Дым и зеркала — страница 32 из 54

страшный монстр из плохого кино.

В руках у него девчонка. Завыл я,

как воют большие собаки, и облизнулся.

Монстр откусил ей лицо и бросил то, что осталось,

на песок. Я подумал: мясо и химикаты, как быстро они

становятся просто мясом

и химикатами, лишь с одного укуса…

Люди Рота туда подошли, со страхом в глазах,

оружием наизготовку. Но он их хватал, рвал в клочья,

швырял на песок. Потом, напряженно

ступая зелено-серыми, с перепонками лапами,

взвыл он. Мам, это кайф!

Какая мать, я подумал, выродить может такое?

А издали слышал Ротовы вопли,

Талбот, ты, жопа! Талбот, ты где?

Я встал, потянулся и прыгнул на лунный песок.

Ну, привет, я сказал.

А, псина, ответил. Сейчас я твои волосатые лапы

В глотку тебе же забью.

Ну кто ж так здоровается, я возражаю.

Я Великое Нечто. А ты кто? Собачка,

что умеет лишь тявкать? Прибью тебя, в хлам разметаю!

Пшел вон, зверь поганый, сказал я.

Он смотрел не мигая, глаза — две отличные трубки.

Пшел вон? Ну сказал! Кто ж меня одолеет?

Я, отвечаю с сарказмом. Я, конечно.

Я из тех, кому это дано.

Он был бледен, смущен, уязвлен, в ту минуту

я чуть не начал жалеть его. Но из облака вышла луна,

и я взвыл.

Кожа его была рыбьей,

и зубы остры, как акульи, а лапы

перепончаты и когтисты,

когда, зарычав, он чуть не вцепился мне в глотку.

Да что ты такое? — спросил он.

А еще сказал: нет, о, нет.

И потом: блин, так нечестно.

А после уже ни слова,

да и какие слова,

когда я оторвал ему руку

и бросил, а она еще дергалась

на песке какое-то время.

Великое Нечто помчался к воде, я рванул за ним следом.

Море солоно было, а кровь его жутко воняла.

Я ощущал эту вонь в моей пасти.

Он поплыл, я за ним, все дальше и дальше,

и я чувствовал, как что-то сдавило мне грудь,

словно мир весь пытался

сокрушить мою глотку, и голову, мозг и все остальное,

и ворочались монстры в воде, пытаясь меня одолеть,

пока мы плыли до заброшенной

буровой установки,

куда он приплыл умирать.

Должно быть, здесь он родился,

на вышке той ржавой.

И когда до нее добрался, уже подыхал.

Я оставил его умирать, стать пищей для рыб,

для коварных прионов. Мясом опасным. Но пред тем

я дал ему в челюсть, а зуб, что сломал ударом,

взял себе, на удачу. Тут она налетела,

рвала и метала. Почему же

странным кажется, что у зверя тоже есть мать?

Матери есть у многих.

Лет пятьдесят тому были они у всех.

Она вопила и выла и голосила

в неистовстве: как я мог это сделать?

Рядом присев, ласкала его и стонала.

А после мы говорили, пытаясь понять друг друга.

То, что потом мы делали, никого не касается.

Каждый из нас делал прежде такое,

но что бы то ни было, страсть или схватка,

сын ее мертвый уже коченел.

Сцепились мы, шерсть с чешуей,

я зубы вонзил ей в загривок,

царапал ей спину когтями…

Ла-ла-ла-ла. Какая старая песня.

И вот выхожу я на берег. Рот уже там, светает.

Бросаю я голову монстра, и глаза его засыпает

мелкий белый песок.

Вот ваша проблема, сказал я.

Как видишь, ее больше нет .

И что теперь? — отвечает.

Теперь расплата .

Так работал он на китайцев? Рот спросил.

Или евроевреев?

А может, еще на кого?

Просто он жил по соседству , сказал я.

Хотел, чтобы вы шумели

потише.

Ты думаешь? Он спросил.

Я знаю, сказал я, в мертвые глядя глаза.

И откуда он происходит? все спрашивал Рот.

Я натянул одежду, измученный трансформацией.

Из мяса и химикатов, шептал я. Знал он: я лгу.

Но волки, они рождены, чтобы лгать.

Я сел на песок, я смотрел на залив,

На небо в лучах рожденной зари,

И грезил о дне, когда мне умирать.

Для вас — оптовые скидки

Пинтер никогда не слышал об Аристиппе Киренском, малоизвестном последователе Сократа, который утверждал, что избежать неприятности — это высочайшее из достижимых благ; тем не менее он проживал свою бедную событиями жизнь в соответствии с этим принципом. Во всех отношениях, кроме одного (азарт при распродажах, но кто из нас вполне от этого избавлен?), он был человеком очень умеренным. Он не впадал в крайности. Речь его была правильной и сдержанной; он редко переедал, а пил достаточно для того, чтобы поддерживать разговор, и не больше; он был далеко не богат и никоим образом не беден. Он любил людей, и люди его любили. Зная все это, могли бы вы себе представить, что встретите его в грязном пабе в самом отвратительном уголке лондонского Ист-Энда, занятого заключением так называемой сделки с человеком, которого едва знал? Нет, не могли бы. Вы бы даже не поверили, что он ходит в пабы.

И до вечера одной пятницы были бы правы. Но любовь к женщине может невесть что сделать с мужчиной, даже таким бесцветным, как Питер Пинтер, а открытие, что мисс Гвендолин Торп, двадцати трех лет, проживавшая по адресу: Оуктри-террас 9, гуляет (говоря по-плебейски) с приятным молодым джентльменом из бухгалтерии, после того , заметьте, как согласилась надеть обручальное кольцо девятикаратного золота, украшенное натуральной рубиновой крошкой, и с камнем, который вполне может сойти за бриллиант (цена 37.50 фунтов), а на его выбор у Питера ушел почти весь обеденный перерыв, — может заставить мужчину совершать очень странные поступки.

Из-за своего шокирующего открытия Питер провел без сна ночь с пятницы на субботу, он метался и ворочался на кровати из-за неотвязных видений Гвендолин и Арчи Гиббонса (Дон Жуана из отдела учета), которые плыли и скакали у него перед глазами, совершая действия, которые сам Питер, если его припереть к стенке, вынужден был бы признать совершенно невозможными. Но от ревности в нем разлилась желчь, и к утру Питер решил, что с соперником следует покончить.

Утро субботы он провел в раздумьях, каким образом люди вступают в контакт с наемным убийцей, поскольку самое большее, что было ему известно, это то, что таковые не служат в торговых центрах (ибо все три участника вечного треугольника, а также, совершенно случайно, и обручальное кольцо, были оттуда), а спросить кого-либо напрямую он опасался, не желая привлекать к себе внимание.

Вот почему в субботу днем мы застаем его пролистывающим «Желтые страницы».

Он обнаружил, что НАЕМНЫЕ УБИЙЦЫ не значились между НАДЕЖНЫМИ СРЕДСТВАМИ ДЛЯ ПОХУДАНИЯ и НАЙМОМ НЯНИ; КИЛЛЕРОВ он не нашел между КАМУФЛЯЖНОЙ ОДЕЖДОЙ ДЛЯ ДЕТЕЙ и КРАСИВЫМИ ПОТОЛКАМИ ПО РАЗУМНЫМ ЦЕНАМ; а УБИЙЦ не было между ТУРЫ ДЕШЕВО и УМЕРЕННЫЕ ЦЕНЫ НА ПРОКАТ АВТОМОБИЛЕЙ. Раздел ПРОФИЛАКТИКА И БОРЬБА С ВРЕДИТЕЛЯМИ выглядел обнадеживающе; однако более близкое изучение рекламных объявлений показало, что речь шла о борьбе исключительно с «крысами, мышами, блохами, тараканами, молью, кротами и крысами» (из чего следовало, как заметил Питер, что здесь имеют особый зуб именно на крыс), а совсем не с тем, что он имел в виду. Несмотря на это, будучи по натуре аккуратным, он досконально изучил рекламные объявления в этой рубрике, пока не наткнулся внизу второй страницы на крошечное объявление, которое показалось ему многообещающим.

Полное и осторожное избавление от надоедливых и нежелательных млекопитающих и т. д. — говорилось в начале. Далее шла подпись «Кеч, Хэр, Бёрк и Кеч[70]. Давно на рынке». Адрес указан не был, только телефон.

Питер набрал номер, удивляясь самому себе. Сердце подпрыгивало в груди, но он пытался выглядеть беспечным. Один, два, три гудка. Питер начал было надеяться, что никто не ответит и он сможет об этом забыть, как раздался щелчок и энергичный молодой женский голос произнес:

— Кеч Хэр Берк Кеч. Чем могу служить?

Из осторожности не назвав себя, Питер сказал:

— Э, сколь велики, хотел бы я знать, млекопитающие, с которыми вы… имеете дело? От которых вы, э, избавляете?

— Ну, это зависит от того, с кем вы желаете покончить, сэр.

Он собрался с духом.

— А если это человек?

Ее голос остался столь же энергичным и невозмутимым:

— Без проблем, сэр. У вас под рукой бумага и ручка? Хорошо. Будьте в пабе «Грязный осел» на Литтл Кортни-стрит, Е 3, сегодня в восемь вечера. Держите в руках свернутую трубочкой газету «Файненшнл таймс», которая розовая, сэр, и наш сотрудник к вам подойдет, — и повесила трубку.

Питер ликовал. Все оказалось намного проще, чем он воображал. Он спустился, чтобы купить «Файненшнл таймс», нашел в «Гиде по Лондону» Литтл Кортни-стрит и остаток дня смотрел по телевизору футбол, представляя во всех подробностях похороны приятного молодого джентльмена из отдела учета.

Паб Питер нашел не сразу, но в конце концов заметил вывеску, на которой был изображен осел и которая была к тому же очень грязной.

«Грязный осел» оказался небольшим и не особенно грязным пабом, плохо освещенным, где, подозрительно поглядывая по сторонам, группки небритых завсегдатаев в пыльных спецовках ели чипсы и пили «Гиннесс», напиток, которым Питер никогда особо не увлекался. Он старался держать под мышкой свою газету так, чтобы ее было хорошо видно, но никто к нему не подошел, и тогда он взял полпинты шенди[71] и ретировался за столик в углу. Неспособный ни о чем больше думать в ожидании, он попытался читать газету, но, заплутав в лабиринте фьючерсов на зерно, сдался и уставился на дверь.

Он ждал уже почти десять минут, когда в паб ввалился небольшого роста суетливый человек, который, оглядевшись, подошел прямо к его столику и уселся напротив.