Бенхэм кивнул, потом подумал и сказал: – Нет.
Не обращая внимания на поджатые губы жены и ее почти незаметное покачивание головой, он налил себе еще вина.
– Синдром Кэпграса, – начал объяснять Майк, – ярко выраженная сексуальная мания. Лет пять назад о нем была целая статья в «Журнале американской психиатрии». Коротко говоря, он заключается в том, что человек уверен, будто важных в его или ее жизни людей – членов семьи, коллег, родителей, возлюбленных, кого угодно, заменили – слушайте внимательно! – на точных двойников. Это относится не ко всем знакомым больных. Только к избранным. Зачастую только к одному человеку. И никаких сопутствующих навязчивых идей или галлюцинаций у них не бывает. Только одно. Это всегда люди с острым эмоциональным расстройством и склонностью к паранойе.
Психиатр поковырял большим пальцем в носу.
– Два или три года назад я сам столкнулся с подобным случаем.
– Вы его вылечили?
Поглядев на Бэнхэма как-то странно, психиатр усмехнулся – В психиатрии, доктор, – в отличие, быть может, от мира клиник, где лечат заболевания, передаваемые половым путем, – нет такой вещи, как исцеление. Есть только поддерживающая терапия.
Бенхэм отпил красного вина. Позже ему пришло в голову, что если бы не вино, он ни за что такого бы не сказал. Во всяком случае, вслух.
– Надо думать, – он помедлил, вспомнив фильм, который видел подростком (что-то про похитителей тел?), – надо думать, никто никогда не проверял, не были ли эти люди действительно заменены точными двойниками?
Майк… Маршалл… или как там его звали, посмотрел на Бенхэма еще более странно и повернулся на стуле, чтобы заговорить со своим соседом по другую руку.
Бенхэм, со своей стороны, пытался и дальше вести себя нормально (что бы под этим ни подразумевалось), но потерпел самое горестное поражение. Он действительно сильно напился и начал бормотать про «гребаных выходцев из колоний», а по возвращении с обеда чертовски поссорился с женой – ни то, ни другое никак нельзя было счесть обычным происшествием.
После ссоры жена Бенхэма заперла перед ним дверь спальни.
Он лежал на диване внизу, укрывшись мятым покрывалом, и мастурбировал себе в трусы, пока жаркая сперма не выплеснулась ему на живот.
Под утро он проснулся от ощущения холода в гениталиях.
Вытершись полой белой рубашки, он снова заснул.
Саймон не способен был мастурбировать. Ему хотелось, но рука просто отказывалась двигаться. Она лежала рядом с ним совершенно здоровая и невредимая, но было такое ощущение, что он начисто забыл, как заставить ее повиноваться. Как глупо, ведь правда?
Правда?
Его прошиб пот. Капли стекали с его лица и лба на белые хлопковые простыни, но ниже шеи его тело было сухим.
Захватывая клетку за клеткой, что-то поднималось внутри него снизу вверх. Оно мягко погладило его лицо, точно возлюбленная поцеловала, лизнуло шею, выдохнуло воздух на щеку. Коснулось его.
Ему надо было встать с постели. Он не мог встать с постели.
Он попытался закричать, но рот отказывался открываться. Голосовые связки отказывались вибрировать.
Саймон все еще видел потолок, по которому скользили полосы света от фар проезжающих внизу машин. Потолок начал расплываться: глаза все еще принадлежали ему, и на них выступали слезы, которые, скатившись по его лицу, намочили подушку.
«Врачи не знают, что со мной, – думал он. – Мне твердят, у меня то же, что и у всех. Но я не мог этим заразиться. Я подцепил что-то другое. Или может быть, – подумал он, когда перед ним все поплыло, и остатки Саймона Пауэрса поглотила тьма, – это оно подцепило меня».
Вскоре Саймон встал, помылся и внимательно осмотрел себя перед зеркалом ванной. Потом улыбнулся, точно увиденное ему понравилось.
Бенхэм тоже улыбался.
– Рад вам сообщить, – сказал он, – что объявляю вас совершенно здоровым.
Лениво потянувшись на стуле, Саймон Пауэрс кивнул.
– Я чувствую себя просто потрясающе.
«И действительно выглядит он прекрасно, – подумал Бенхэм. – Просто пышет здоровьем». И ростом Пауэрс теперь казался выше. Очень привлекательный молодой человек, решил врач.
– Итак, те… эм… ощущения больше не возвращались?
– Ощущения?
– Ощущения, про которые вы мне рассказывали. Что ваше тело больше вам не принадлежит.
Саймон мягко повел рукой, обмахивая лицо. Холодный циклон ушел, и Лондон внезапно затопила волна жары, – казалось, это уже вовсе не Англия.
Слова врача Саймона как будто позабавили.
– Все мое тело принадлежит мне, я в этом уверен. Саймон Пауэрс (90/0666L, НЕ ЖЕНАТ, МУЖ.) усмехнулся так, словно весь мир тоже принадлежит ему.
Врач смотрел, как он выходит из кабинета. Он выглядел более крепким, почти неуязвимым.
Следующим пациентом в списке Джереми Бенхэма был двадцатидвухлетний парнишка. Бенхэму придется рассказать ему, что у него СПИД. «Ненавижу эту работу, – подумал он. – Мне пора в отпуск».
Выйдя в коридор, чтобы пригласить парнишку в кабинет, он прошел мимо Саймона Пауэрса, который оживленно болтал с хорошенькой австралийской медсестрой.
– Это, наверное, чудесное место, – говорил он ей. – Я собираюсь туда поехать. Хочу везде побывать. Хочу познакомиться со всеми! – Руку он положил ей на локоть, и она даже не пыталась высвободиться.
Доктор Бенхэм остановился рядом с ними и тронул Саймона за плечо.
– Только больше мне на глаза не показывайтесь, молодой человек, – с улыбкой сказал он.
Саймон Пауэрс усмехнулся.
– Больше вы меня не увидите, доктор, – сказал он. – Во всяком случае, таким. Я бросил банк. Я собираюсь в круиз вокруг света.
Они пожали друг другу руки. Ладонь у Пауэрса была приятной на ощупь, теплой, сухой.
Бенхэм ушел, но не мог не слышать, как Саймон все еще болтает с медсестрой.
– Это будет так чудесно, – говорил он, и Бенхэм спросил себя, идет ли речь о сексе или о кругосветном путешествии или, быть может, в каком-то смысле и о том, и о другом. – я собираюсь повеселиться, как никогда, – говорил Саймон. – Уже от одной мысли я на седьмом небе.
Сестина вампира
Единственная моя удачная сестина[39]. Будучи впервые опубликована в сборнике «Легенды фэнтези» и перепечатана в сборнике «Гигантская книга вампиров» Стива Джонса, она на протяжении многих лет оставалась моим единственным произведением про эти легендарные существа.
Я жду и жду на перепутьях сна,
Укрытый тенью.
Воздух пахнет тьмой –
Холодный, пряный…
Жду мою любовь.
Надгробие ее – в лучах луны,
Восстанет – и к ногам склонится мир.
Бредем во мраке, слизывая кровь!..
Как одиноко – лишь игра да кровь,
Но тело жаждет перепутий сна,
Я сна б не подарил за целый мир.
Луна спасает ночь и бредит тьмой,
Я – у надгробья в ужасе луны.
«Любимый, жив?» –
«Увы, моя любовь!»
Ты снилась мне, и в сладком сне – любовь
Важней казалась, чем тоска и кровь.
Надгробие мое к лучам луны
Привычное, пребыло в тени сна…
Но я восстал, взлетел туманом в ночь –
Закат меня толкнул в холодный мир.
Столетье за столетьем… скучный мир,
Я в нем похож, быть может, на любовь:
Лишь поцелуй – да поглощенье тьмой.
Насыщен жизнью, впитывая кровь,
Я на рассвете стану частью сна,
Надгробьем, ждущим белых ласк луны.
Не причиню вреда…
Я – боль луны,
Тебя не брошу камнем в стылый мир!
Вот – просто правда за пределом сна:
Сама ты отдала свою любовь,
Так не страшись, любимая, – ведь кровь
Лишь слаще, как содружна буря с тьмой!
Восстанут ли подруги, грезя тьмой?
Под мрамор лягут, в ужасе луны,
Не зная ласки мглы, что дарит кровь,
Не ведая, каков полночный мир,
Во власть червей?
Но ты, моя любовь,
Восстала – так сказала правда сна.
У камня грезил тьмой в лучах луны.
Но королевству сна нелепа кровь…
Моя любовь, я б дал тебе весь мир!
Мышь
Этот рассказ был написан для составленного Питом Кроутером сборника «Коснись дерева», антологии про суеверия. Мне всегда хотелось написать рассказ в духе Реймонда Карвера – у него выходило так просто. Но попытки сымитировать его стиль показали, что это далеко не так.
Боюсь, я действительно слышал упомянутую в тексте радиопередачу.
Тут было множество устройств, которые убивали мышь быстро, и другие, которые убивали ее медленно. Тут был десяток вариантов традиционной мышеловки, той, которую Рейган обычно называл «мышеловкой Том и Джерри»: ловушка с металлической пружиной, спускавшейся одним прикосновением и ломавшей мыши хребет. На полках стояли техноигрушки: одни мышь удушали, другие били током, третьи даже топили – все надежно упакованы в разноцветные коробки.
– Это не совсем то, что я ищу, – сказал Рейган.
– Ну, это все мышеловки, какие у нас есть, – сказала женщина с большим пластиковым бэджем, на котором стояло ее имя «Бекки» и провозглашалось, что «Ей нравится работать ДЛЯ ВАС в «Корма и сопутствующие товары для животных Макса Макри». – Посмотрите вон там.
Она показала на отдельную витринку с отравленными саше «Голодная кошка». На вершине лежала лапами кверху маленькая резиновая мышка.
Рейгана посетило непрошеное воспоминание: Гвен протягивает изящную розовую ручку, пальцы слегка подогнуты вверх. «Как по-твоему, что это?» – улыбается она. Это было за неделю до того, как он уехал в Америку.
– Не знаю, – сказал тогда Рейган.
Они сидели в баре небольшой гостинички в Уэст-каунти: сплошь ковры цвета бургундского, бежевые обои. Он тянул джин с тоником, она попивала второй бокал шабли. Гвен как-то сказала Рейгану, что блондинкам следует пить только белое вино, оно им больше идет. Он смеялся, пока не осознал, что она совершенно серьезна.