нием лица. Миссис Мартин тут же подошла к нему и нежно положила руки на плечи.
– Бедный Джо… Ты ужинал?
– Нет… А, неважно, перекушу потом.
Он поцеловал ее в лоб, его лицо слегка прояснилось.
– Ты точно поправилась, Бетси? Уверена?
Только сейчас я вдруг опознала в нем ирландца – во всяком случае, человека англо-ирландского происхождения: в обычной речи акцент не прослеживался, но все же временами проскальзывала легкая напевность.
– Полностью, – заверила она, взяла его за руку и прижала к животу, улыбаясь. – Видишь, как пинается?
Губернатор улыбнулся в ответ, поднял ее руку к губам и поцеловал.
– Я уже по тебе скучаю, – сказала она очень тихо. – Ты ведь будешь осторожен?
Он сглотнул, часто заморгал и опустил голову.
– Конечно! Милая Бетси, ты же знаешь – я ни за что не расстался бы с тобой, если бы не…
– Знаю, знаю, поэтому так боюсь за тебя. Я…
В этот момент миссис Мартин подняла голову и заметила мое присутствие.
– Миссис Фрэзер, сходите, пожалуйста, на кухню – пусть приготовят поднос для губернатора. Можете отнести его в библиотеку.
Я кивнула и вышла. Неужели мне наконец выпал долгожданный шанс?
В коридорах и на лестнице было пусто, в полутьме едва мерцали жестяные светильники – судя по запаху, горел рыбий жир. Кухня из кирпича располагалась, конечно же, в подвале. Вместо привычной суеты здесь царила зловещая тишина; казалось, полутемные ступеньки ведут в мрачное подземелье.
В кухне тоже не было света, за исключением очага, вокруг которого собрались трое слуг, несмотря на удушающую жару. Заслышав мои шаги, они вздрогнули и обернулись, безликие силуэты в полутьме. Котел парил, и на секунду показалось, что передо мной три ведьмы из «Макбета», собравшиеся для зловещего пророчества.
– «Огонь, гори, котел, вари, – приветствовала я их дружелюбно, хотя сердце забилось чаще. – Беду с несчастьем сотвори»[56].
– Беду с несчастьем, это верно, – откликнулся женский голос, и кто-то засмеялся. Подойдя ближе, я поняла, почему они показались безликими – то были рабы. Очевидно, бежать им некуда – значит, не смогут передать от меня записку… И все-таки дружелюбие никогда не помешает. Я приветливо улыбнулась, и они робко улыбнулись в ответ, с любопытством разглядывая пришелицу. Никого из них я прежде не видела, да и они меня тоже, хотя наверняка знали, кто я такая.
– Хозяин отсылать жену? – спросила та, что смеялась, доставая с полки поднос.
– Ага.
Я догадалась, что сплетни здесь – ценная валюта, и поделилась информацией в рамках приличия, пока все трое деловито перемещались по кухне, мыли, нарезали, раскладывали.
Молли, кухарка, покачала головой; ее белый чепец напоминал облачко в предзакатном отблеске огня.
– Плохие времена, – прокомментировала она, цокая языком, а остальные согласно забормотали. Видимо, они симпатизировали хозяину… С другой стороны, их судьба неразрывно связана с его судьбой, вне зависимости от личных чувств.
Пока мы болтали, мне пришла в голову мысль: даже если рабы не могут сбежать из дома, все-таки иногда они выбираются за провизией, ведь больше некому. Так оно и оказалось: Саки – та, что смеялась – по утрам ходила покупать рыбу и свежие овощи. Я осторожно закинула удочку, и она выразила готовность доставить письма в типографию – сказала, что знает, где это место с книгами в витрине – за небольшое вознаграждение. Сунув бумаги и деньги за пазуху, Саки хитро подмигнула мне. Бог знает, что она подумала, но я подмигнула в ответ и потащила нагруженный поднос обратно в царство света, пахнущего рыбьим жиром.
Я застала губернатора одного – он сжигал какие-то бумаги. Я поставила поднос на стол, он рассеянно кивнул, но не притронулся к еде. Нерешительно помявшись, я заняла свое привычное место.
Мистер Мартин бросил последнюю пачку в огонь и теперь стоял, глядя, как чернеет и сворачивается бумага. Солнце уже зашло, и комната немного остыла, хотя окна – разумеется! – были наглухо закрыты и струйки конденсата стекали по декоративным панелям. Утерев такой же «конденсат» со щек и носа, я встала, настежь открыла ближайшее окно и вдохнула вечерний воздух, все еще теплый, но свежий; из сада повеяло благоуханием роз и жасмина, перебиваемых сыростью с дальнего берега…
И дымом – снаружи по периметру дворца горели сторожевые костры. Ну что ж, и от москитов спасет, и нас врасплох не застанут…
Сзади подошел губернатор. Я ждала, что он велит закрыть окно, но он стоял молча, глядя на лужайку и длинную подъездную аллею. Взошла луна и осветила пушки, лежащие на земле в рядок, словно мертвые тела.
Губернатор шагнул к столу и, позвав меня, вручил пачку корреспонденции для переписки и сортировки. Окно оставил открытым – наверное, слушать, что происходит снаружи.
Интересно, куда подевался вездесущий Уэбб? Во дворце все стихло; видимо, миссис Мартин в одиночку закончила паковать вещи и легла спать.
Мы продолжили работу под мелодичное звяканье часов; временами губернатор вставал и предавал огню очередную пачку, брал мои копии и укладывал в большие кожаные папки, которые затем перевязывал лентами. Он снял парик и оказался брюнетом с коротко стриженными и курчавыми волосами – вроде моих после лихорадки. Время от времени он замирал и поворачивал голову, прислушиваясь.
Мне уже приходилось сталкиваться с разъяренной толпой, и я догадывалась, к чему он прислушивается. Я не понимала толком, бояться или надеяться, и спасалась работой, находя в ней отвлечение, хотя руку часто сводило судорогой.
Губернатор усердно писал, то и дело хмурясь и ерзая в кресле. Миссис Мартин по секрету сказала мне, что у него фистула; вряд ли мне позволят взглянуть.
Он переместил вес на одну ягодицу и провел рукой по лицу. Было уже поздно, он устал, явно вымотался от переживаний. Я тоже устала, глаза слезились, а челюсть вот-вот грозила вывихнуться от подавляемых зевков, однако губернатор продолжал упорно работать, временами поглядывая на дверь. Ждал кого-то?
Окно за моей спиной было все еще открыто, легкий ветерок – теплый, как кровь, но достаточно резвый – ласкал шею, перебирал завитки волос и угрожающе наклонял пламя свечи.
Ветерок стих, и снова воцарилась тишина, нарушаемая лишь пением сверчков. Казалось, внимание губернатора было сосредоточено на бумагах, но вдруг он резко поднял голову, словно заметил кого-то в дверном проеме, моргнул, потер глаза и снова вернулся к документам, однако никак не мог сосредоточиться и все косился на дверь. Я невольно проследила за его взглядом.
– Вы… никого не видели? – спросил он вдруг.
– Нет, сэр, – ответила я, в очередной раз подавляя зевок.
– А…
С разочарованным видом губернатор взялся за перо, но писать не стал, а просто держал его в руках, словно забыл, зачем оно ему.
– Вы кого-то ждете, ваше превосходительство? – вежливо поинтересовалась я.
Мистер Мартин резко вздернул голову, удивленный прямым обращением.
– Нет… То есть… – Он умолк и снова глянул на дверь, ведущую в глубину дома. – Сын… Наш милый Сэм… Он умер в прошлом году – всего восемь было. Иногда… иногда мне кажется, что я его вижу… – закончил мистер Мартин тихо и вновь склонился над бумагами, поджав губы.
– Мне очень жаль, – тихо сказала я.
Губернатор не ответил, лишь кратко кивнул, не поднимая головы, и мы вернулись каждый к своим занятиям.
Немного погодя пробил час, затем два. Губернатор прервался, слушая мелодичное звяканье с отсутствующим выражением лица.
– Как поздно! – заметил он с последним ударом. – Я слишком задержал вас, миссис Фрэзер, прошу простить.
Он знаком велел мне оставить бумаги. Я поднялась, с трудом разгибая оцепеневшее от долгого сидения тело, оправила юбки и только сейчас поняла, что губернатор и не подумал отложить перо.
– Вам тоже пора укладываться, – напомнила я, задерживаясь в дверях.
Во дворце было тихо, даже сверчки умолкли. Тишину нарушал лишь храп спящего солдата в холле.
– Да, – откликнулся он, устало улыбнувшись. – Я скоро.
Он переместил вес на другую ягодицу и склонил голову над бумагами.
Утром никто меня не разбудил, и когда я проснулась, солнце уже стояло высоко. Прислушиваясь к тишине, я на секунду испугалась, что ночью все сбежали, оставив меня взаперти умирать с голоду. Я поспешно поднялась и выглянула в окно: солдаты в красных мундирах по-прежнему патрулировали территорию. Поодаль небольшими группками и парами прогуливались горожане, временами останавливаясь и глядя на дворец.
Снизу послышались привычные домашние звуки, и у меня отлегло от сердца – пока еще не бросили. Наконец за мной явился дворецкий и привел меня в спальню миссис Мартин. Там было пусто. Через несколько минут вошла Мерили, одна из кухонных рабынь, неуверенно озираясь в незнакомой части дома.
– Что происходит? – спросила я ее. – Ты не знаешь, где миссис Мартин?
– Это я знаю, – ответила она тоном, подразумевающим, что остальное ей неизвестно. – Уехала еще до рассвета. Мистер Уэбб увез ее тайком, в фургоне с вещами.
Я кивнула, озадаченная. Вполне логично: губернатор не хочет подавать виду, что ему страшно, дабы не провоцировать то самое насилие, которого он так боится.
– Но если миссис Мартин уехала, то зачем здесь я? Зачем здесь ты?
– Ну… Это я тоже знаю, – осмелела рабыня. – Мне велено помочь вам одеться.
– Мне вовсе не нужно… – начала я и осеклась, заметив одежду, лежащую на постели: хлопковое платье миленькой расцветки, пошитое в модном стиле полонез, к нему пышные нижние юбки, шелковые чулки и большая соломенная шляпа, чтобы скрыть лицо.
Судя по всему, я должна изображать отсутствующую губернаторшу. Протестовать смысла не было – из холла доносился разговор мистера Мартина с дворецким; да и потом, если благодаря маскараду удастся выбраться из дворца, это мне только на руку.
Хотя миссис Мартин уступала мне в росте дюйма на два – на три, зато у меня не было живота, так что платье пришлось почти впору. В ее туфли я, конечно, не влезла, но и мои собственные не совсем уж позорные, несмотря на все приключения, выпавшие на их долю. Мерили почистила их и натерла жиром, чтобы кожа блестела. Волосы скрутили в пучок и спрятали под чепцом, шляпу с широкими полями надвинули на лицо. Возможно, для тех, кто не знаком хорошо с миссис Мартин, издалека я и могла сойти за нее. Увидев меня, губернатор нахмурился и медленно обошел вокруг, затем кивнул, слегка поклонился и предложил мне руку.