и для нее Джемми и Эйданом. Брианна бережно всыпала целую пригоршню в сероватую целлюлозу, перемешала и снова накрыла тканью. Назавтра они растворятся, и их призрачные очертания оставят едва заметные тени на готовой бумаге.
– А говорят, что бумажные фабрики жутко воняют, – сказал Роджер, продираясь к ней сквозь кустарник. – Из-за химикатов?
– Радуйся, что я шкуры не дублю, – парировала Брианна. – Йен говорит, индеанки применяют при этом собачий помет.
– Европейские кожевники тоже. И называют его шакшей.
– Как?
– Шакша. Благозвучное название для собачьего дерьма, – ответил он, задумчиво пожимая плечами. – Ну, что? Получается?
Подойдя ближе, Роджер стал с интересом разглядывать импровизированную мануфактуру. Дюжина мисок из обожженной глины была наполнена клочками исписанной бумаги, ветхими обрывками шелковой и хлопковой ткани, льняными лоскутками, мягкой сердцевиной рогоза и прочими ингредиентами, которые показались жене пригодными и были беспощадно разорваны ею в клочья или измельчены на ручной мельнице. Брианна раскопала маленький родник и организовала водоснабжение по обломку трубы, а рядом из камней и бревен соорудила подставку для рам с натянутым шелком для прессования целлюлозы.
В одной из мисок плавал мертвый мотылек. Роджер потянулся, чтобы достать его, но она замахала руками.
– Брось, они тут постоянно тонут! Если мягкотелые, то ничего страшного. Немного серной кислоты, и вуаля!.. – Бри кивнула на бутылочку, закупоренную тканью. – Растворяются все: мотыльки, бабочки, муравьи, комары, златоглазки… Только с крылышками беда, остаются. Златоглазки на бумаге смотрятся красиво, а вот о тараканах такого не скажешь.
Она выловила одного из миски и бросила в кусты, затем подлила воды из ковшика и помешала массу.
– Ничего удивительного. Я тоже сегодня утром одного раздавил, так он просто встряхнулся и пошлепал себе дальше с наглым видом.
Роджер замолчал, но было видно, что он хочет о чем-то спросить.
– Ммм? – выжидающе кивнула Брианна.
– Не заберешь Джема в Большой Дом после ужина? Там и переночуете…
Она изумленно вскинула брови.
– Что ты задумал? Мальчишник для Гордона Линдси?
Гордон, семнадцатилетний скромняга, был помолвлен с квакерской девушкой с мельницы Вуламов. Как раз накануне он ходил по соседям и выпрашивал предметы домашнего обихода для будущей семьи.
– Нет-нет, не волнуйся, никакого разврата, – заверил Роджер. – Но действительно, приглашены только мужчины. Сегодня первое собрание ложи Фрэзер Риджа.
– Какой ложи? Уж не масонской ли?
Брианна с подозрением прищурилась. Порыв ветра набросил на лоб Роджера черную прядь. Он откинул ее назад, кивнул и пояснил:
– Нейтральная территория. Я не хотел собираться в Большом Доме или у Тома Кристи. Ни вашим, ни нашим, так сказать.
– Ладно, но почему масоны?
Она почти ничего о них не знала, только что это тайное общество, в которое запрещено вступать католикам, о чем и не преминула упомянуть. Роджер в ответ рассмеялся.
– Так и есть. Папа римский наложил такой запрет для паствы еще лет сорок назад.
– И что он имел против масонов? – поинтересовалась Брианна.
– Масонство – довольно могущественная организация. Из разных стран объединились люди, имеющие определенную власть. Папу не могло не беспокоить, что в борьбе за влияние наметился серьезный конкурент. Хотя официальная версия, если не ошибаюсь, гласит, что масонство стало слишком уж походить на религию. Ах да, и еще они якобы поклоняются дьяволу… Кстати, тебе известно, что твой отец основал ложу в Ардсмурской тюрьме?
– Может, он и рассказывал, не помню.
– Как-то раз я поинтересовался его мнением о запрете для католиков. А он посмотрел на меня эдак и ответил: «Папа римский не был в Ардсмуре, а я был».
– Убедительно, – хмыкнула Брианна. – А папа объяснил, зачем он это сделал? Я про своего папу, не про римского.
– Конечно. Организация сплотила заключенных католиков и протестантов. Ведь один из принципов масонства – всеобщее братство, верно? А другой принцип запрещает обсуждать религию и политику на собрании ложи.
– Неужели? Чем же вы тогда занимаетесь?
– Разглашать нельзя. Во всяком случае, дьяволу не поклоняемся.
Она изумленно подняла брови, а Роджер пожал плечами.
– Нельзя, – повторил он. – При вступлении каждый клянется хранить в тайне все, что происходит в ложе.
Брианна немного обиделась, но отогнала неприятное чувство и решила подлить воды в одну из мисок, чье содержимое напомнило ей рвотные массы. Потянувшись за бутылочкой с кислотой, она проговорила:
– Все равно, звучит как-то странно. И глупо. Неужто и тайные рукопожатия практикуете?
Ее тон ничуть не смутил Роджера, и он едва заметно улыбнулся.
– Не спорю, есть в этом некоторая театральность. Все-таки движение зародилось еще в Средневековье и радеет за сохранение обрядов похлеще, чем католическая церковь.
– Суть ясна, – сухо бросила Брианна, беря в руки миску с готовой массой. – Выходит, организовать ложу придумал па?
– Нет, я.
Она резко повернулась к мужу, и тот продолжил:
– Надо помочь им обрести место для обсуждений, Бри. У женщин оно есть. Вот жены рыбаков, например. Целыми днями шьют, прядут, вяжут и так далее. И даже если они в своем узком кругу считают, что ты, твоя мать или же миссис Баг треклятые еретички или чертовы либералки, это ведь не играет никакой роли, так? А мужчинам выговориться негде.
Она хотела было подискутировать, какому полу больше присуща рассудочность и здравомыслие, но, опасаясь, что разговор перетечет в непродуктивное русло, передумала и понимающе кивнула. Кроме того, Роджер явно понятия не имел, о чем на самом деле сплетничают за шитьем.
– Придержи, пожалуйста, экран.
Он с готовностью схватил деревянную раму с туго натянутой мелкой проволочной сеткой.
– Ну, что? Принести вам вечером молока с печеньками? – иронично предложила Брианна, ложкой размазывая кашицу по шелку.
Роджер улыбнулся ей через сетку.
– Отличная мысль.
– Я пошутила!
– А я нет.
Роджер все еще улыбался, однако его глаза были задумчивы. Очевидно, говорил серьезно. Сердце Брианны сжалось от того, как сильно он напомнил ей отца.
Один в силу своего происхождения был с ранних лет приучен заботиться о других людях, второй взял на себя сию ответственность несколько позже. Однако оба, смиренно подчиняясь Божьей воле, с честью несли свое бремя и готовы были погибнуть, исполняя долг. Брианне оставалось лишь надеяться, что до крайностей не дойдет.
– Выдерни-ка волосок с головы, – попросила она и опустила взгляд, чтобы скрыть чувства.
Роджер послушался и спросил:
– Зачем?
– Бумага не должна быть толще волоса. Мне нужно правильно распределить массу на экране.
Разместив его черный волос на шелке, она стала размазывать слой кремообразной кашицы все тоньше и тоньше, соблюдая намеченную толщину. И волосок темнел на белом фоне, подобно крошечной трещинке в ее сердце.
Глава 79Тревожные перспективы
«Информационный вестник «L’oignon»
Объявление о слиянии.
Газета «NEW BERN», учрежденная Джоном Робинсоном, прекратила существование в связи с выдворением своего основателя в Великобританию. Однако смеем заверить читателей, что прощаться рано, поскольку редакцию газеты, а также акции и перечень подписчиков приобрели владельцы уважаемого популярнейшего издания «THE ONION». Обновленный вестник, улучшенный и дополненный, отныне будет выходить в печать еженедельно под названием «L’oignon», а при наличии информационных поводов гарантируем экстренные выпуски по весьма скромной цене – всего лишь за пенни».
Мистеру и миссис Джеймс Фрэзер из Риджа,
Северная Каролина,
От мистера и миссис Фергус Фрэзер,
Торп-стрит, Нью-Берн
Дорогие отец и матушка Клэр!
Хочу сообщить о недавних событиях, изменивших нашу жизнь. Мистера Робинсона, владельца другого издания, к его преизрядному изумлению, буквально выдворили в Великобританию. Неизвестные, скрывая свои лица, спозаранку вломились к нему домой, вытащили из постели, сопроводили в гавань и как есть, в ночной сорочке и колпаке, запихнули на борт корабля. Капитан безотлагательно снялся с якоря, поднял паруса и отчалил в немалой спешке. На следующий день после внезапного отъезда мистера Робинсона нас по очереди посетили представители двух разных партий (как вы понимаете, деликатность не позволяет мне назвать их имена).
Первым пришел член комитета безопасности, инициировавшего высылку мистера Робинсона из страны, о чем все знают, да помалкивают. Речь его была вежлива, однако держался он не очень учтиво и первым делом выразил надежду, что Фергус не разделяет «скользких и сомнительных убеждений», частенько выражаемых мистером Робинсоном в отношении недавних событий и обстоятельств. На что Фергус с невозмутимым видом ответил, что не разделил бы даже бокала вина с мистером Робинсоном (который, будучи методистом, категорически против употребления спиртного). Джентльмен обрадовался и ушел, удовлетворенный беседой, оставив Фергусу кошель с деньгами.
Затем явился второй господин, внушительных размеров и при высокой должности, член королевского совета. Правда, об этом я узнала чуть позже. Он прибыл по тому же вопросу, но с противоположной целью: выяснить, готов ли Фергус освоить активы мистера Робинсона и продолжить его работу во благо короля – а именно выбирать, какие письма печатать, а какие нет. Фергус торжественно заявил, что многое в мистере Робинсоне вызывает восхищение (вероятно, имея в виду его коня, серого и добродушного, ну и, пожалуй, изящные пряжки на туфлях). А затем добавил, что у нас едва ли хватит средств на бумагу и чернила и мы вынуждены отказаться от приобретения печатной мастерской мистера Робинсона, будучи людьми, ничего не сведущими в политике. Я страшно испугалась, но напрасно, потому что джентльмен усмехнулся и извлек из кармана увесистый кошелек со словами «Не экономь гвоздей, а то подкову потеряешь». Шутка показалась ему столь удачной, что он так и покатился со смеху. А потом потрепал по макушке Анри-Кристиана и ушел.