоторые экземпляры уже начали высыхать и скручиваться, усеивая землю вокруг темным порошком спор, который улегся поверх поблескивающего ковра из прошлогодней листвы. Свежие шляпки по-прежнему были ярко-оранжевыми и мясистыми.

Тепло попрощавшись, он оставил девушку на поляне и пошел по узкой тропинке назад, размышляя о женщине, которая любила и оставила Томаса Кристи.

Глава 49Злоба северного ветра

Июль 1774 года

Брианна вогнала острый конец лопаты в илистый берег и вытащила кусок глины цвета шоколадной помадки. Могла бы не вспоминать о еде, подумала она, отбрасывая его в сторону и тихонько ворча. Она одернула свое влажное платье и вытерла рукой лоб. Бри не ела с утра, а сейчас уже было время полдника. Но она и не думала останавливаться до ужина. Роджер был в горах – помогал Эми Маккаллум перестроить трубу дымохода, а мальчики отправились в Большой Дом, чтобы съесть хлеба с маслом и медом и в целом стать еще более испорченными от доброты миссис Баг. Она подождет с едой: здесь слишком много работы.

– Тебе помочь, девочка?

Она прищурилась и приставила руку козырьком, защищаясь от солнца. Ее отец стоял на берегу, возвышаясь над ней, и, казалось, наблюдал за ее работой с каким-то затаенным весельем.

– Выглядит так, будто я нуждаюсь в помощи? – спросила она раздраженно, проводя по подбородку тыльной стороной измазанной в грязи ладони.

– Да, так и выглядит.

Он рыбачил: ноги был босые и мокрые. Он положил удочку возле дерева и сбросил рыбацкую корзину с плеча, плетеный тростник скрипнул под тяжестью улова. Потом он ухватился за молодое деревце для равновесия и заскользил вниз по скользкому берегу, босые ноги захлюпали по грязи.

– Погоди-ка – сначала сними рубашку!

Секундой позже она поняла свою ошибку. По его лицу, всего на миг, скользнул испуг и тут же исчез.

– Это… из-за грязи… – сказала она, осознавая, что уже поздно. – Трудно будет отстирать.

– О да, конечно.

Он без колебаний стащил рубашку через голову и повернулся к ней спиной, подыскивая подходящую ветку, чтобы повесить ее.

Его шрамы были не такими уж жуткими. Она уже видела их мельком раньше, много раз представляла их, и в реальности они оказались куда менее пугающими. Шрамы были старые и походили на тонкую серебряную паутину, слегка дрожащую над очертаниями его торса, когда он тянулся вверх. Двигался Джейми естественно. Только напряженные плечи выдавали истинное положение вещей.

Ее ладонь непроизвольно сжалась, нащупывая отсутствующий карандаш, ощущая штрих, который запечатлеет этот едва заметный знак напряжения, этот беспокойный акцент, который будет притягивать смотрящего ближе и ближе, заставляя его размышлять, что такого в этой пасторальной сцене.

«Наготы отца твоего не открывай», – подумала она и разжала ладонь, крепко прижав ее к бедру. Но он развернулся к ней лицом и теперь спускался вниз по берегу, глаза опущены на сплетения тростника и камни под ногами.

Джейми проскользил последние два фута и подъехал к ней с характерным всплеском, расставив руки в стороны, чтобы удержать равновесие. Она засмеялась, как и планировалось, и он улыбнулся в ответ. На секунду ей пришло в голову заговорить об этом, извиниться, но он отводил взгляд.

– Передвинем его или обойдем кругом?

Его внимание теперь было сосредоточено на крупном валуне, торчащем из прибрежной грязи, он оперся на него всем весом и толкнул для пробы.

– А сможем мы его подвинуть, как думаешь?

Она встала рядом с ним, заново подбирая подол платья и затягивая его ремнем между ног.

– Если обходить вокруг – придется копать еще десять футов канавы.

– Так много? – Он удивленно посмотрел на нее.

– Да. Я хочу пройти тут напрямую, чтобы срезать путь до того поворота. Тогда я смогу поставить здесь небольшое колесо, и получится хороший водопад.

Бри оперлась на него, махая рукой вниз по течению.

– Следующее подходящее место будет там, внизу, видишь, где берега поднимаются? Но это лучше.

– Ты права. Подожди немного.

Он прошел обратно к сухому берегу, вскарабкался наверх и скрылся в лесу, откуда вскоре вернулся с несколькими молодыми крепкими дубовыми ветками, на которых все еще покачивались блестящие листья.

– Нам не нужно вытаскивать его со дна русла? – спросил он. – Только передвинуть на несколько шагов, чтобы ты смогла прокопать берег за ним?

– Так и есть.

Ручейки пота, застрявшие в ее густых бровях, щекотно текли по скулам и щекам. Брианна копала уже добрый час, руки болели от перекидывания тяжелой грязи, пальцы покрылись волдырями. С чувством глубокой благодарности она передала лопату отцу и отступила назад к ручью, наклоняясь, чтобы плеснуть водой на исцарапанные руки и горящее лицо.

– Тяжелая работа, – заметил ее отец, немного покряхтывая от напряжения, пока заканчивал подкоп к валуну. – Ты не могла попросить Роджера Мака сделать это?

– Он занят, – сказала она, чувствуя отрывистость в голосе, но не пытаясь ее скрыть.

Ее отец бросил на нее испытующий взгляд, но ничего не сказал, продолжая устанавливать дубовые ветки. Внезапно, словно из ниоткуда, появились Джемми и Герман, громко требуя участия: их притягивало к деду, как железные опилки к магниту.

Она уже просила их помочь – и они помогали, ровно две минуты, пока не заметили в лесу, выше по склону, дикобраза. Но во главе с Джейми они всерьез взялись за дело и стали резво таскать илистую землю с берега на плоских деревянных щепках, хохоча, толкаясь, мешаясь под ногами и швыряя грязь друг другу на штаны.

Джейми был Джейми, он игнорировал их шалости, ловко руководя работой, и в конце концов скомандовал им выбираться из русла, чтобы их не раздавило.

– Давай-ка, девочка, – сказал он, поворачиваясь к ней. – Хватайся здесь. – Валун освободился от держащей его глины и теперь высовывался из берега, дубовые палки, просунутые под него, торчали по обе стороны, и еще одна сзади.

Она схватила ту, на которую он указал, он взял другие две.

– На счет три… раз… два… взяли!

Джемми и Герман, устроившиеся над ними, звонко вторили: «Раз… Два… Взяли!» – будто маленький греческий хор. У Брианны в большом пальце руки застряла заноза, пропитавшаяся водой древесина причиняла боль, сдавливая кожу складками, но она вдруг почувствовала, что вот-вот рассмеется.

– Раз… Два… Взя…

Неожиданно конструкция задвигалась, вызвав водоворот грязи и каскад рыхлой земли со стороны берега, валун сорвался со своего места и упал в поток с всплеском, залившим обоих по грудь и заставившим мальчишек завизжать от удовольствия.

У Джейми на лице растянулась улыбка от уха до уха, как и у нее самой, несмотря на мокрое платье и перепачканных детей. Валун теперь лежал на другой стороне потока, и – как она и рассчитывала – отведенное течение уже начало разъедать свежую полость на этом берегу, мощный водоворот стачивал зернистую глину, вихрями унося ее вниз.

– Видишь это? – Она кивнула на происходящее, вытирая лицо о плечо своего платья. – Я не знаю, как сильно его разъест эрозия, но я оставлю все на день или два, тогда останется не так уж много копать.

– Ты знаешь, что именно произойдет? – Ее отец восхищенно посмотрел на нее и засмеялся. – Какая ты у меня умная, девочка!

Удовольствие от признания ее достижений на время затмило раздражение от отсутствия Роджера. А присутствие сидра в корзине Джейми, охлажденного в куче пойманной форели, еще больше подняло ей настроение. Они по-дружески сидели на берегу, передавая друг другу бутылку и наслаждаясь действием только что сотворенного водоворота.

– Кажется, это неплохая глина, – заметила она, наклоняясь, чтобы вытащить комок влажной грязи из осыпающегося берега. Она сжала его пальцами, позволяя серой воде заструиться по ее руке, и раскрыла ладонь, показывая ему четкий оттиск своих пальцев, – глина держала форму.

– Подойдет для твоей печи? – спросил он, послушно разглядывая глину.

– Стоит попробовать.

Она совершила несколько неудачных экспериментов с печью, произведя серию кривых тарелок и мисок, большая часть из которых взрывалась в печи или рассыпалась после обжига. Выжившие экземпляры, деформированные и обугленные по краям, стали частью сомнительного сервиза, но это едва ли можно было считать наградой за усилия по растопке печи и присмотру за ней.

Что ей нужно было, так это совет от кого-нибудь, кто разбирался в печах и керамике. Но с нынешними натянутыми отношениями между Риджем и Салемом на это можно было не рассчитывать. Говорить напрямую с братом Мордехаем о производстве керамики было не слишком хорошей идеей: папистка, говорящая с мужчиной, который ей не муж, – скандал!

– Черт побери этого мелкого засранца Манфреда, – согласился отец, слушая ее жалобы. Он слышал подобное и раньше, но не комментировал. Джейми замялся. – Поможет, если я поеду сам и расспрошу его? Несколько братьев по-прежнему говорят со мной, возможно, они позволят мне поговорить и с Мордехаем. Ты только скажи мне, что тебе нужно узнать. Может, запишешь?

– О, па! Я люблю тебя! – Исполненная благодарности, Брианна наклонилась поцеловать его, и он засмеялся, явно довольный тем, что смог угодить дочери.

Окрыленная, она глотнула еще сидра, и радужные видения обожженных глиняных труб начали танцевать в ее мозгу. Бри, хоть и с большим количеством жалоб и препятствий, уже получила деревянную цистерну от Ронни Синклера. Ей нужна была помощь, чтобы поднять ее на место. Потом ей понадобятся только двадцать футов надежных труб.

– Мама, смотри! – Беспокойный голос Джемми прорвался сквозь туман вычислений. С мысленным вздохом она вернулась к реальности, аккуратно задвинув инженерные расчеты в дальний угол своего мозга, где они, возможно, сумеют дозреть сами по себе.

Она передала бутылку обратно отцу и пошла вниз по берегу туда, где сидели на корточках мальчишки, ожидая увидеть лягушачью икру, утонувшего скунса или какое другое чудо природы.

– Что там? – спросила она.

– Смотри, смотри! – Джемми увидел ее и вскочил, показывая на камень у его ног.

Они оказались на Плоской Скале, известной точке на карте, отмечающей ручей. Как и намекало название, это был плоский пласт гранита, достаточно большой, чтобы на нем могли встать трое мужчин одновременно, подточенный водой так, что он нависал над бурлящим потоком. Это было любимым местом для рыбалки.

Кто-то соорудил небольшой костерок; на сколе чернело пятно золы с чем-то похожим на остатки обуглившихся палок в центре. Костер был слишком маленьким для готовки, но все же у нее бы он не вызвал никаких подозрений. Однако ее отец, подойдя, нахмурился, глядя на пятно, что заставило ее подойти ближе и присмотреться, выглядывая из-за его плеча.

Предметы в золе не были палками.

– Кости, – сказала она тут же и присела, чтобы рассмотреть получше. – Что это за животное?

Как только она сказала это, ее мозг начал лихорадочно перечислять и отвергать версии – белка, опоссум, кролик, олень, свинья – не было ничего похожего по форме.

– Это кости пальцев, девочка, – сказал он, понизив голос и глядя на Джемми, который потерял интерес к костру и теперь съезжал вниз по грязному берегу, не оставляя шанса своим штанам. – Не стоит их трогать, – добавил он без надобности – она моментально, с отвращением отдернула руку.

– Человеческие, хочешь сказать? – Брианна инстинктивно вытерла руку о бедро, хотя ничего не касалась.

Джейми кивнул и присел рядом с ней, изучая обгорелые останки. Там были еще какие-то почерневшие куски – но эти, вероятнее всего, имели растительное происхождение, один из них был зеленоватым – возможно, непрогоревший стебель.

Джейми низко склонился, вдыхая запах обгоревших останков. Брианна инстинктивно втянула воздух, подражая ему, но тут же фыркнула, пытаясь избавиться от запаха. Комбинация приводила в замешательство – запах угля, который перекрывало что-то горьковатое и известковое, который в свою очередь перекрывал какой-то резкий медицинский запах.

– Откуда они здесь? – спросила она, тоже понизив голос, хотя Джемми и Герман начали кидаться друг в друга комьями грязи и не заметили бы, даже если бы она закричала.

– Я вроде бы не слышал ни о ком без руки, а ты? – Джейми взглянул на нее, криво улыбаясь. Она не улыбнулась в ответ.

– Ни от кого вокруг. Но если они не из тех, кто вокруг… – Она сглотнула, пытаясь не обращать внимания на странный, полувыдуманный вкус горьких трав и золы. – Где остальное? Где тело?

Это слово, «тело», казалось, добавило разговору новый обертон.

– А я вот думаю, где может быть остаток этого пальца. – Джейми хмурился на потемневшее пятно. Он протянул руку к костру, и она поняла, что он имел в виду: в центре костровища светлел участок, где золу смели. Там лежали три пальца, на которые она смотрела, по-прежнему часто сглатывая. Два остались нетронутыми, кости серо-белые, призрачные среди пепла. Двух суставов третьего пальца не хватало, осталась только тоненькая последняя фаланга.

– Животное? – Бри оглянулась вокруг, ища следы, но на скале не было отпечатков лап, только грязные пятна, оставленные босыми детскими ногами.

Смутные мысли о каннибализме заворочались где-то внизу живота, хотя она тут же отмела эту версию.

– Ты не думаешь, что Йен… – Она резко замолчала.

– Йен? – Отец удивленно посмотрел на нее. – Зачем Йену делать что-то подобное?

– Я не думаю, что он сделал, – сказала она, возвращаясь к здравому смыслу. – Совсем нет. Просто я слышала, что ирокезы иногда… иногда… – Она кивнула на обгоревшие кости, не желая проговаривать конец фразы. – Эмм… Может, друзья Йена? Которые… пришли его навестить?

Лицо Джейми потемнело, но он покачал головой.

– Нет, здесь пахнет шотландским высокогорьем. Ирокезы сожгли бы врага. Или порезали бы его на куски. Но не так. – Он по-шотландски кивнул на кости. – Тут что-то личное, понимаешь? Ведьма или один из шаманов, возможно, могут сделать такое, но не воин.

– Я не видела никаких индейцев в последнее время. Не на Ридже. А ты?

Он, хмурясь, посмотрел на след от костра еще пару секунд и покачал головой.

– И никого, у кого бы не хватало пары пальцев.

– Ты уверен, что они человеческие? – Она смотрела на кости, перебирая другие варианты. – Может это от небольшого медведя или крупного енота?

– Может, – сказал он ровно, но она поняла, что он согласился, только чтобы успокоить ее – он был уверен.

– Мама! – За шлепками босых ног по камню последовало дерганье ее рукава. – Мама, мы хотим есть!

– Конечно, хотите, – отозвалась она, поднимаясь на ноги, но по-прежнему разглядывая обгоревшие фрагменты. – Вы не ели почти час. Что вы делали… – Ее глаза блуждали от костра к сыну, но потом вдруг резко остановились, сфокусировавшись на двух мальчишках, с головы до ног вымазанных грязью и широко улыбающихся.

– Вы только посмотрите на себя, – сказала она с ужасом, потом сдалась и спросила обреченно: – Как вы умудрились так перепачкаться?

– О, это проще простого, – заверил ее отец, с улыбкой поднимаясь на ноги. – Но и поправить легко. – Он наклонился и, схватив Германа за пояс штанов, ловко сбросил его со скалы в водоем.

– Меня тоже, меня тоже! Меня тоже, дедушка! – Джемми подпрыгивал от нетерпения, разбрызгивая грязь во все стороны.

– О да. Тебя тоже. – Джейми тут же схватил внука за талию и подбросил над головой, прежде чем Брианна успела пикнуть.

– Он не умеет плавать.

Ее протест прозвучал одновременно с громким всплеском – Джем упал в воду и камнем пошел на дно. Она бросилась к краю, готовая прыгнуть за ним, но отец схватил ее за предплечье.

– Подожди немного, – сказал он. – Как ты узнаешь, умеет он плавать или нет, если не дашь ему попробовать?

Герман уже вовсю греб к берегу, его светлые волосы потемнели от воды. Джемми вынырнул у него за спиной, молотя руками по поверхности и отплевываясь, Герман мгновенно нырнул, развернулся как выдра, и возник рядом с другом.

– Дергай ногами! – закричал он Джемми, яростно разбрызгивая воду в качестве примера. – Перевернись на спину!

Джемми прекратил беспорядочно трепыхаться, повернулся на спину и начал испуганно лягаться. Волосы облепили его лицо, а брызги от интенсивной гребли, вероятно, полностью закрыли обзор, но он продолжал упорно молотить ногами под ободряющие возгласы Джейми и Германа.

Заводь была не больше десяти футов в длину, и он достиг отмели на противоположном берегу за пару секунд, врезавшись головой в один из камней, рассыпанных по дну. Джем остановился, на всякий случай продолжая бить ногами по мелководью, потом подскочил и, разбрызгивая воду вокруг, откинул волосы с лица. Он выглядел удивленным.

– Я могу плавать! – закричал он. – Мама, я могу плавать!

– Это замечательно! – отозвалась она, разрываясь между гордостью и желанием тут же побежать домой, чтобы рассказать Роджеру, и смутными картинами, где Джемми бездумно ныряет в бездонные пруды и окаймленные острыми скалами горные речки, уверенный, что умеет плавать. Но он уже испробовал себя в этом деле, дороги назад не было.

– Плыви сюда! – Она наклонилась в его сторону. – Сможешь приплыть назад? Иди ко мне!

Он мгновение смотрел на нее пустым взглядом, потом оглянулся вокруг, на зыбящуюся водную гладь. Возбужденный блеск исчез из его глаз.

– Я забыл, – сказал он, и уголки его губ поползли вниз, полнясь внезапным разочарованием. – Я забыл как!

– Падай вниз и бей ногами! – подсказал ему Герман, сидя на скале. – У тебя получится, кузен!

Джемми сделал пару неуверенных шагов в воде, но остановился – его губы затряслись, страх и растерянность охватили ребенка.

– Стой там, парень! Я иду! – крикнул Джейми и красиво нырнул в заводь, оставляя за собой светлую полосу, – пузырьки воздуха поднимались от его штанов и волос. Он вынырнул перед Джемми, шумно дыша и откидывая медные пряди с лица.

– Пойдем-ка, дружок, – сказал он, разворачиваясь на мелководье, чтобы подставить Джему спину. Он оглянулся и похлопал себя по плечу. – Хватайся здесь, а? Поплывем назад вместе.

И так они и поступили, брыкаясь и расплескивая вокруг воду в своем неуклюжем собачьем заплыве. Герман вторил счастливым крикам Джемми, он снова прыгнул в воду, чтобы плыть с ними рядом.

Выбравшись на скалу, все трое улеглись на ней, смеясь и тяжело дыша у ног Брианны, вокруг них растекались лужицы.

– Что ж, теперь вы почище, – сказала она рассудительно, отступая на пару шагов, чтобы не замочить башмаки. – Признаю.

– Конечно, почище. – Джейми сел, выжимая воду из длинного хвостика. – Я подумал, девочка, что есть способ получше сделать то, что ты хочешь.

– Что я хо… Ты про воду?

– Да. – Он шмыгнул носом и вытер его тыльной стороной ладони. – Я покажу тебе, если придешь к нам после ужина.

– Что это, дедушка? – Джемми поднялся на ноги с торчащими в разные стороны рыжими вихрами и с интересом смотрел на дедовскую спину. Он провел пальцем по длинному кривому шраму.

– Что? О… это, – лицо Джейми на мгновение потеряло всякое выражение, – это… эммм…

– Плохие люди однажды сделали дедушке больно, – решительно прервала его Брианна и наклонилась, чтобы взять сына на руки. – Но это было очень давно. Сейчас с ним все хорошо. Ты весишь целую тонну!

– Папа говорит, что дедушка скорее всего, Силки, – заметил Герман, рассматривая спину Джейми с интересом. – Как его papa до этого. Плохие люди нашли тебя в обличье Силки, дедушка? Они хотели срезать твою кожу? В этом случае он бы снова превратился в человека, разумеется, – со знанием дела объяснил он, глядя на Джема, – и сразился бы с ними своим мечом.

Джейми в упор смотрел на Германа. Потом он моргнул и снова вытер нос.

– О, – выдавил он. – Ай. Эм. Ай, думаю, так все и было, раз твой папа так говорит.

– Что такое Силки? – спросил Джем, сбитый с толку, но заинтересованный. Он заерзал на руках у Брианны, и она опустила его обратно на скалу.

– Я не знаю, – признал Герман. – Но у них есть мех. Что такое Силки, дедушка?

Джейми закрыл глаза, глядя на опускающееся солнце, и потер лицо, слегка покачивая головой.

– Хм, – начал он, выпрямив спину, открыв глаза и откинув с лица мокрые волосы. – Силки – это создание, которое на земле человек, а в воде превращается в морского котика. А морской котик, – добавил он, перебивая Джемми, который уже открыл рот для вопроса, – это такой гладкий зверь, который лает, как собака, величиной с быка и красивый, как полуночная темнота. Они живут в море, но иногда выбираются на прибрежные скалы.

– Ты их видел, дедушка? – с любопытством спросил Герман.

– О, много раз, – заверил его Джейми. – На берегах Шотландии живет множество морских котиков.

– Шотландия, – эхом отозвался Джемми с круглыми глазами.

– Ma mère говорит, что Шотландия – хорошее место, – заметил Герман. – Она иногда плачет, когда говорит про нее. Но я не уверен, что мне бы там понравилось.

– Почему нет? – спросила Брианна.

– Там полно великанов и водных коней… и всякого другого, – ответил Герман, хмурясь. – Не хочу ни с кем из них встречаться. А еще овсянка, мама говорит. Но у нас и тут есть овсянка.

– Так и есть. Думаю, самое время пойти домой и съесть немного овсянки. – Джейми поднялся на ноги и потянулся, постанывая от удовольствия.

Послеполуденное солнце омывало скалу золотом, окрашивая мальчишеские щеки и поблескивая в ярких волосках на руках у ее отца.

Джем в подражание деду тоже потянулся и застонал, Джейми рассмеялся.

– Пойдем, маленькая рыбка. Довезти тебя до дома? – Он наклонился, чтобы Джем мог вскарабкаться ему на спину, и, выпрямившись, взял за руку Германа.

Джейми заметил, что Брианна мгновенно вернулась мыслями к остаткам костра на краю скалы.

– Оставь это, девочка, – сказал он тихо. – Это ворожба. Не надо это трогать.

Потом он сошел со скалы и пошел к тропинке – Джемми у него за спиной, а Герман крепко схвачен за шкирку. Оба мальчика хихикали, пока Джейми прокладывал дорогу в скользкой грязи.

Брианна забрала лопату и рубашку Джейми с берега и нагнала их по пути к Большому Дому. Вечерний бриз дул сквозь деревья, заставляя ее поежиться в мокром платье, но тепла от ходьбы было достаточно, чтобы не замерзнуть.

Герман что-то напевал про себя, шагая рука в руке с дедом, его маленькая светлая голова качалась туда-сюда, как метроном.

Джемми блаженно и обессиленно вздыхал, ногами обхватив талию Джейми, а руками обняв его за шею, он прижал свою загорелую щеку к истерзанной дедовой спине. Потом его посетила какая-то идея, потому что он вдруг громко чмокнул Джейми между лопаток.

Ее отец резко остановился, почти уронив внука, и издал странный высокий гортанный звук, который заставил ее рассмеяться.

– Так лучше? – серьезно спросил Джем, подтягиваясь повыше, чтобы заглянуть деду в лицо.

– Да, парень, – заверил его Джейми, и его лицо дернулось. – Гораздо лучше.

Москиты и мошкара уже набирали силу. Она махнула перед собой, чтобы разогнать облако мошек и прихлопнула комара у Германа на шее.

– Ай, – отреагировал он, подняв плечи, но продолжил петь, ничуть не потревоженный.

Рубашка Джемми была тонкой, из поношенного полотна, перешитая из старой рубашки Роджера. Одежда высохла, облегая его тело, плотное и крепкое, ширина его маленьких хрупких плеч перекликалась с шириной других плеч, старше и крепче, за которые он цеплялся. Она перевела взгляд от рыжеволосых мужчин к напевающему Герману, тонкому как тростинка и выглядящему особенно изящным в перекличке света и тени. Брианна подумала о том, до чего же красивые мужчины все трое.

– Кто были те плохие люди, дедушка? – спросил Джемми сонно, его голова качалась в такт шагам Джейми.

– Чужаки, – ответил Джейми кратко. – Английские солдаты.

– Английские канальи, – добавил Герман, прекратив петь. – Одни из тех, которые отрезали руку моему папе.

– Это они? – Джемми поднял голову, на секунду пробудившись, но тут же с глухим стуком уронил ее между лопатками Джейми, заставив деда крякнуть. – Ты убил их своим мечом, дедушка?

– Кое-кого.

– Я убью остальных, когда вырасту, – объявил Герман. – Если кто-то остался.

– Полагаю, остался. – Джейми подтянул Джемми чуть повыше, отпуская руку Германа, чтобы плотнее прижать к себе обмякшие ноги Джемми.

– И я, – пробормотал Джемми, не в силах бороться со сном, – я тоже их убью.

На развилке Джейми передал Брианне сына, который уже крепко спал, и забрал у нее свою рубашку. Он натянул ее, убирая с лица растрепанные волосы. Отец улыбнулся ей, затем наклонился и нежно поцеловал в лоб, положив одну руку на круглую рыжую головку Джемми, лежащую у нее на плече.

– Не беспокойся, девочка, – мягко сказал он. – Я поговорю с Мордехаем. И с твоим мужчиной. А ты позаботься пока об этом малом.

* * *

«Это личные дела», – сказал ее отец.

Главный смысл заключался в том, чтобы она оставила тот костер в покое. И она, возможно, так и поступила бы, если бы не пара деталей. Первая – Роджер пришел домой затемно, насвистывая песенку, которой, как он сказал, научила его Эми Маккаллум. И второе – небрежное замечание ее отца о том, что костер возле ручья пах шотландским высокогорьем.

У Брианны был чуткий нос, и она чуяла недоброе. Она наконец-то поняла – с опозданием, – что заставило Джейми сделать такой вывод. Резкий медицинский запах был запахом йода, запахом жженых морских водорослей. Так же давным-давно пах костер из морских водорослей возле Аллапула, куда Роджер возил ее на пикник.

Конечно, на побережье были водоросли, но вряд ли кто-то привез их оттуда в горы. При этом не исключено, что водоросли могли привезти из Шотландии рыбаки, как некоторые эмигранты возят с собой землю из дома в напоминание о покинутой родине.

«Ворожба», – сказал отец. А песня Роджера, которой его научила Эми Макаллум, называлась, как он сказал, «Чары по часовой стрелке».

Все это ничего не доказывало. Тем не менее она упомянула маленький костер и его содержимое в разговоре с миссис Баг, просто из любопытства. Миссис Баг прекрасно разбиралась в гэльской ворожбе.

Женщина задумчиво сдвинула брови и сжала губы, услышав описание.

– Кости, говоришь? Какие кости? Животного или человека?

Брианна почувствовала, как по спине пробежала дрожь.

– Человека.

– О, ох. Есть такие заговоры, для которых используют могильный прах или кости.

Упоминание о золе, видимо, напомнило миссис Баг о чем-то, потому что она взяла большую миску для замесов из теплой золы очага и заглянула в нее. Хлебная закваска испортилась несколько дней назад, и миску с мукой, водой и медом поставили в дымоход в надежде добыть диких дрожжей из проходящего воздуха.

Круглая маленькая шотландка хмуро посмотрела на миску, покачала головой и поставила ее обратно, коротко пробормотав что-то на гэльском. Ну разумеется, подумала Брианна, слегка развеселившись, ведь должна быть молитва для привлечения дрожжей. Какой святой заступник в ответе за дрожжи?

– То, что ты нашла возле ручья – водоросли, кости и плоский камень, – сказала миссис Баг, возвращаясь одновременно к шинковке репы и к их разговору, – это любовные чары, девочка. Некоторые называют их «злоба северного ветра».

– Хорошенькое название для любовных чар, – отозвалась Бри, глядя на миссис Баг, которая засмеялась.

– Ох, погоди-ка, удастся ли мне это вспомнить? – задала она себе риторический вопрос. Женщина вытерла руки о фартук, сложила их на талии и продекламировала в несколько театральной манере:

– Любовные чары для тебя,

Вода, вытянутая через соломинку,

Тепло твоего любимого,

И его любовь придет к тебе.

Приди рано в День Господень,

На плоскую скалу прибрежную,

Возьми с собой белокопытник

И наперстянку.

Немного угольков

В подоле платья принеси,

Да еще комок особых водорослей

В деревянном горшочке.

Три кости старика,

Недавно взятые из могилы,

Девять стеблей королевского папоротника,

Недавно срубленные топором.

Положи связку в огонь

И преврати все в золу;

Золу посыпь на обнаженную грудь любимому,

Когда дует злой северный ветер.

Обойди родовой холм,

Кругом пять раз обойди,

Даю тебе клятву,

Что любимый никогда не покинет тебя.

Миссис Баг опустила руки, взяла другую репу, ловко разрезав ее на четыре части, и бросила куски в котел. – Ты, надеюсь, не намерена такое практиковать?

– Нет, – пробормотала Брианна, чувствуя, как по спине побежал холодок. – Как вы думаете, мог это быть кто-то из рыбаков?

– Ну, что до этого, тут я не могу поручиться наверняка – но кто-нибудь точно должен знать этот приворот, он довольно известный. Хотя я лично не знаю никого, кто бы такое проделывал. Есть способы и попроще, чтобы приворожить мужчин, милая, – добавила она, наставительно указывая коротким пальцем на Брианну. – Приготовь ему хорошую тарелку репы с маслом, вареной в молоке, например.

– Я запомню, – пообещала Брианна, улыбнувшись, и попрощалась.

Она намеревалась вернуться домой, там ее ждала дюжина дел, которые нужно было переделать: от прядения ниток и изготовления ткани до ощипывания и потрошения мертвых гусей, которых она недавно подстрелила и повесила в пристройке. Но вместо этого ноги понесли ее вверх по склону, по заросшей тропке, ведущей к кладбищу.

Конечно, кто бы ни занимался ворожбой, это была не Эми Маккаллум, подумала она. Той бы понадобилось несколько часов, чтобы дойти до кладбища от ее хижины, к тому же у нее на руках был младенец. Но детей можно нести. И никто бы не узнал, что она уходила, кроме, быть может, Айдана, но мальчик не говорил ни с кем, кроме Роджера, которого боготворил.

Солнце почти село, и крошечное кладбище выглядело тоскливо: на холодную, засыпанную хвоей землю, грубые деревянные кресты и кучки каирнов легли длинные холодные тени от окружающих деревьев. Сосны и тсуги, склонив ветки, беспокойно шумели над головой, колышась от легкого вечернего ветра.

Холод пополз от копчика вверх и разлился между лопаток. Ей стало еще холоднее, когда она увидела куски свежей земли у могилы с именем Эфраима.

Глава 50Острые края

Он должен был догадаться раньше. И догадывался. Но что он мог сделать? А главное, что ему делать теперь?

Роджер медленно брел вверх по склону, почти не замечая окружающей его красоты. Почти, но не целиком. Отдаленное ущелье, где среди лавровых зарослей приютилась ветхая хижина Эми Маккаллум, выглядело таким мрачным в запустении зимы, но весной и летом оно пробуждалось к жизни и утопало в зелени и цветах. Вид был настолько живописный, что даже тревога не могла отвлечь внимание от всполохов красного и розового, перемежающихся мягкими пятнами кремового кизила и синевой незабудок, чьи крошечные головки качались на тонких стеблях над быстрым потоком, который несся вниз вдоль горной тропы.

Наверное, место выбирали летом, цинично подумалось Роджеру. Видимо, выглядело очень привлекательно. Ему не довелось знать Орема Маккаллума, но, очевидно, он отличался не большей практичностью, чем его жена, иначе они бы знали, какими опасностями грозит уединенность в этих краях.

Происходящее, однако, нельзя было вменять в вину Эми, он не должен был перекладывать на нее ответственность за недостаток собственного трезвого суждения. В общем-то, за собой Роджер тоже не чувствовал особенной вины, но он раньше должен был заметить, что происходит, о чем судачат вокруг.

– Все знают, что вы проводите больше времени в хижине вдовы Маккаллум, чем с собственной женой.

Так сказала Мальва Кристи, вызывающе подняв свой маленький заостренный подбородок.

– Скажете моему отцу, и я всем расскажу, что видела, как вы целуетесь с Эми Маккаллум. Они все мне поверят.

Он ощутил эхо своего изумления, которое почувствовал от сказанного, – изумление, которое сменилось злостью. Это была злость на девчонку и ее глупую угрозу, но еще больше злость на самого себя.

Роджер работал в солодовне и, направляясь домой к ужину, срезал путь на повороте тропы, застав врасплох этих двоих, Мальву и Бобби, слившимися в объятиях. Они отпрянули друг от друга, вытаращив глаза, как пара потревоженных оленей: перепугались так, что это было даже смешно.

Роджер улыбнулся и, прежде, чем он успел извиниться и деликатно исчезнуть в подлеске, Мальва сделала шаг вперед – глаза ее были по-прежнему круглыми от испуга, но горели решимостью.

– Скажете моему отцу, – сказала она, – и я всем расскажу, что видела, как вы целуетесь с Эми Маккаллум.

Его так ошеломили эти слова, что он едва замечал Бобби, пока молодой солдат не положил ладонь девушке на руку, что-то бормоча и подталкивая ее назад. Мальва, неохотно поворачиваясь, бросила на Роджера последний испепеляющий взгляд и прощальную реплику, которая его оглушила:

– Все знают, что вы проводите больше времени в хижине вдовы Маккаллум, чем с собственной женой. Они все мне поверят.

Черт побери, так и будет, и это его вина. Кроме пары ядовитых ремарок, Бри никак не возражала против его визитов; она принимала – или прикидывалась, что принимает – тот факт, что кто-то должен навещать Маккаллумов, проверять, горит ли огонь в очаге и есть ли в доме еда, составлять им компанию ненадолго, чтобы как-то разбавить монотонность их одинокой жизни.

Он часто делал подобные вещи вместе с преподобным: они проведывали пожилых, овдовевших и больных прихода – приносили пищу, оставались ненадолго поговорить и послушать. Такое и делают для соседей, повторял он себе, это нормальная человеческая доброта.

Но он должен был быть внимательнее. Теперь он вспомнил задумчивый взгляд Джейми за ужином, его на секунду задержанное дыхание, как будто тесть хотел что-то сказать, когда Роджер попросил Клэр дать ему какую-нибудь мазь против сыпи для маленького Орри Маккаллума; потом Клэр бросила взгляд на Брианну, и Джейми закрыл рот – что бы ни было у него на уме, оно так и осталось недосказанным.

«Они все мне поверят». Если она взялась такое утверждать, значит, уже ходили толки. Скорее всего Джейми их слышал, оставалось только надеяться, что они не дошли до Бри.

Кривой дымоход показался над лавровыми зарослями, над ним вился едва заметный дымок, который заставлял прозрачный воздух над крышей дрожать, как будто хижина была заколдована и могла вдруг испариться.

Самое худшее заключалось в том, что Роджер в точности знал, как это случилось. Он питал слабость к молодым матерям, испытывал к ним невыносимую нежность, хотел заботиться о них. Тот факт, что он знал, почему именно в нем жила эта потребность – воспоминание о собственной молодой матери, которая умерла, спасая ему жизнь во время Блица, – никак не помогал делу.

Эта нежность едва не стоила ему жизни в Аламансе, когда этот жестокий дурак Уильям Баккли Маккензи принял его заботу о Мораг Маккензи за… ладно, он поцеловал ее, но только в лоб, ради всего святого, она же была его собственной много раз прабабушкой… И оглушительный идиотизм вероятности быть убитым собственным прапрапра… дедом за соблазнение его жены… Эта история стоила ему голоса, и Роджер должен был бы усвоить урок, но не вышло.

Внезапно разозлившись на себя – и на Мальву Кристи, маленькую злобную девчонку, – он подобрал камень с тропы и запустил его вниз с горы, в ручей. Тот ударился о воду, дважды подпрыгнул и исчез в бурлящем потоке.

Его визиты к Маккаллумам должны прекратиться. Это он видел ясно. Придется придумать что-то другое… Но ему нужно было прийти еще раз, чтобы объясниться. Эми поймет, думал он, но как объяснить Айдану, что такое репутация и почему сплетни – это смертный грех, и почему Роджер не сможет больше приходить, чтобы порыбачить или показать азы строительства.

Усердно чертыхаясь себе под нос, Роджер завершил последний, крутой участок подъема и ступил в заросший запущенный маленький палисадник. Прежде чем он успел оповестить о своем присутствии, дверь распахнулась.

– Роджер Мак! – Эми Маккаллум буквально упала ему на руки с порога, рыдая и задыхаясь. – О, ты пришел, пришел! Я молилась, чтобы кто-нибудь пришел, но не думала, что помощь подоспеет вовремя; я думала, он умрет, но ты пришел, Господь услышал мои молитвы!

– Что случилось? Маленький Орри заболел? – Он взял ее за руки, заставляя встать, и она так яростно замотала головой, что чепец наполовину слетел.

– Айдан, – выдохнула она. – Это Айдан.

* * *

Белый, как простыня, Айдан Маккаллум лежал, сложившись пополам, на операционном столе и тихонько стонал. Моя первая надежда – зеленые яблоки или крыжовник – развеялась, как только я его осмотрела. Я была практически уверена, с чем имею дело, но аппендицит делит симптомы еще с несколькими болячками. Хотя классический случай аппендицита отличался одним важным моментом.

– Можете его разогнуть на секунду? – Я посмотрела на его мать, которая нависала над ребенком, вот-вот готовая разрыдаться, но Роджер, кивнув, подошел и положил руки мальчику на плечи и колени, осторожно заставляя его распрямиться.

Я положила большой палец ему на пупок, мизинец – на правую бедренную кость и сильно нажала на живот средним пальцем, на секунду задумавшись, как это со мной бывало, обнаружил ли к этому времени и назвал ли Макбурней эту диагностическую точку[111]. Боль в точке Макбурнея была специфическим симптомом острого аппендицита. Я нажала на живот Айдана в этом месте и ослабила давление, мальчик закричал, выгнулся дугой и тут же снова согнулся вдвое, как складной нож.

Острый аппендицит, без сомнений. Я знала, что однажды это случится. Со смешанным чувством радостного волнения и страха я поняла, что наконец-то пришло время испробовать эфир в деле. Выбора нет, и сомневаться некогда: если не вырезать аппендикс, он разорвется.

Я подняла глаза – Роджер поддерживал хрупкую миссис Маккаллум за локоть, она прижимала замотанного в пеленки младенца к груди. Ей придется остаться – она понадобится Айдану.

– Роджер, приведешь Лиззи, чтобы она присмотрела за ребенком? А потом беги к Кристи как можно быстрее, мне нужна Мальва.

Самое причудливое выражение скользнуло по его лицу и исчезло, я не смогла истолковать его, но у меня не было времени об этом тревожиться. Роджер кивнул и вышел без разговоров. Я обратила все внимание на миссис Маккалулм, задавая ей вопросы, на которые мне нужно было услышать ответы, прежде чем я разрежу живот ее маленькому сыну.

* * *

Дверь открыл Алан Кристи. Он был более стройной и темноволосой версией своего похожего на филина отца. На вопрос о местонахождении Мальвы он медленно моргнул.

– Зачем… Она пошла к ручью, – сказал он. – Сказала, что за тростником. – Он нахмурился. – Зачем она вам понадобилась?

– Миссис Фрэзер нужно, чтобы она ей помогла… кое с чем.

Внутри что-то задвигали, открылась задняя дверь. В комнату, держа в руках книгу и сжимая двумя пальцами страницу, которую он читал, зашел Том Кристи.

– Маккензи, – сказал он, коротко кивнув головой в приветствии. – Вы сказали, миссис Фрэзер нужна Мальва? Зачем? – Он тоже нахмурился, два Кристи выглядели в точности как пара амбарных сов, разглядывающих сомнительную мышь.

– Маленький Айдан Маккаллуи очень плох, и она была бы рада помощи Мальвы. Я пойду найду ее.

Кристи нахмурился еще сильнее и открыл было рот, чтобы что-то сказать, но Роджер уже развернулся, бегом направляясь к деревьям, прежде чем эти двое могли его остановить.

Он нашел девушку довольно быстро, хотя каждое мгновение поисков казалось бесконечным. Сколько времени проходит, прежде чем разрывается аппендикс? Мальва была по колено в воде, юбки высоко подоткнуты, корзинка для тростника плавает рядом, привязанная за ленту передника. Когда он выкрикнул ее имя громче, она встревоженно обернулась и подняла крепко сжатый в руке нож для тростника.

Выражение тревоги исчезло, когда она увидела, кто ее зовет, хотя он заметил, что Мальва смотрела на него с опаской и по-прежнему сжимала нож. Его объяснение она восприняла с долей интереса.

– Эфир? Серьезно, она собирается его разрезать? – спросила она живо, направляясь к нему.

– Да. Пойдем. Я уже сказал твоему отцу, что ты нужна миссис Фрэзер. Нужно спешить.

Ее лицо изменилось.

– Вы сказали ему? – Ее бровь на секунду приподнялась, потом она прикусила губу и покачала головой. – Я не могу, – сказала она, повышая голос, чтобы перекричать бегущую воду.

– Еще как можешь, – сказал он, стараясь ее приободрить, как мог, и вытянул руку, чтобы помочь ей выйти на берег. – Давай, я помогу тебе с корзиной.

Она решительно замотала головой, нижняя губа чуть выпятилась вперед.

– Нет. Мой отец… он этого не позволит. – Она бросила взгляд в сторону дома, и он тоже обернулся, но все было в порядке – ни Том, ни Алан за ним не пошли, пока не пошли.

Он скинул ботинки и вошел в ледяной ручей, камни, твердые и скользкие, задвигались под его ногами. Мальва открыла рот и широко распахнула глаза от удивления, когда он наклонился и, отвязав корзину от ее передника, выбросил ее на берег. Потом он забрал нож у нее из рук, сунул его за пояс и, подняв ее на руки, вышел с ней на берег, не обращая внимания на пинки и крики.

– Ты идешь со мной, – сказал он, опуская ее на землю со вздохом. – Пойдешь пешком или мне тебя нести?

Роджер подумал, что она выглядит скорее заинтригованной его предложением, чем напуганной, но Мальва снова покачала головой, отступая назад.

– Я не могу! Правда! Он… он побьет меня, если узнает, что я использовала эфир.

Это остановило его на мгновение. Он побьет ее? Возможно. Но на кону была жизнь Айдана.

– Он не узнает, – сказал он. – А если узнает, я прослежу, чтобы он не причинил тебе вреда. Пойдем, ради всего святого – у нас нет времени медлить!

Ее маленький розовый рот упрямо сжался. Сейчас некогда возиться с моральными принципами. Роджер склонился, приблизив свое лицо к ней, и посмотрел девчонке прямо в глаза.

– Ты пойдешь, – произнес он, сжав кулаки, – или я расскажу твоим отцу и брату о тебе и Бобби Хиггинсе. Скажешь что-то подобное обо мне – мне все равно. Но если ты думаешь, что твой отец побьет тебя за помощь миссис Фрэзер, предположи, что он сделает, если услышит, что ты обжималась с Бобби?

Он не знал, какое слово использовали в восемнадцатом веке вместо «обжиматься», но она явно его поняла. И если бы Мальва была чуть побольше размером, то, несомненно, вырубила бы Роджера, если, конечно, он верно понял опасную вспышку в ее больших серых глазах. Но она не была, так что после секундного размышления она наклонилась, вытерла ноги юбками и надела сандалии.

– Оставьте это, – коротко бросила она, увидев, как он наклоняется за корзиной. – И верните мне нож.

Должно быть, это было просто желание сохранить над ней власть до тех пор, пока они благополучно не доберутся до операционной, – разумеется, он ее не боялся. Несмотря на это, он положил руку на пояс и сказал:

– Позже, когда все закончится.

Она не стала ввязываться в спор и побежала по берегу впереди него в сторону Большого Дома так, что подошвы сандалий шлепали по ее голым пяткам.

* * *

Я держала пальцы на брахиальном пульсе в подмышке Айдана, подсчитывая удары. Его кожа на ощупь была очень горячей, температура – примерно 38 или 39 градусов. Пульс был сильным, но ускоренным… он замедлялся по мере того, как мальчик погружался в беспамятство. Я слышала, как Мальва считает себе под нос капли эфира, паузы до следующей порции… Я потеряла счет ударам, но это не имело значения: я впустила его в себя, мое сердце билось в одном ритме с Айданом, и пульс был стабильным, сильным.

Дышал он ровно. Маленький живот ритмично поднимался и опускался под моей рукой, и я чувствовала, как расслабляются мышцы, все, кроме тех, что окружали брюшину. Отчетливо выступающие ребра высоко вздымались над ней от его дыхания. На секунду мне привиделось, что я могу погрузить руки прямо внутрь его живота и коснуться воспаленного аппендикса, я видела пульсирующий болезнетворный отросток в темной пещере его хрупкого тела. Итак, пора.

Миссис Маккаллум слабо вскрикнула, когда я взяла скальпель, и еще раз, чуть громче, когда я погрузила его в бледную кожу, все еще влажно блестящую от спирта, как рыбье брюшко перед тем, как его начнут потрошить ножом.

Кожа разошлась легко. Кровь выступила привычным, странным и магическим образом, будто появившись из ниоткуда. У мальчика почти не было подкожного жира: только мышцы, темно-красные, упругие на ощупь. В комнате находились другие люди – я смутно ощущала их присутствие. Но у меня не было времени думать об этом. Все мое существо было сосредоточено на маленьком теле под моими руками. Кто-то стоял возле моего плеча. Бри?

– Подай мне расширитель, вот этот. – Да, это была Бри: рука с длинными пальцами, влажная от дезинфекции, вложила в мою протянутую левую ладонь когтеобразный инструмент. Мне не хватало профессиональной помощи операционной сестры, но мы справимся и так.

– Просто придержи это здесь. – Я протолкнула лезвие между волокон мускулов, легко разделяя их, потом защипнула мягко блестящую брюшину, приподняла ее и разрезала.

Его внутренности были очень теплыми, обволакивая влагой два пальца, которыми я прощупывала аппендикс. Тихое хлюпанье кишечника, небольшие сгустки содержимого прощупывались сквозь его стенки, скользящее прикосновение кости к моему пальцу – он был таким маленьким, пространства для обследования практически не оставалось. Я закрыла глаза, сосредоточившись на осязании. Слепая кишка должна быть прямо под моими пальцами, я чувствовала изгибы толстого кишечника, неподвижного, но живого, словно уснувшая змея. За ним? Под ним? Я осторожно задвигала пальцами, открыла глаза и внимательно всмотрелась в рану. Крови было немного, но разрез был основательно залит. Стоит ли остановить кровотечение? Я взглянула на Мальву: она сосредоточенно хмурилась, губы слегка шевелились, беззвучно считая, одну руку она держала у Айдана на шее, контролируя пульс.

– Маленький прижигатель. – Последовала секундная пауза – помня о том, как огнеопасен эфир, я затушила очаг и перенесла жаровню в кабинет Джейми на другой конец холла. Но Бри действовала оперативно – уже через мгновение он был у меня в руках. Струйка дыма поднялась от его живота, и к теплому густому запаху крови примешался привкус паленой плоти. Я подняла глаза, чтобы отдать инструмент Бри, и увидела лицо миссис Маккаллум – она ошеломленно, онемев от ужаса, наблюдала за происходящим.

Я промокнула кровь комком корпии и снова посмотрела на рану, чтобы убедиться, что у меня в пальцах то, что я предполагаю… так и есть.

– Вот так, – произнесла я ликующе. – Поймала!

Очень осторожно я подцепила пальцем изгиб слепой кишки и вытащила ее часть через разрез. Воспаленный аппендикс торчал из нее, словно разозленный толстый червяк, фиолетовый от воспаления.

– Лигатуру.

Итак, я его поймала. Я видела тонкую оболочку в нижней части аппендикса и кровеносные сосуды, питающие его. В первую очередь нужно было перевязать их. Потом можно будет перетянуть сам аппендикс и отрезать его. Будет сложно только из-за маленького размера, но не слишком проблематично…

В комнате было так тихо, что я слышала, как шипят и потрескивают угли в жаровне в кабинете Джейми. Пот сбегал у меня за ушами и между грудей, я смутно осознала, что зубы впились в нижнюю губу.

– Зажим. – Я туго затянула петлю кисетного шва и, взяв инструмент, аккуратно подоткнула обрубок отрезанного аппендикса вовнутрь кишки. Я плотно вдавила это обратно в его живот и перевела дыхание.

– Сколько прошло времени, Мальва?

– Чуть больше десяти минут, мадам. Он в порядке. – Она ненадолго отвела взгляд от маски с эфиром, бросив мне короткую улыбку, затем приподняла капающий флакон, ее губы зашевелились в безмолвном счете.

Наложение швов прошло очень быстро. Я намазала свежий разрез толстым слоем меда, наложила тугую повязку, укрыла его теплым одеялом и выдохнула.

– Снимай маску, – сказала я Мальве, выпрямляясь. Она не ответила, и я посмотрела на нее. Девушка подняла маску, держа ее обеими руками перед собой, как щит. Но она больше не наблюдала за Айданом: ее глаза остановились на отце, замершем в дверном проеме.

* * *

Том Кристи поочередно переводил взгляд с маленького обнаженного тела на операционном столе на свою дочь. Она неуверенно отступила на шаг назад, по-прежнему вцепившись в эфирную маску. Кристи затряс головой, пронизывая меня свирепым серым взглядом.

– Что здесь происходит? – требовательно спросил он. – Что вы делаете с этим ребенком?

– Спасаем ему жизнь, – раздраженно ответила я. Я все еще вибрировала от напряжения, и мне было не до праздных разговоров. – Вам что-то нужно?

Тонкие губы Кристи плотно сжались, но прежде, чем он успел ответить, в комнату ворвался его сын и, за пару шагов достигнув своей сестры, схватил ее за запястье.

– Пошла отсюда, ты, мелкая тупица, – сказал он грубо, дергая ее. – Нечего тебе тут делать.

– Отпусти ее, – сказал отрывисто Роджер и схватил Алана за плечо, чтобы оттащить парня. Алан развернулся на каблуках и ударил Роджера в живот, коротко и точно. Роджер крякнул, но не растерялся. Он врезал Алану Кристи в челюсть. От удара Алан качнулся назад, опрокинув столик с инструментами – ланцеты и крючки посыпались на пол гремящей металлической лавиной, банка со спиртом и кетгутовыми лигатурами разбилась о доски, разбрызгивая вокруг осколки и жидкость.

Мягкий удар о пол заставил меня посмотреть вниз. Эми Маккаллум, побежденная эфиром и собственными эмоциями, упала в обморок.

У меня не было времени заниматься ею: Алан снова пошел в атаку, отчаянно замахиваясь, Роджер пригнулся и, подавшись ему навстречу, обхватил соперника за талию, они качнулись назад, ударились о подоконник и выпали из окна, не разнимая воинственных объятий.

Том Кристи издал низкий рычащий звук и поспешил к окну. Мальва, улучив момент, выбежала за дверь, я слышала, как ее шаги торопливо застучали по коридору в сторону кухни – должно быть, она бежала к задней двери.

– Какого черта?.. – спросила Бри.

– Не смотри на меня, – ответила я, качая головой. – Понятия не имею.

Это было правдой. Однако внутри меня клубилось неприятное подозрение, что весь этот цирк из-за того, что я привлекла Мальву к операции. Мы с Томом Кристи достигли некоего перемирия, пока я занималась его рукой, но это не значит, что он поменял свое мнение о нечестивости эфира.

Бри резко выпрямилась и замерла. Стоны, всхлипы и невнятные ругательства снаружи свидетельствовали о том, что драка продолжалась, но внезапно повысившийся голос Алана Кристи только что назвал Роджера прелюбодеем. Брианна бросила недобрый взгляд на бесчувственную Эми, а я ругнулась себе под нос. Я слышала пару вскользь брошенных фраз о визитах Роджера к Маккаллумам, да и Джейми был уже близок к тому, чтобы сказать об этом парню, но я отговорила его от вмешательства, предложив осторожно обсудить это с дочерью. Но мне не выпало случая застать ее наедине, и теперь…

Бросив последний неприязненный взгляд на вдову Маккаллум, Бри вышла из комнаты, явно намереваясь внести свою лепту в драку. Я схватилась за голову и, должно быть, застонала, потому что Том Кристи резко оторвался от окна.

– Вам нехорошо, мистрис?

– Нет, – ответила я немного неуверенно. – Просто… Послушайте, Том, мне жаль, что я послужила причиной неприятностей, попросив Мальву помочь мне. Я думаю, у нее настоящий дар к исцелению, но у меня в мыслях не было принуждать ее заниматься тем, что вы не одобряете.

Он посмотрел на меня довольно мрачно, а потом перевел взгляд на неподвижное тело Айдана. Лицо его внезапно заострилось.

– Этот ребенок мертв? – спросил он.

– Нет, нет. Я просто дала ему эфир, и он засну…

Слова застряли у меня в горле, когда я заметила, что Айдан выбрал самый неподходящий момент, чтобы перестать дышать. С бессвязным криком я оттолкнула Тома Кристи и упала на Айдана, припав губами к его рту и вжимая ребро ладони в центр его груди. Эфир из его легких заструился у меня по лицу, как только я от него оторвалась. Голова закружилась, и я схватилась свободной рукой за край стола, снова вдыхая воздух в его легкие. Я не могу отключиться, не могу.

Все поплыло, комната, казалось, вращалась вокруг; я отчаянно цеплялась за сознание, делая искусственное дыхание и ощущая, как поднимается и опадает крошечная грудь под моей рукой. Все длилось не больше минуты, но эта минута была наполнена кошмаром: вокруг все вертелось, тело Айдана было единственным якорем, удерживающим меня от погружения в водоворот хаоса. Эми Маккаллум зашевелилась на полу возле меня, поднялась, покачиваясь, на колени и бросилась на меня с криком, пытаясь оттолкнуть меня от сына. Я услышала грозный голос Тома Кристи, пытающийся утихомирить ее. Должно быть, он оторвал ее от меня, потому что хватка на моей ноге разжалась.

Я наполнила легкие мальчика еще раз, и грудь под моей ладонью наконец дернулась. Он закашлял, поперхнулся, закашлял снова и начал одновременно дышать и плакать. Я поднялась, держась за стол, чтобы не упасть от головокружения.

Передо мной стояли две фигуры, черные, искривленные, с зияющими провалами ртов, усеянными клыками. Я моргнула, трезвея, и сделала несколько глубоких вдохов. Снова моргнула, и фигуры превратились в Тома Кристи и Эми Маккаллум. Он держал ее за талию, не позволяя двигаться.

– Все в порядке, – сказала я, собственный голос казался мне далеким и чужим. – С ним все нормально. Ей можно подойти.

Эми со всхлипами бросилась к Айдану, сжимая его в объятиях. Том Кристи и я стояли посреди беспорядка, глядя друг на друга. Снаружи все затихло.

– Вы только что воскресили этого ребенка из мертвых? – спросил он. Голос его звучал обыденно, но кустистые брови изогнулись в удивлении.

– Похоже, что так, – ответила я.

– О.

Он посмотрел на меня без всякого выражения. Комната пахла алкоголем, и это, похоже, сушило слизистую моего носа. Я вытерла передником слезящиеся глаза. Наконец он кивнул – как будто самому себе – и развернулся, чтобы выйти. Мне нужно было наблюдать за Айданом и его матерью, но я не могла позволить ему уйти, не попытавшись уладить ситуацию с Мальвой, насколько возможно.

– Том… Мистер Кристи, – я поспешила вслед за ним и поймала его за рукав. Он обернулся, удивленно нахмурившись. – Мальва. Это моя вина, я послала за ней Роджера. Вы ведь не… – Я замялась, но не нашлась, как сказать об этом мягче. – Вы ведь не накажете ее, правда?

Морщинка между бровей мгновенно стала глубже, а потом расправилась. Он тихонько качнул головой и, кивнув, отнял рукав.

– Ваш покорный слуга, миссис Фрэзер, – сказал он тихо и, в последний раз взглянув на Айдана – который в настоящий момент требовал еды, – вышел из комнаты.

* * *

Брианна прижала уголок влажного носового платка к разбитой нижней губе Роджера, опухшей и кровоточащей от столкновения с какой-то из частей Алана Кристи.

– Это моя вина, – повторил он в третий раз. – Я должен был придумать какую-нибудь отговорку, когда пришел к Кристи.

– Заткнись, – сказала она, начиная терять и без того шаткое самообладание. – Продолжишь болтать, кровь не остановится. – Это была первая вещь, которую она сказала ему после драки.

Бормоча извинения, он взял у нее платок и прижал ко рту. Однако, не в силах сохранять спокойствие, встал и открыл дверь хижины, выглядывая наружу.

– Он ведь не бродит тут до сих пор? Алан?

Она подошла, чтобы заглянуть ему через плечо.

– Если он здесь, не трогай его. Я пойду…

– Нет, его нет, – прервал жену Роджер. Все еще прижимая платок, он кивнул в сторону Большого Дома, на поляну на склоне. – Это Том.

Никаких сомнений, там стоял Том Кристи. Просто стоял, видимо, погруженный в размышления. Пока за ним наблюдали, он помотал головой, как собака, отряхивающаяся от воды, и решительно направился в сторону собственного дома.

– Я пойду и поговорю с ним. – Роджер бросил платок на стол.

– О нет, не пойдешь. – Брианна схватила его за руку, когда он направился к двери. – Не вмешивайся, Роджер!

– Я не собираюсь драться, – сказал он, успокаивающе похлопав ее по руке. – Но мне нужно поговорить с ним.

– Нет, не нужно. – Она крепче сжала его руку и потянула, пытаясь вернуть его обратно к очагу. – Ты только сделаешь хуже. Оставь их в покое.

– Не сделаю, – сказал он, на его лице начало проступать раздражение. – Что ты хочешь этим сказать – сделаю хуже? Что, по твоему мнению, я натворил?

Это был не тот вопрос, который ей хотелось обсуждать прямо сейчас. Все еще на нервах после операции, внезапной драки и отвратительного оскорбления Алана, она с трудом доверяла собственным словам, не говоря уже о попытках быть конструктивной и деликатной.

– Не ходи, – повторила она, заставляя себя понизить тон и говорить спокойно. – Все расстроены. По крайней мере подожди, пока все не уляжется. Лучше подождать, пока не вернется папа. Он сможет…

– Ага, он сможет сделать все лучше, чем я, я это прекрасно знаю, – зло ответил Роджер. – Но это я обещал Мальве, что ей не причинят вреда. Я пошел. – Он рванул рукав достаточно сильно, чтобы она почувствовала, что шов под мышкой затрещал.

– Прекрасно! – Бри отпустила рубашку и крепко шлепнула его по руке. – Иди! Защити всех и каждого в мире, кроме собственной семьи. Иди! Катись к черту!

– Что? – Он остановился и нахмурился, застигнутый врасплох между негодованием и замешательством.

– Ты меня слышал! Иди! – Она топнула ногой, и банка с семенами дикой моркови, стоявшая на краю полки, упала, разбрызгав по полу маленькие черные семена. – Посмотри, что ты наделал!

– Я…

– Неважно! Не имеет значения. Просто катись отсюда. – Она пыхтела, как касатка, пытаясь не заплакать. Ее щеки горели, глаза, казалось, налились кровью и жаром, так что на секунду она подумала, что может испепелить его взглядом, – безусловно, ей этого очень хотелось.

Он замялся, очевидно, пытаясь решить, стоит ли остаться и успокоить свою рассерженную жену или уйти, чтобы встать на защиту Мальвы Кристи. Роджер сделал неуверенный шаг в сторону двери, и она, с полным ярости визгом, нырнула за метлой и кинулась на него.

Роджер увернулся, но она настигла его следующим взмахом, сильно приложив по ребрам. Он дернулся от неожиданности, но сориентировался достаточно быстро, чтобы перехватить метлу в новом замахе. Он вырвал оружие из рук жены и, охнув от напряжения, с треском сломал метлу о колено. Разъяренный, но владеющий собой, он, сверкая глазами, швырнул обломки к ее ногам.

– Что, ради всего святого, с тобой происходит?

Она вся подобралась и ответила ему таким же свирепым взглядом.

– Я скажу тебе, что. Ты так много времени проводишь с Эми Маккаллум, что все говорят, будто у вас с ней интрижка…

– У нас что? – Голос Роджера звучал глухо от негодования, но бегающий взгляд выдал его с головой.

– Значит, ты тоже это слышал? – Она не испытывала торжества, поймав его на лукавстве: скорее этот факт вызвал в ней прилив болезненной ярости.

– Ведь ты не думаешь, что это может быть правдой, Бри, – произнес Роджер, чья интонация колебалась где-то между возмущением и мольбой.

– Я знаю, что это неправда, – выпалила она, взбешенная тем, как прозвучал ее собственный голос – так же неуверенно и глухо, как у ее мужа. – Но не в этом гребаная суть, Роджер!

– Суть, – повторил он. Его черные брови опустились вниз, взгляд стал угрюмым и колким.

– Суть, – сказала она, жадно глотая воздух, – в том, что тебя никогда нет. Мальва Кристи, Эми Маккаллум, Марсали, Лиззи – боже, ты даже Уте Макгилливрей отправился помогать!

– А что, есть тот, кто мог это сделать вместо меня? – резко спросил он. – Твой отец или твой кузен могли бы, ага, – но они ушли к индейцам. Я здесь. И я не всегда отсутствую, – добавил он запоздало пришедший аргумент. – Я каждую ночь провожу дома, так ведь?

Она закрыла глаза и сжала кулаки, чувствуя, как ногти впиваются в ладони.

– Ты помогаешь каждой женщине, кроме меня, – сказала она, открыв глаза. – Почему?

Роджер посмотрел на Брианну долгим, тяжелым взглядом, и она на мгновение задумалась, существует ли такой камень, как черный изумруд?

– Может, потому, что я не вижу, будто ты во мне нуждаешься, – ответил он. И, развернувшись на каблуках, ушел.

Глава 51Призвание

Вода была неподвижной, как расплавленное серебро, только тени вечерних облаков бежали по поверхности. Но чувствовалось, что скоро заводь проснется. Или, может, Роджер ощущал нетерпение тестя, который притаился на берегу форелевого пруда, словно леопард, готовый при первой ряби броситься к воде за добычей.

– Похоже на купель в Вифезде, – произнес Роджер с улыбкой.

– О, да? – отозвался Джейми не глядя на него, его внимание было приковано к воде.

– Это та история, где ангел спускался в купель и возмущал воду время от времени. А вокруг все сидели в ожидании, чтобы окунуться в ту минуту, когда вода задвигается.

Джейми улыбнулся, но не повернулся к Роджеру: рыбалка была серьезным делом.

Это хорошо, он бы предпочел, чтобы Джейми не смотрел на него. Но нужно поспешить, если он хочет поговорить – Фрэзер уже ослабил снасти, чтобы сделать пробный бросок или два.

– Я думаю… – Роджер остановился, поправляя себя. – Нет, я не думаю. Я знаю. Я хочу… – Звуки вылетали из горла вместе с хрипами, раздражая его. Последнее, чего Роджер хотел, это звучать сейчас неуверенно. Он очень глубоко вдохнул и выпалил следующие слова как из пистолета: – Я хочу стать священником.

Ну вот. Он сказал это вслух. Роджер невольно поднял глаза вверх, но небеса, похоже, не обрушились на землю. Они были подернуты дымом и замазаны клочками перистых облаков, сквозь которые проглядывала безмятежная синева, а призрак ранней луны парил над горным склоном.

Хотя Джейми бросил на зятя задумчивый взгляд, он не выглядел шокированным или озадаченным. Роджер ощутил небольшое облегчение от его реакции.

– Священником. То есть ты будешь проповедовать?

– Ну… Да, это тоже.

Это замечание застало его врасплох. Он полагал, что ему придется читать проповеди, но даже намек на это приводил его в ужас.

– Это тоже? – повторил Фрэзер, глядя на него искоса.

– Да. То есть священник проповедует, конечно. – Конечно. О чем? Как? – Но это не… Это не главное. Причина не в этом. – Роджер растерял уверенность, пытаясь описать то, что сам себе не мог до конца объяснить.

Он вздохнул и потер лицо.

– Вот оно как. Вы, конечно, помните похороны старушки Уилсон. И историю с Маккаллумами?

Джейми едва заметно кивнул, но Роджеру показалось, что он заметил искру понимания в его глазах.

– Я делал пару вещей… подобного рода. Когда это было необходимо. И… – Он дернул рукой, не зная, как описать встречу с Хармоном Хасбендом на берегу Аламанса или беседы, которые он вел за полночь со своим покойным отцом.

Он снова вздохнул и взял было камень, чтобы бросить в воду, но вовремя остановил себя, увидев, как рука Джейми сжимается вокруг удочки. Роджер кашлянул, ощущая знакомое удушающее першение в горле, и крепко сжал камень.

– Проповеди, да, думаю, с ними я справлюсь. Но дело в других вещах – господи, это звучит как безумие, может, я и правда сошел с ума. Это про погребения и крещение и… и, может, возможность помогать другим, хотя бы слушать об их невзгодах и молиться за них.

– Ты хочешь о них заботиться, – мягко сказал Джейми, и это был не вопрос, а утверждение.

Роджер невесело засмеялся и зажмурил глаза, солнечные блики на воде слепили его.

– Я не хочу этого делать, – сказал он. – Это последнее, о чем я думал, будучи ребенком, выросшим в доме священника. Я хочу сказать, я знаю, что это такое. Но кто-то должен это делать, и, похоже, что я и есть этот кто-то.

Они немного помолчали. Роджер открыл глаза и посмотрел на пруд. Камни под водой были покрыты ряской, и она колыхалась в течении, как русалочьи волосы. Фрэзер зашевелился, подтягивая к себе удочку.

– Послушай, а пресвитериане верят в святые таинства?

– Да, – ответил Роджер удивленно. – Конечно. Разве вы никогда…

Ну конечно. Надо думать, что Фрэзер ни разу толком не говорил ни с кем, кроме католиков, о таких вещах.

– Мы верим, – повторил Роджер. Он опустил ладонь в воду и провел ею по лбу – холодные ручейки побежали по лицу и вниз по шее, под рубашку.

– Я про посвящения в сан. – Мушка плыла по воде, крошечное пятно красного. – Тебе нужно будет получить посвящение в сан?

– Ах, понимаю. Да, нужно. В округе Мекленбург есть пресвитерианская школа. Я поеду туда и поговорю с ним. Но, думаю, много времени это не займет: я уже знаю греческий и латынь, к тому же, – он невольно улыбнулся, – у меня есть степень Оксфордского университета, если это чего-то стоит. Хотите верьте, хотите нет, в прошлой жизни я считался образованным человеком.

Джейми дернул уголком рта, подтягивая удочку и перебрасывая ее на запястье. Нитка всплыла, лениво изгибаясь, и мушка замерла. Роджер моргнул; поверхность заводи начала заметно морщиться и дрожать, крошечная рябь расходилась от поднимающихся стаек поденок и стрекоз.

– Ты говорил об этом с женой?

– Нет, – сказал он, глядя на воду.

– Почему нет? – В вопросе не было осуждения, только любопытство.

Почему, в конце концов, он решил поговорить сначала с тестем, а не с женой?

Потому что вы знаете, что это значит – быть мужчиной, а она нет, подумал он. Вслух он произнес другую версию.

– Я не хочу, чтобы она считала меня трусом.

Джейми удивленно хмыкнул в своей шотландской манере, но ответил не сразу, сосредоточившись на сматывании нити. Он снял промокшую наживку с крючка и, поколебавшись пару мгновений над коллекцией в шляпе, выбрал изящную зеленую приманку с пучком изогнутых черных перышек.

– Думаешь, она может? – Не дожидаясь ответа, Фрэзер встал и забросил удочку, отправив похожую на яркий лист приманку в центр заводи.

Роджер смотрел на мушку, которая подергивалась на воде. Преподобный был рыбаком. Он как наяву увидел перед собой озеро Лох-Несс и его сияющую рябь, темные волны, набегающие на бурые камни, отца, стоящего в видавших виды резиновых сапогах и подсекающего рыбу. Горло сжалось от тоски. Тоски по Шотландии. По отцу. По еще одному – всего одному – мирному дню.

Горы и густой зеленый лес стояли вокруг них, дикие и полные тайн. Небо лениво раскинулось над низиной, безмолвное, залитое солнечным светом, словно крылья ангела. Но оно не было мирным. Никогда. Только не здесь.

– Вы верите нам? Мне, Брианне и Клэр? Про скорую войну.

Джейми издал короткий смешок, не отрывая взгляда от воды.

– У меня есть глаза, парень. Чтобы увидеть, что она стоит на пути, не нужно ни ведьмы, ни прорицателя.

– Это очень необычный способ описать предчувствие, – ответил Роджер, бросая на тестя любопытный взгляд.

– Думаешь? Разве не так в Библии говорится? Когда увидите мерзость запустения, стоящую там, где не должно, тогда находящиеся в Иудее да бегут в горы[112]?

Читающий да разумеет. Память подсказала Роджеру недостающую часть стиха, и он вдруг осознал, ощутив, как холодок пробежал по телу, что Джейми действительно видел ее на пути – и узнавал. Это была не фигура речи, он в точности описывал, что видел, потому что ему уже приходилось лицезреть это прежде.

Над водой раздались отголоски восторженного мальчишеского визга, и Фрэзер чуть повернул голову, прислушиваясь. Легкая улыбка коснулась его губ, и он опустил глаза на подвижную воду, которая, казалось, успокаивалась. Пряди его волос возле загорелой шеи чуть шевелились на ветру, в точности как листья горного ясеня над их головами.

Роджеру неожиданно захотелось спросить Джейми, боится ли тот, но он не стал. В любом случае ответ был очевиден.

Это было неважно. Роджер глубоко вдохнул и ощутил тот же самый ответ в себе самом. Слова не пришли извне, они покоились внутри, будто он был с ними рожден и всегда это знал.

Они провели некоторое время в тишине. Джейми дважды забрасывал зеленую мушку, потом покачал головой и, пробормотав что-то, смотал нить и, поменяв наживку на новую, похожую на слепня, забросил удочку снова. Мальчишки промелькнули на другом берегу, голые и блестящие, как угри, и, хихикая, скрылись в кустах.

Как странно, подумал Роджер. Он чувствовал себя хорошо. Он по-прежнему не имел понятия, что именно он собирается делать, по-прежнему видел надвигающуюся бурю и по-прежнему не знал, что она таит в себе. Но он чувствовал себя хорошо.

Джейми поймал рыбу. Он ловко подсек ее, сверкающую и подпрыгивающую, и, вытянув на берег, убил резким ударом о камень, прежде чем положить в корзину для улова.

– Думаешь стать квакером? – спросил он серьезно.

– Нет. – Роджера озадачил этот вопрос. – Почему вы спрашиваете?

Джейми чуть пожал плечами, как он обычно делал, если ему было неловко говорить о чем-то, и замолчал до тех пор, пока снова не закинул удочку.

– Ты сказал, что не хочешь, чтобы Брианна думала, что ты трус. Мне раньше приходилось сражаться бок о бок со священником. – Он скривил рот в усмешке. – Надо признать, монсеньор не был в хороших отношениях с мечом и не мог попасть из револьвера даже в стену сарая – но смелости у него было не занимать.

– О. – Роджер почесал подбородок. – Понимаю. Не думаю, что смогу быть в составе армии.

Сказав это, он почувствовал острый укол сожаления.

– Но взяться за оружие, чтобы защитить тех, кто в этом нуждается… За это я ручаюсь.

– Тогда все в порядке.

Джейми смотал нить, стряхнул воду с мушки и воткнул крючок обратно в шляпу. Отложив снасти в сторону, он порылся в корзине и вытащил керамическую бутылку. Он со вздохом устроился поудобнее, вытащил пробку зубами, выплюнул ее в руку и предложил питье Роджеру.

– Есть одна фраза, которую Клэр мне повторяет время от времени, – сказал он и процитировал: – «Солод примиряет с планами господними лучше Мильтона».

Роджер поднял бровь.

– Вы когда-нибудь читали Мильтона?

– Немного. Она права насчет этого.

– Вам знакомы эти строки? – Роджер поднял бутылку к губам. – Коль стало горько, парни, жить, эль – вот что нужно пить!

Тихий смех заискрился у Джейми в глазах.

– Тогда лучше виски, – сказал он. – Оно только пахнет пивом.

Пиво было прохладным, темным и приятно горьким, они передавали выпивку друг другу, ничего не говоря, пока все не выпили. Джейми по-хозяйски положил пробку и бутылку обратно в корзину.

– Твоя жена, – сказал он задумчиво, поднимаясь и забрасывая корзину с уловом на плечо.

– Да? – Роджер взял потрепанную шляпу, утыканную мушками, и передал ему. Джейми благодарно кивнул и надел ее на голову.

– У нее тоже есть глаза.

Глава 52Микки

Светлячки, подсвечивая траву и деревья, парили в густом летнем воздухе, словно рассыпанные изумрудные блестки. Один светился на колене у Брианны; она смотрела, как огонек пульсирует: горит – не горит, горит – не горит, и слушала своего мужа, который рассказывал, что хочет стать священником.

Они сидели на крыльце своей хижины в сгущающихся сумерках. На другой стороне поляны, в кустах, играли дети, издавая радостные вопли примерно той же тональности, как летучие мыши на охоте.

– Ты… мм… могла бы сказать что-нибудь, – намекнул Роджер. Он повернулся к ней лицом. Света хватало, чтобы разглядеть его выражение, в котором застыли ожидание и тревога.

– Ну… дай мне минутку. Понимаешь, я ведь не ожидала такого…

Это было правдой, но в то же время не вполне правдой. Конечно, сознательно она ни о чем таком не думала, но сейчас, когда он рассказал о своих планах, а это было дело решенное, разрешения у нее он не спрашивал, она совсем не удивилась. Это была не столько перемена, сколько узнавание чего-то, что уже некоторое время назревало; и в некотором смысле было облегчением наконец увидеть и узнать то, что смутно маячило поблизости столько времени.

– Ну, – сказала она после продолжительного молчания, – я думаю, это хорошо.

– Ты так думаешь. – Облегчение в его голосе было явным.

– Да. Раз уж ты помогаешь всем этим женщинам, то пусть лучше причина будет в том, что тебе так велит Господь, а не в том, что тебе лучше с ними, чем со мной.

– Бри! Ты же не думаешь всерьез, что я… – Он наклонился к жене, обеспокоенно заглядывая ей в глаза. – Ты ведь так не думаешь, правда?

– Ну, только иногда, – призналась она. – В худшие времена. Не все время.

Роджер выглядел таким озабоченным, что Брианна потянулась ладонью к изгибу его скулы, бороды не было видно в сумерках, но она ощущала, как мягкие волоски щекочут ей пальцы.

– Ты уверен? – спросила она мягко. Он кивнул, и Бри заметила, как он сглотнул.

– Я уверен.

– Тебе страшно?

Он слегка улыбнулся в ответ.

– Да.

– Я помогу, – сказала она твердо. – Ты только скажи как, и я помогу.

Он глубоко вздохнул, его лицо просветлело, хотя улыбка была печальной.

– Я не знаю как, – сказал он. – Не знаю сам, как это сделать. Не говоря уж о том, чем ты можешь помочь. Это меня и пугает. Собственная растерянность.

– Может, и не знаешь, – сказала она. – Но ты ведь и так все это делал, верно? Кстати, тебе потребуется формальное посвящение в сан? Или ты можешь просто объявить себя священником, как те телепроповедники, и сразу начать собирать пожертвования?

Он улыбнулся шутке, но ответил серьезно.

– Чертовы паписты. Вам кажется, что только вы одни совершаете святые таинства. А мы тоже это делаем. Думаю, я съезжу в пресвитерианскую академию, узнаю, что нужно сделать для посвящения в духовный сан. А насчет пожертвований – подозреваю, что разбогатеть мне вряд ли удастся.

– Ну, не то чтобы я этого ожидала, – заверила она его серьезно. – Не беспокойся, я вышла за тебя не ради финансовой выгоды. Я найду деньги, когда они нам понадобятся.

– Как?

– Не знаю. Вряд ли я стану торговать своим телом. Только не после того, что случилось с Манфредом.

– Даже не заикайся об этом, – сказал он. Его ладонь опустилась на ее руку, большая и теплая.

Высокий пронзительный голос Айдана Маккаллума прорезал вечерний воздух, и Брианне в голову пришла неожиданная мысль.

– Твоя… Твоя… мм… п-паства… – фраза показалась ей ужасно смешной, и она захихикала, несмотря на серьезность вопроса. – Они не будут возражать, что ты женат на католичке? – Она резко повернулась к нему, взбудораженная другой мыслью. – Ты же не попросишь меня сменить веру?

– Нет, не попрошу, – сказал он быстро, но твердо. – Никогда в жизни. Насчет того, что они могут подумать или сказать… – Его лицо исказилось, выражая нечто между тревогой и решимостью. – Если они не захотят это принять… пусть катятся к черту, вот и все.

Она рассмеялась, и Роджер последовал примеру супруги, его смех звучал надтреснуто, но был неудержимым.

– Кошка священника – неучтивая кошка, – поддразнила она. – Кстати, как это будет по-гэльски?

– Понятия не имею. Но кошка священника – успокоившаяся кошка, – добавил он, все еще улыбаясь. – Я не знал, как ты отреагируешь, что подумаешь.

– Я и сама пока не вполне уверена, что об этом думаю, – признала Брианна и легонько сжала его ладонь. – Но я вижу, что ты счастлив.

– Это видно? – Он улыбнулся шире, и последний закатный луч на секунду отразился в его глазах, и они блеснули густой изумрудной зеленью.

– Видно. Ты как будто… светишься изнутри. – Ее горло сжалось. – Роджер, ты ведь не забудешь о нас с Джемом, правда? Не знаю, смогу ли я соперничать с Богом.

Он ошарашенно посмотрел на нее.

– Нет, – сказал он, и его пальцы крепче сжались вокруг ее руки, так что она почувствовала, как полоска кольца врезается в кожу. – Никогда.

Какое-то время они молча сидели рядом, а вокруг, словно неторопливый зеленый дождь, дрейфовали светлячки, чья безмолвная брачная песнь освещала потемневшие деревья и траву. Вечерний свет совсем угас, и лицо Роджера стало неразличимо в темноте, Брианна могла разглядеть только решительную линию челюсти.

– Клянусь, Бри, – сказал он. – Что бы за призвание ни возникло на моем пути, и только одному Богу известно, что это такое, мое первое и главное призвание – быть твоим мужем и отцом наших детей. И так будет всегда. Что бы я ни делал, я не пожертвую ради этого семьей, обещаю.

– Все, чего я хочу, – мягко произнесла она в темноту, – чтобы ты любил меня. Не из-за того, что я могу сделать, или как я выгляжу, или в ответ на мою любовь, но просто потому, что я есть.

– Прекрасно, безусловная любовь? – так же мягко отозвался он. – Говорят, так можно любить только Господа, но я попытаюсь.

– О, я в тебя верю, – сказала Брианна и ощутила, как его внутренний свет коснулся ее сердца.

– Надеюсь, так будет всегда, – ответил он и прижал ее руку к губам, и по-рыцарски поцеловал пальцы, согревая ее кожу своим дыханием.

Как будто испытывая на практике его недавние заверения, ветер принес пронзительный голос Джейми, звучащий как маленькая сирена:

– Папаааааа… Папочкааа… Пааааааап… ПААААПАААААА…

Роджер глубоко вздохнул и, склонившись, поцеловал жену – мгновение глубокой искренней близости – и поднялся, чтобы прийти на помощь сыну.

Она осталась сидеть, прислушиваясь. С другого конца поляны доносились мужские голоса – высокий и низкий, требование и вопрос, заверение и восторг. Ничего экстренного: Джем хотел залезть на дерево, которое оказалось для него слишком высоким. Потом послышался смех, шуршание листьев – боже правый, Роджер тоже забрался на дерево. Теперь они все вместе сидели там, ухая как совы.

– Над чем ты смеешься, девочка? – Ее отец возник из темноты, от него пахло лошадьми.

– Над всем, – ответила Бри, двигаясь, чтобы он мог сесть рядом. Это была правда. Внезапно все показалось очень ярким – пламя свечей в окнах Большого Дома, светлячки в траве, свет в лице Роджера, когда он сказал ей о своем решении. Она все еще ощущала вкус его губ, и это волновало ей кровь.

Джейми потянулся вперед и поймал пролетавшего светляка, удерживая его в темной чаше ладони, где тот мерцал: холодный зеленоватый свет просачивался сквозь пальцы Джейми. Вдалеке Брианна слышала голос матери, лившийся через открытые окна, Клэр пела «Клементину».

Теперь мальчишки – и Роджер вместе с ними – выли на луну, хотя на горизонте висел только бледный серп полумесяца. Брианна почувствовала, что отец тоже трясется от беззвучного смеха.

– Это напоминает мне Диснейленд, – сказала она, забывшись.

– О. Где это?

– Это парк развлечений. Для детей, – добавила она, вспомнив, что в городах вроде Лондона и Парижа есть парки развлечений, но исключительно для взрослых. В эти времена никто не думал о том, чтобы развлекать детей чем-нибудь, кроме их собственных проказ и случайных игрушек.

– Мама с папой возили меня туда каждое лето, – сказала она, без труда возвращаясь в жаркие солнечные дни и теплые ночи Калифорнии. – Деревья были украшены крохотными мерцающими лампочками, светлячки мне о них напомнили.

Джейми раскрыл ладонь: светлячок, внезапно свободный, моргнул два или три раза, расправил крылья с тихим жужжанием и, поднявшись в воздух, улетел.

«Жил простой шахтер в каньоне, и с ним дочка, Клементина…»

– И как там было? – спросил он с любопытством.

– О… Там было замечательно. – Она улыбнулась самой себе, вспоминая яркие огни Мэйн-стрит, музыку, зеркала и красивых, украшенных лентами лошадей на карусели короля Артура. – Там можно было прокатиться на разных аттракционах… так мы это называли. А еще там была лодка, на которой можно было проплыть через джунгли и посмотреть крокодилов, бегемотов и охотников за головами…

– Охотников за головами? – заинтригованно переспросил он.

– Не настоящих, – заверила она. – Это все понарошку, но… Как сказать… Это целый маленький мир. Когда ты там, настоящий мир исчезает и ничего плохого не может произойти. Они называли его «Самое счастливое место на земле», таким оно и казалось, хотя бы ненадолго.

«И была она, как фея, крошечная Клементина, вместо туфелек носила две жестянки от сардин».

– И отовсюду постоянно звучит музыка, – сказала она, улыбаясь. – И группы музыкантов с трубами, барабанами и другими инструментами ходят взад-вперед по улицам, играют в павильонах…

– Верно, такое случается в парках развлечений. Или случалось в том, где я бывал.

Брианна услышала улыбку в его голосе.

– Мхм. А еще там есть герои из мультфильмов – я рассказывала тебе про мультфильмы, – они гуляют вокруг. Можно пожать руку Микки-Маусу или…

– Кому?

– Микки-Маусу, – она рассмеялась. – Это такая мышь в человеческий рост. Он носит перчатки.

– Гигантская крыса? – спросил Джейми, несколько сбитый с толку. – И они приводят детей играть с ним?

– Не крыса, а мышь, – поправила Брианна. – И на самом деле это человек, переодетый мышью.

– О, вот как? – неубедительно отозвался он.

– Да, и огромная карусель с раскрашенными лошадками, и железная дорога, где поезд едет через Радужные Пещеры, из которых торчат огромные драгоценные камни и сбегают водопады с розовой и голубой водой… И апельсиновый сок. О, апельсиновый сок! – Она мечтательно застонала, вспоминая холодную, острую сладость апельсина.

– Значит, там было хорошо? – спросил он мягко.

«Потерял тебя навеки, ах, как жалко… Клементина…»

– Да, – вздохнув, ответила она и погрузилась в молчание. Потом Брианна опустила голову отцу на плечо и обвила руками его предплечье, большое и сильное.

– Знаешь что? – сказала она, и он вопросительно замычал в ответ.

– Это было очень мило, просто здорово, но больше всего мне нравилось, что, когда мы были там, нас было трое в целом мире, и все было хорошо. Мама не беспокоилась о пациентах. Папа не смотрел в свои бумаги. Они не злились друг на друга и не молчали. Они оба смеялись, мы все смеялись, пока были там.

Джейми не ответил, но склонил голову набок, так что она коснулась головы Брианны. Она снова глубоко вздохнула.

– Маленький Джемми никогда не увидит Диснейленд, но главное, что у него будет семья, которая смеется, и миллионы маленьких огней на деревьях.