– Естественно.
– Расскажите о нем.
– Что конкретно?
– Все подряд.
– Вы что, и его подозреваете? Решили искать преступника по нацпризнаку? Кто угодно, лишь бы не русский?
– Не говорите глупостей, Рубен Викторович. Юсупова никто не подозревает, а насчет вас есть обоснованные подозрения. Но, опять же, речь не идет об обвинениях.
Алиев усмехнулся и выключил телевизор.
– Конечно! Никаких обвинений, всего лишь обыск.
– Такая у нас работа.
– Ладно. Хотите чайку?
– Не откажусь.
Заварив крепкий каркаде, Алиев уселся обратно в кресло.
– Очень меня тонизирует, – сказал он, имея в виду темно-красный напиток. – Египетская роза.
Самсонов сделал глоток горячего чая. Было кисло.
– С Сафаром я познакомился во время Грузинской кампании 2008 года, – проговорил Алиев. – Я тогда был в Абхазии у родственников.
Рассказ Алиева не занял много времени. Рану Юсупову он действительно зашивал, тогда с майором и познакомился. Рассказал ему о «Табии». В общем, полностью подтвердил рассказ Юсупова. Был ли майор как-то связан с Санниковым, Цыплаковым, Йоргом, Бончовска, Малининым и Веретновым, Алиев не знал и вообще никогда об этом не задумывался. Про наркотики тоже не слышал. В общем, либо был ни при чем, либо играл в несознанку.
Через четыре часа были закончены обыски в квартире, на даче и в магазинах Алиева. Никаких улик полиция не обнаружила – к ликованию его супруги и молчаливому торжеству прибывшего по ее вызову адвоката.
– Уезжаем ни с чем, – прокомментировал Дремин, когда они с Самсоновым покидали квартиру Алиева. – Только время потеряли. Что теперь делать будем?
Старший лейтенант пожал плечами. Он думал о том, что, если уж сами жертвы при всей своей военной подготовке не могли понять, кто за ними охотится, то что может он?
– Неплохо бы разыскать и доставить в управление Веретнова, – сказал он. – Его надо колоть или охранять, но позволить потенциальной жертве болтаться по улицам нельзя.
– Думаешь, угроза жизни вынудит его рассказать нам хоть что-нибудь? – скептически спросил Дремин. – Не пойдет он на это.
– Я даже готов закрыть глаза на прошлое «Гамбита» и наркотики – тем более что это не наша вотчина, – лишь бы понять, кто убивает членов шахматного клуба. Веретнов должен знать, кто такая Алиса. Он и его товарищи не могли не выяснить это, даже если не были в курсе изначально. Когда они получили эсэмэски с отрывком стихотворения, инстинкт самосохранения должен был заставить их вернуться в прошлое, перебрать свои «военные» операции и узнать, кто имеет на них зуб. Пусть не лицо и не имя, но что-то Веретнов знает, а мы были бы рады любой информации, каждой зацепке.
– Мне кажется, это дохлый номер, – отозвался Дремин. – Извини, но такие, как Веретнов, не колются.
Пока проводился обыск, Самсонову в голову пришла еще одна идея, и он обдумывал ее в течение последних двадцати минут.
– Есть еще одна задумка, – сказал он. – Тебе понравится.
Дремин хмыкнул.
– Ну-ну! Ты, кстати, знаешь, который час? Домой пора. Даже тебе.
– Успеется.
– Ладно, выкладывай. Что там родил твой мегамозг?
– Я думаю, убийца попытается довести дело до конца и явится в больницу к Малинину. Там мы его и встретим. По-королевски.
Глава 12Кролик атакует
Главной проблемой было то, что убийца обязательно заметил бы полицейских, если бы они устроились где-нибудь в непосредственной близости от Малинина. Даже в соседней палате они были бы как белые вороны. Разве что нарядить их больными? Но куча молодых парней в халатах вряд ли обманет преступника. По крайней мере такого, которого ждал Самсонов.
В то же время, если полицейские расположатся слишком далеко, они попросту не успеют помешать убийце расправиться с Малининым. А то и вовсе упустят его. Однажды такое уже было.
Дремин предлагал подключить самого Малинина к операции: поставить обо всем в известность и вручить какой-нибудь передатчик, чтобы тот мог включить сигнал о помощи. Самсонов был категорически против по нескольким причинам. Во-первых, это означало прямо сообщить человеку, что его могут прийти убивать и полиция собирается использовать его как приманку. Во-вторых, Малинин мог попросту отказаться, и тогда о плане с засадой пришлось бы забыть. Нельзя же поступать с человеком так против его четко высказанной воли. В-третьих, Самсонов понимал, что Малинин не в том состоянии, чтобы круглые сутки бодрствовать, дожидаясь покушения. Он вполне может заснуть или уйти в туалет, оставив передатчик где-нибудь на тумбочке. Да и самой аппаратуре старший лейтенант не слишком доверял. Сядет батарейка не вовремя – и все, конец Малинину.
Поэтому после долгих обсуждений и препирательств было решено, что у входа в палату оставят одного полицейского в форме. Время от времени он будет то дремать, то куда-нибудь выходить на несколько минут – в общем, охрана как бы будет, но обойти ее не составит для опытного человека труда. Настоящая же засада разместится напротив, в подсобке. В двери придется проделать отверстие, где будет установлена веб-камера. Таким образом можно будет легко наблюдать за дверью в палату. Это помещение используется редко, так что не придется даже ставить в известность руководство больницы. Ну, только если засада растянется на несколько дней.
Коровин взялся за установку камеры. Кроме него в засаде участвовали сам Самсонов, Дремин, опера Морозов и Рогожин. Последних двух подселили под видом больных в соседнюю палату, причем один изображал лежачего. Им предстояло по первому же сигналу или шуму оказать поддержку основной ударной группе в составе Самсонова, Дремина и Коровина.
На всякий случай было решено заколотить окно, хотя палата Малинина находилась на шестом этаже, и едва ли нападения можно было ожидать с этой стороны.
Самсонов сидел на старом стуле в пропахшей пылью и бытовой химией подсобке и слушал музыку через наушники. Накануне позвонила мать и полчаса выговаривала ему за то, что он сбежал из больницы. Уверяла, что он хочет ее преждевременной смерти. Если учесть, что отец в это время умирал в больнице, ее слова звучали жестоко, но, наверное, она хотела быть жестокой – чтобы сын понял, насколько для нее важно, чтобы жил хотя бы он. Самсонов слушал ее, не возражая и не перебивая. Давал выговориться.
Теперь в полутемной подсобке он думал о том, что, несмотря на очередное несчастье, постигшее их семью, мать словно ожила. У нее появились силы – пусть даже для безнадежной борьбы. А ведь не так давно они созванивались, только чтобы переброситься парой слов о том, как друг у друга дела. Призрак сестры тогда еще витал над их семьей, хотя прошло уже столько лет. Теперь, хотя ее и нет, стало как-то легче. Все-таки возмездие – не пустой звук, подумал Самсонов, и оно вполне способно дать утешение и удовлетворение.
Первый день засады прошел спокойно. Полицейские чуть с ума не сошли в тесном душном помещении. Изнывающие от безделья Дремин и Коровин заявили, что больше они тут мариноваться не станут – пусть их хоть уволят. Самсонов и сам понимал, что при таких условиях бдительность будет падать с каждым часом, и решил рискнуть.
Камеру оставили, а ноутбук, который показывал изображение с нее, перенесли в пустующий кабинет рентгена. Там намечался ремонт, так что никто в нем не появлялся. Кабинет располагался на тридцать метров дальше по коридору, но там можно было устроиться с относительным удобством, а главное – не было необходимости сидеть безвылазно в комнате. Полицейские переоделись в уборщиков, санитаров и врачей, так что могли спокойно входить и выходить, когда нужно. Разумеется, на этот раз пришлось договориться обо всем с администрацией больницы. Правда, речь шла о скрытой охране Малинина, а не о ловле убийцы на живца. Персоналу было строго-настрого запрещено болтать о происходящем, и Самсонов надеялся, что преступник случайно не услышит в коридоре обсуждение «новых сотрудников» и «липовых пациентов».
Второй день засады подходил к концу. Самсонов взглянул на свои спортивные часы, чтобы убедиться, что до конца периода посещений осталось всего двадцать минут. Ему в голову пришло, что убийца ведь может и не торопиться разделаться с Малининым. Почему бы ему просто не дождаться, пока того выпишут? Зачем лезть сюда, в больницу?
– Веретнова нашли? – спросил Самсонов Дремина, пившего кофе из большой кружки, которую тот приволок из дома.
– Нет. Как сквозь землю провалился.
– На кой черт мы ставим к ним наблюдателей, если они так легко уходят от них? – вспылил Самсонов. – Спят они на работе, что ли?
Дремин пожал плечами.
– Не знаю, Валер. Может, и спят. Но Веретнов пропал. Дома тоже не появляется, на связь ни с кем не выходит. Наверное, прячется.
– Его можно понять.
– Конечно. – Дремин повертел кружку, разглядывая рисунок на ней. – Если он уже не убит.
Самсонову такой вариант тоже приходил в голову.
– Знаешь, как я себя чувствую? – спросил вдруг Дремин.
– Удиви меня.
– Как будто я – один из героев фильма про полицейских. Мы сидим в засаде, хотя совершенно не понятно, с чего бы убийце вдруг лезть в больницу именно сейчас, когда мы решили его поджидать. Почему он не явился раньше? И раз уж он этого не сделал, с какой стати ему приходить теперь? Он что, терпел-терпел, а потом вдруг сорвался и помчался сюда мочить Малинина? Мы ждем его с минуты на минуту?
– Раньше полицейский у палаты Малинина сидел постоянно, а теперь на время отходит, – возразил Самсонов, понимая, что довод очень так себе, но не желая соглашаться с Дреминым, потому что понимал, к чему тот ведет.
– И как убийца об этом узнает? – парировал Дремин. – Он что, каждый день сюда ходит и ждет, не появится ли возможность попасть в палату к Малинину? Почему мы его тогда ни разу не видели?
– Да, кстати! – встрял Коровин. Он мучился из-за того, что не мог курить так часто, как ему хотелось, и потому с готовностью поддержал Дремина. – Мы как будто фильмов про копов насмотрелись и теперь сидим тут, ждем, что убийца к нам в руки сам придет. А он, наверное, сейчас с Веретнова кожу снимает и насвистывает.