– Хм-м-м… – Губернатор достал из рукава платок и задумчиво промокнул пухлую шею. – Вы умеете писать разборчиво?
По легенде мне положено уметь. К счастью, это было правдой: в своем времени я, конечно, нацарапала немало рецептов шариковой ручкой, но теперь приучилась четко и ясно писать пером, чтобы мои медицинские записи были понятны тому, кто прочтет их после меня.
Губернатор кивнул на небольшой столик в углу.
– Сядьте.
Он поднялся, порылся в бумагах, выбрал одну и положил передо мной.
– Перепишите начисто.
Это было короткое письмо в Королевский Совет: губернатор излагал опасения, грозящие данному органу, и откладывал запланированную встречу. Я выбрала перо, нашла серебряный ножик, заточила на свой вкус, откупорила чернильницу и принялась за дело, чувствуя на себе пристальное внимание обоих мужчин.
Сложно сказать, долго ли продержится мое самозванство – губернаторша может раскрыть блеф в любую минуту, – однако пока что у меня больше шансов ускользнуть в роли мошенницы, чем убийцы.
Тем временем губернатор взял результат моего труда, просмотрел и положил на стол, удовлетворенно хмыкнув.
– Сойдет. Сделайте еще восемь копий, а потом займитесь этими. – Повернувшись к своему столу, он сгреб охапку корреспонденции, положил передо мной, и мужчины – я не представляла, какова должность Уэбба, но судя по всему, тот был близким другом губернатора – вернулись к обсуждению текущих дел, начисто меня игнорируя.
Я механически выполняла задачу; скрип пера, стандартные ритуалы посыпания песком, промокания, встряхивания действовали успокаивающе. Переписка занимала незначительную долю мозга: большей частью я беспокоилась за Джейми и обдумывала планы побега.
Через некоторое время я могла бы – что вполне логично – прерваться под предлогом навестить миссис Мартин. Если удастся сделать это без сопровождения, у меня будет несколько секунд относительной свободы – можно метнуться к ближайшему выходу. С другой стороны, все двери охраняются. К тому же во дворце имелся солидно укомплектованный шкафчик с лекарствами – трудно будет придумать, за чем пойти к аптекарю, да и одну вряд ли отпустят.
Пожалуй, стоит дождаться ночи; если удастся выбраться, у меня будет по крайней мере несколько часов, прежде чем заметят мое отсутствие. Хотя, если меня снова запрут…
Я усердно продолжала писать, изо всех сил отгоняя образ тела Джейми, тихонько покачивающегося на ветру в какой-нибудь глухой лощине. Кристи дал мне слово, и, не имея ничего другого, я упрямо за него цеплялась.
Уэбб с губернатором продолжали вполголоса переговариваться о вещах, о которых я не имела понятия; большей частью разговор обтекал меня, словно звук моря, бессмысленный и успокаивающий. Через некоторое время Уэбб подошел ко мне с указаниями, как правильно запечатывать письма и куда адресовать. Я уже хотела было спросить, почему он сам не приложит руку к срочным канцелярским делам, но вовремя заметила пальцы, немилосердно скрюченные артритом.
– У вас очень хороший почерк, миссис Фрэзер, – снизошел он в какой-то момент и холодно улыбнулся. – Жаль, что вы, к примеру, не убийца.
– Почему это? – изумилась я.
– Ну, вы же грамотная, – ответил он, в свою очередь удивленный моим невежеством. – Если бы вас судили за убийство, можно было бы ходатайствовать за неподсудность духовенства светскому суду, и тогда вы обошлись бы публичной поркой и клеймением лица. А вот подделка… – Уэбб покачал головой, поджимая губы. – Особо тяжкое преступление, никаких поблажек. Если вас осудят, то наверняка повесят.
Чувство благодарности к Сэди Фергусон подверглось моментальной переоценке.
– Вот как, – отозвалась я, стараясь говорить спокойно, хотя сердце так и норовило выпрыгнуть из груди. – Что ж, будем надеяться, правосудие свершится и меня отпустят.
Уэбб издал приглушенный звук, напоминающий сдавленный смешок.
– Ну да, конечно! Разве что ради губернатора.
После этого мы продолжили работу в молчании.
Позолоченные часы за моей спиной пробили полдень. Словно по команде в этот же момент вошел дворецкий и осведомился, примет ли его светлость делегацию городских представителей.
Губернатор кивнул, поджав губы, и в кабинет вошли шестеро или семеро горожан в лучших сюртуках, хотя было видно, что это простые торговцы, а не купцы или законники. Слава богу, я никого не узнала.
– Сэр, мы пришли спросить, – начал один из них, представившийся Джорджем Гербертом, – почему вы убрали пушки?
Уэбб, сидящий рядом, слегка напрягся, однако губернатор явно был готов к разговору.
– Пушки? – переспросил он с самым невинным выражением лица. – Так ведь лафеты ремонтируют! В этом месяце мы, как обычно, дадим залп в честь дня рождения королевы. При осмотре выяснилось, что деревянные части местами прогнили. Разумеется, пока их не починят, о стрельбе не может быть и речи. Может, вы желаете осмотреть лафеты?
Губернатор приподнялся, словно собирался лично их сопровождать, но в его тоне было столько иронии, что визитеры покраснели и отказались.
Затем последовали взаимные расшаркивания приличия ради, и делегаты ушли, едва ли успокоенные. Когда за ними закрылась дверь, Уэбб громко и протяжно выдохнул.
– Черт бы их побрал! – пробормотал губернатор. Вряд ли эти слова предназначались для лишних ушей, и я деловито склонила голову над бумагами.
Уэбб поднялся и подошел к окну, выходящему на площадку: видимо, хотел убедиться, что пушки на месте. Чуть вытянув шею, я осторожно выглянула из-за его спины. Так и есть: все шесть пушек лежали на траве – безобидные бронзовые полешки.
Из последовавшего разговора, приправленного крепкими выражениями в адрес «бунтарей, которые имеют наглость допрашивать королевского губернатора, словно чистильщика сапог!», я поняла, что пушки убрали из страха перед самими горожанами – а ну как захватят и направят на дворец? До меня постепенно доходило, что дело движется куда быстрее, чем я ожидала. Была середина июля, однако на календаре 1775-й – почти год до того, как Мекленбургская декларация перерастет в официальную декларацию независимости объединенных колоний, – а королевский губернатор всерьез опасается открытого бунта.
Если того, что мы видели по пути из Риджа на юг, было недостаточно, то день, проведенный с губернатором, окончательно меня убедил – грядет война.
Днем я поднималась наверх – увы, в сопровождении бдительного Уэбба – проверить пациентку и уточнить, не болен ли кто-нибудь еще. Миссис Мартин впала в апатию, жалуясь на духоту и противный климат, скучала по своим дочерям и страдала от отсутствия горничной – ей пришлось самой причесывать волосы! Впрочем, самочувствие у нее наладилось, о чем я и доложила губернатору по возвращении.
– Как вы думаете, она выдержит путешествие? – спросил он, нахмурившись.
Я поразмыслила немного и кивнула.
– Пожалуй. Состояние слегка нестабильное после пищевого расстройства, но к завтрашнему дню должно пройти. С беременностью никаких трудностей не вижу. У нее были сложности с предыдущими родами?
Губернатор густо покраснел и покачал головой.
– Благодарю вас, миссис Фрэзер, – сказал он, слегка кивнув. – Извини, Джордж, я должен поговорить с Бетси.
– Он собирается отослать жену? – спросила я Уэбба, когда мы остались с ним вдвоем.
На сей раз Уэбб проявил себя почти живым человеком: он нахмурился и рассеянно кивнул.
– У него родственники в Нью-Йорке и Нью-Джерси – там безопаснее, да и с девочками к тому же. У нее три дочери.
– Три? Она же сказала шесть… – Я резко умолкла. Шесть беременностей вовсе не означают шесть живых детей.
– Трое сыновей умерли от лихорадки, – пояснил он, глядя вслед своему другу, и покачал головой: – Не везло им здесь…
Тут Уэбб спохватился, и живой человек вновь исчез за холодной маской клерка. Он протянул мне очередную кучу бумаги и вышел, не дав себе труда поклониться.
Глава 93В которой я выдаю себя за леди
Я ужинала на чердаке; очевидно, кухарка пока здорова, хотя атмосфера хаоса, граничащего с паникой, ощущалась в доме почти на физическом уровне. Пожалуй, массовое бегство слуг вызвано не столько боязнью малярии, сколько инстинктом самосохранения, подобно тому как крысы бегут с тонущего корабля.
Из своего окошка я видела небольшую часть города, безмятежную в наступающих сумерках. Свет здесь совсем не похож на тот, что в горах, – плоский, безразмерный, четко очерчивающий дома и рыбачьи лодки в гавани, но полностью скрывающий в дымке противоположный берег; казалось, я смотрю в бесконечность без будущего…
Я стряхнула с себя видение и достала из кармана чернила, перо и бумагу, прихваченные из библиотеки. Я пока еще не придумала, как и кому передать письмо; впрочем, у меня осталось немного денег, и если представится возможность…
Я поспешно накропала записку Фергусу и Марсали, вкратце обрисовав ситуацию, и попросила Фергуса навести справки о Джейми в Брунсвике и Уилмингтоне.
Если Джейми жив, то скорее всего находится в Уилмингтонской тюрьме. Брунсвик – крошечное поселение возле бревенчатого форта Джонстон, но там гарнизон милиции, нет смысла его держать. Фортом командует капитан Коллет, швейцарский эмигрант, – Джейми с ним знаком.
У Джейми вообще много знакомых на побережье, еще со времен Регуляции. Например, Джон Эш, с которым они плечом к плечу маршировали в Аламанс. Едва я успела закончить краткое послание к Джону Эшу, как в коридоре раздались шаги. Я поспешно сложила письмо, не заботясь о кляксах, и сунула в карман, а контрабандные чернила и остаток бумаги запихала под кровать.
Разумеется, явился Уэбб, мой привычный тюремщик. Похоже, меня назначили девочкой на побегушках: препроводили в комнату миссис Мартин и велели паковать ее вещи.
Я ожидала поток жалоб или истерику, однако губернаторша была не только одета, но и вполне владела собой, управляя процессом сборов здраво и трезво. Причиной такой собранности оказался губернатор, вошедший посреди сборов с озабоченным выраже