Алан Макдональд завершил свою короткую речь: снаружи раздались громкие аплодисменты, сопровождаемые одобрительными выкриками на гэльском.
– Проклятые шотландцы, – пробормотала я. – Они когда-нибудь начнут учиться на своих ошибках?
Но у меня не было времени раздумывать о последствиях пламенных речей семейства Макдональд. К тому времени, когда я достигла верхней ступеньки, один раб был позади меня, пыхтя под грузом моего медицинского чемоданчика, а другой в начале лестницы, аккуратно поднимаясь с кастрюлей горячей воды из кухни.
Иокаста сидела в своем кресле, сложившись пополам и громко стоная, ее губы были сжаты в тонкую нитку, а руки беспомощно и бесцельно двигались в растрепанных волосах, как будто она хотела схватиться хотя бы за что-нибудь. Джейми поглаживал ее по спине, бормоча утешения по-гэльски, мое возвращение явно стало для него облегчением.
Я давно подозревала, что причина слепоты Иокасты кроется в глаукоме – растущем давлении внутри глазного яблока, которое без лечения приводит к повреждению зрительного нерва. Теперь я была уверена в диагнозе. Более того, я знала, какая разновидность глаукомы это была: Иокаста явно страдала от приступа остро-угловой глаукомы, самого опасного типа.
От глаукомы пока не было лекарства, саму болезнь откроют только через некоторое время. Но даже если бы лечение было возможно, для Иокасты это не имеет значения – слишком поздно, слепота уже неизлечима. Как бы там ни было, в моем распоряжении имелось одно средство, и я понимала, что мне придется его применить.
– Возьми отсюда немного и замочи в воде, – сказала я Анджелине, хватая банку с канадским желтокорнем из своего чемоданчика и передавая ей. – А ты, – я повернулась ко второму рабу, – вскипяти еще воды, найди чистых повязок и положи в кипяток.
Отдавая распоряжения, я вытаскивала из своего чемоданчика маленькую спиртовую лампу. Огонь в очаге погас, но угли по-прежнему тлели; я наклонилась и подожгла фитиль, а затем открыла шкатулку с иглами из гостиной и достала самую большую, трехдюймовую, для починки ковров.
– Ты же не… – начал Джейми и прервался, сглатывая.
– Мне придется, – ответила я коротко. – Больше нет вариантов. Держи ее руки.
Он был почти таким же бледным, как Иокаста, но кивнул и с осторожностью взял ее блуждающие пальцы, отнимая их от головы. Я подняла полотняную повязку. Левый глаз заметно вспух и покраснел под веком. Слезы омывали его бесконечным потоком. Даже не касаясь глаза, я ощущала давление внутри, и решительно сжала зубы.
Больше ничего не сделать нельзя. Прочтя короткую молитву святой Клэр, которая была не только моей покровительницей, но и святой, отвечающей за глазные недуги, я провела иглой над пламенем, налила немного спирта на льняную салфетку и стерла с нее сажу. Сглотнув неожиданный избыток слюны, я пальцами раздвинула веки больного глаза, вверила свою душу в руки Господа и твердо вонзила иглу в склеру, возле края радужки.
Рядом раздался кашель, на полу появились пятна, источающие запах рвоты, но мне было некогда обращать на это внимание. Я быстро и осторожно вынула иглу. Иокаста вся застыла, намертво вцепившись в Джейми. Она не двигалась, только издавала короткие потрясенные всхлипы, как будто боясь пошевелиться или даже дышать. Из ее глаза вытекала струйка жидкости – стекловидное тело – довольно мутная и достаточно густая, чтобы разглядеть, как она медленно омывает влажную поверхность склеры. По-прежнему удерживая веки открытыми, второй рукой я вытащила полотняную повязку из настоя желтокорня, выжала лишнюю воду, не утруждая себя тем, чтобы посмотреть, куда она пролилась, и осторожно прижала ее к лицу Иокасты. Она резко вдохнула, ощутив тепло на коже, освободила руки и сама прижала пальцы к тряпице. Я отстранилась, позволяя ей удобнее взять ткань, которая теперь накрывала ее левый глаз, – тепло немного снимало боль.
Легкая поступь послышалась на лестнице и затем в холле – Анджелина, запыхавшись, вошла в комнату, прижимая к груди ладонь с зажатой в ней горстью соли, а в другой держа ложку. Я стряхнула соль с ее влажной руки в кастрюлю с теплой водой и скомандовала мешать, пока гранулы не растворятся.
– Ты принесла лауданум? – спросила я тихо. Иокаста откинулась в своем кресле, закрыв оба глаза, она походила на деревянную статую – веки зажмурены как от страха, костяшки сжатых в кулаки рук побелели.
– Я не смогла его найти, миссус, – пробормотала Анджелина в ответ, кидая испуганный взгляд на Иокасту. – Я и не знаю, кто мог бы его взять… Ключи есть только у мистера Улисса и самой миссис Кэмерон.
– Улисс пустил тебя в кладовку с лекарствами, значит, он знает, что миссис Кэмерон нездорова?
Она энергично закивала в ответ, от чего ленты на ее чепце затрепетали.
– О да, миссус! Он был бы в ярости, если бы узнал, что я ему не сказала. Он сказал тут же позвать его, если он нужен, а если нет, чтобы я сказала миссис Кэмерон, что не надо ей беспокоиться, он обо всем позаботится.
После этой фразы Иокаста испустила протяжный выдох, и ее сжатые кулаки немного расслабились.
– Господь, благослови этого человека, – пробормотала она с закрытыми глазами. – Он обо всем позаботится. Я бы пропала без него. Пропала.
Ее белые волосы прилипли к коже на висках, с коротких завитков над ее плечом капал пот, оставляя пятна на голубом темном шелке платья.
Анджелина развязала тесемки на платье и чулках и сняла их с хозяйки. Потом я попросила Джейми уложить Иокасту в кровать в нижней рубашке и обложила ее голову толстым слоем полотенец. Я наполнила один из моих самодельных, сделанных из гремучей змеи, шприцов теплой соленой водой, и, пока Джейми осторожно держал ее веко приоткрытым, я оросила больной глаз, надеясь предотвратить инфекцию. Ранка выглядела как крохотная алая точка на склере, над ней надулся небольшой пузырек. Джейми не мог смотреть на эту точку, не моргая поминутно. Я увидела это и улыбнулась ему.
– С ней все будет в порядке, – сказала я. – Иди, если хочешь.
Джейми кивнул и повернулся, чтобы уйти, но Иокаста тут же схватила его руку.
– Нет, дорогой, останься… если можешь. – Последнее было сказано как чистая формальность, но она ухватила его за рукав так крепко, что побелели костяшки пальцев.
– Да, тетушка, конечно, – сказал Джейми мягко и накрыл ее ладонь своей, утешительно сжимая ее. Однако она не отпускала племянника, пока тот не сел рядом.
– Кто еще здесь? – спросила она, беспокойно поворачивая голову из стороны в сторону, пытаясь услышать характерные звуки дыхания и движения, которые дали бы ей подсказку. – Рабы ушли?
– Да, они ушли, чтобы помочь с приемом, – сказала я. – Здесь только я и Джейми.
Она закрыла глаза и сделала глубокий дрожащий вдох, лишь после этого немного расслабившись.
– Хорошо. Я должна тебе кое-что рассказать, племянник, но нас никто не должен слышать. Племянница, – она подняла длинную бледную руку в мою сторону, – пойди и проверь, действительно ли мы одни.
Я послушно выглянула в холл. Никого не было видно, только из комнаты в дальнем конце раздавались голоса, смех и шуршание – группка женщин переговаривалась между собой, поправляя наряды и прически. Я вернулась в комнату и закрыла дверь, все внешние звуки мгновенно затихли, превратившись в еле заметный гул.
– Что такое, тетя? – Джейми по-прежнему держал ее за руку, большой палец нежно поглаживал тыльную сторону ладони в успокаивающем ритме – я видела, как он проделывал подобное с нервными животными. С тетей, однако, этот прием был менее эффективен, чем с собаками и лошадьми.
– Это был он. Он здесь!
– Кто здесь, тетя?
– Я не знаю! – Ее глаза беспокойно забегали, в тщетной попытке что-то разглядеть не только сквозь тьму слепоты, но и сквозь стены.
Джейми удивленно взглянул на меня, но ему, как и мне, было очевидно, что она не бредит, несмотря на бессвязность ее слов. Иокаста осознала, как звучит ее речь, и я увидела усилие в ее лице – она старалась взять себя в руки.
– Он пришел за золотом, – сказала она, понижая голос. – За французским золотом.
– Вот как, – осторожно отозвался Джейми. Он бросил на меня взгляд, приподняв одну бровь, но я покачала головой. У Иокасты не могло быть галлюцинаций.
Женщина нетерпеливо вздохнула и покачала головой, потом внезапно остановилась и со сдавленным болезненным стоном схватилась руками за голову, как будто пытаясь удержать ее на плечах. Она глубоко вдохнула и выдохнула, плотно сжимая губы, а потом медленно опустила руки.
– Это началось прошлой ночью, – сказала она. – Боль в глазу.
Она проснулась от пульсации в глазу, от тупой боли, которая медленно растекалась по левой стороне головы.
– Такое уже бывало раньше, – объяснила Иокаста. Она приподнялась в кровати, принимая сидячее положение; хоть женщина по-прежнему прижимала к глазу салфетку, она выглядела уже лучше. – Это началось, когда я стала терять зрение. Иногда один глаз, иногда оба. Но я знала, что это такое.
Иокаста Маккензи Кэмерон была не из тех женщин, которые позволят какому-то легкому недомоганию нарушить их планы, не говоря уж о том, чтобы как-то повлиять на событие, которое обещало стать самым запоминающимся собранием за всю историю Кросс-Крика.
– Я чувствовала себя отвратительно, – сказала она. – И тут Флора Макдональд собралась наведаться в наши края.
Приготовления были в самом разгаре: туши для барбекю запекались в ямах, бочки эля и пива стояли возле конюшен, в воздухе витали запахи свежего хлеба и бобов из кухни. Рабы были хорошо вымуштрованы, к тому же Иокаста полностью доверяла Улиссу во всем, что касалось организации. От нее требовалось, как она думала, только оставаться на ногах.
– Я не хотела принимать опиум или лауданум, – объяснила она. – Тогда я бы точно уснула. Поэтому я просто выпила виски.
Иокаста была статной и высокой женщиной, привычной к таким дозам алкоголя, которые свалили бы с ног женщин из двадцатого века. К тому времени, как прибыли Макдональды, она раздела