— Это Пуссен, — пояснял он, — а повыше Мурильо, одно из его ранних произведений. Всегда любил испанцев этой школы; да вы, полагаю, знаете о подобных вещах, конечно, куда больше меня.
Но картины были только начало: квартира была обставлена богатой антикварной мебелью — мавританской, итальянской, французской, — среди прочего два чудесных, грубо сработанных трехногих кресла, реликвии примитивных вкусов елизаветинской Англии. Напоминанием о годах, проведенных им на Востоке, были тяжелый меч с рукояткой слоновой кости, который он называл «бирманским даром»,[30] и огромный яркий гобелен purdah,[31] украшающий одну из длинных стен спальни.
Если последовательно рассматривать фигуры на нем, открывается своего рода рассказ в картинках, повествующий об обряде эксгумации и перезахоронении косточек пальца Будды. На наш взгляд, все это, боюсь, выглядит несколько пестро — краски и прочее; поэтому я отправил его сюда, в спальню. — Говоря это, он стоял в дверях спальни, разливая коньяк по двум бокалам. Украдкой взглянув на нее, пока она изучала занавес, добавил: — Хотя расставаться с ним жалко. Мне его чрезвычайно торжественно преподнесли на память, так сказать, когда я покидал колонию.
— А по-моему, совсем не пестро, — сказала она, принимая бокал. — По мне, так очень красиво. — Она осторожно проскользнула мимо него, чтобы еще раз осмотреть другие комнаты, а он шел за ней по пятам. — В самом деле, Стерлинг, у вас тут очень красиво. Все эти вещи такие разные, но вам тем не менее удалось гармонично сочетать их. О нет, я не так выразилась, словно какой-нибудь дизайнер. Я хотела сказать, что вы создали… создали некое единство. Добились… добились…
Но Стерлинг Нельсон не дал ей ни единого шанса договорить, чего он там добился. Он забрал у нее бокал и поставил на стол; потом взял ее за плечо, развернул и крепко поцеловал в губы.
На несколько кратких недель его квартира стала жарким центром ее мира. Не обошлось и без трудностей — только в сказках их не бывает, — но временами казалось, что нет таких трудностей на свете, которые нельзя было бы преодолеть, если б только судьба позволила ей остаться с этим умным, спокойным, блистательным человеком.
Главная сложность была в том, что Стерлинг Нельсон имел жену в Англии, с которой он еще не развелся официально, и иногда заговаривал о короткой поездке в Англию ближайшей осенью, чтобы оформить развод окончательно. Она не знала, что ответить ему, когда он упоминал об этом, но он каждый раз давал ей ясно понять, что дело лишь в утомительных юридических формальностях, которые надо как можно скорее урегулировать и забыть.
Другая проблема, по крайней мере первоначально, заключалась в Бобби. Она понимала: для Бобби естественно обижаться, что она так часто и подолгу отсутствует дома, но понимала и то, что Стерлинга, не имевшего собственных детей, может стеснить присутствие ребенка. К тому же тревожила натянутость в ее с сыном отношениях. Бобби всегда был молодцом, здороваясь и прощаясь со Стерлингом: «Здравствуйте, мистер Нельсон!», «До свидания, мистер Нельсон!» — и ей доставляло удовольствие смотреть, как они с серьезным видом пожимают друг другу руки, маленький мужчина и большой; но однажды вечером Бобби устроил ужасную сцену. Весь день после обеда был нервным и раздражительным, жаловался на живот, крутился под ногами, мешая ей одеваться, а потом уселся на пол посреди комнаты и проговорил сквозь рыдания:
— Не хочу, чтобы ты уходила!
Она не знала, прикрикнуть на него или броситься успокаивать; попробовала и то и другое, но только усугубила положение. «Ненавижу мистера Нельсона!» — кричал он, отбиваясь от нее, когда она попыталась обнять его, и появившийся Стерлинг стоял и озадаченно смотрел, как он продолжает истерически рыдать.
— Стерлинг, очень сожалею. Он просто… расстроен, что я… что мы…
Но Бобби, пряча лицо от стыда, что его видят плачущим, вскочил, с несчастным видом бросился в свою комнату и захлопнул дверь.
Стерлинг смущенно сел.
— Ему нездоровится?
— Нет, не думаю. Он жаловался на живот, но, по-моему, это не более чем каприз.
Она беспомощно посмотрела на закрытую дверь детской.
— Он уже достаточно большой для капризов, не считаешь?
— Пожалуй. Не знаю. Дело в том, что я слишком часто оставляла его одного, и он чувствует себя… Мне кажется, что он чувствует себя заброшенным.
— Мм, — промычал Стерлинг, закидывая ногу на ногу и складывая руки на колене. — Ну, в любом случае миссис как-ее-там сможет приглядеть за ним сегодня вечером, не так ли? Женщина, которая сидит с ним?
— Полагаю, сможет.
Но душа ее стремилась за молчаливую дверь детской. Ей представлялось, как он лежит в темнеющей комнате лицом вниз поперек постели, измученный, стыдящийся себя и одинокий, слишком несчастный, даже чтобы плакать, и ждет ее.
— Стерлинг, налей себе, а я схожу к нему и поговорю. Я быстро.
— Поговоришь? Не вижу смысла, Алиса. Ты же не желаешь, чтобы эта глупая история началась заново?
И тут в ее собственном голосе едва не зазвучали слезы:
— Стерлинг, пожалуйста, попытайся понять. — Они никогда не были так близки к ссоре и, когда ее голос зазвенел над его испуганным лицом, она почувствовала панику: что, если он не способен понять? — Его просто нельзя оставлять в таком состоянии, неужели не ясно? Будь у него отец — другое дело, но у него только я одна в целом мире… Неужели не ясно?
В конце концов они взяли его с собой и отправились в «Бриворт» обедать. Он умылся, оделся во все лучшее и был, как следствие пережитой истерики, то угрюм, то чересчур оживлен. Сначала они не могли добиться от него ни слова: он шел, опустив голову и отворачиваясь от терпеливого, доброго взгляда Стерлинга; затем вдруг заговорил как ни в чем не бывало. Он все смешал на тарелке в одно неприглядное месиво, при этом долго объясняя, подробно и надоедливо:
— Не люблю горошек, не люблю такой картофель и очень не люблю такую подливу, поэтому и мешаю все, чтобы было не так невкусно. Всегда это делаю, когда на тарелке всякие разные вещи, которые я не люблю, и получается намного вкусней. Просто смешайте все вместе, и тогда даже не почувствуете вкуса вещей, которых не любите. То есть так будет вкусней…
Он продолжал говорить не умолкая; Стерлинг стоически терпел его монолог, Алиса безрезультатно пыталась остановить его, а люди за соседними столиками не скрывали раздражения, глядя на спектакль, устроенный невоспитанным мальчишкой.
Он не умолкал всю дорогу домой, только один раз прервался, когда отбежал продемонстрировать, что умеет обращаться с пожарным гидрантом; он не умолкал и дома, пока Алисе не удалось уложить его, выключить свет и закрыть дверь спальни.
И тогда она сказала:
— О, Стерлинг, огромное тебе спасибо. Знаю, это было ужасно, как ты только выдержал, но ты был… безупречен, правда.
И после этого Бобби стал все чаще сопровождать их. В «Бриворт» они его больше с собой не брали, но они и сами стали реже бывать там. Чаще Алиса готовила сама, и они все втроем обедали дома и обычно дожидались, пока Бобби уляжется спать, прежде чем отправиться к Стерлингу. Стерлинг, похоже, не возражал против этого, был неизменно добр, по-отечески строг, но никогда — груб и, казалось, радовался признакам растущей привязанности Бобби к нему. Однажды Стерлинг принес иллюстрированную книгу для мальчиков «Британский подводный флот в Первой мировой войне», и Бобби как зачарованный сидел и молча перелистывал страницы, а Стерлинг объяснял ему иллюстрации и рассказывал захватывающие дух истории из своей службы на подводной лодке. И Алиса, глядя на них в дверь кухни, позволяла себе размечтаться о бесконечном будущем втроем, о том, как растущий Бобби приучится быть сдержанным и начнет говорить Стерлингу «папа».
Когда летняя жара сделала жизнь в городе невыносимой, Стерлинг отправил ее с Бобби на прохладное озеро в Нью-Джерси, где они научились — почти — ловить окуней на удочку с катушкой, которыми Стерлинг снабдил их, и часами сидели в тени огромного дерева, и Алиса читала Бобби вслух диккенсовские «Большие надежды», взятые из библиотеки Стерлинга. Но вот каникулы закончились, и она почувствовала, что ни ей, ни Бобби нестерпима мысль о том, чтобы возвращаться в жалкую обычную школу, и тогда Стерлинг одной незабываемой ночью в его спальне предложил ей подумать над тем, чтобы переехать в Скарсдейл.[32] Он знал о нем, потому что среди импортируемых его компанией товаров были окна со свинцовыми переплетами, которые перед Великой депрессией пользовались популярностью среди богатых владельцев тамошних домов в тюдоровском стиле.
— По сути, мы до сих пор ведем там успешный бизнес, — сказал он. — Похоже, у них там маленький изолированный островок процветания. Во всяком случае, школы у них, как я понимаю, первоклассные; для Бобби это будет хорошо. Ну и конечно, сам городок восхитителен — зеленая травка, чистый воздух и все такое; отдохнешь от города.
— Звучит заманчиво, — сказала она, — но, боюсь, мне это будет не по карману. Джордж постоянно твердит, что я «живу не по средствам».
— Понятно, но, Алиса, в некоторых случаях плата не столь высока, как можно было бы подумать. На Пост-роуд есть довольно обшарпанные старинные дома, и они пустуют, и, пока в них никто не живет, владельцы теряют деньги и жаждут сдать их хоть задешево. Ты сделаешь очень умно, если подумаешь над этим.
— Для тебя все так просто.
Но это было одним из замечательных качеств Стерлинга: умение подходить к сложным вещам просто; из всех, кого она знала, подобным умением обладал лишь Уиллард Слейд. Остальные, Джордж например, норовили все усложнить.
— Это может быть проще, чем ты думаешь, — проговорил он, сев на край кровати и протягивая руку за халатом. — Платить разумную цену и при этом пользоваться всеми преимуществами жизни там.