То, что она извлекла, походило на ветку с множеством уродливых ответвлений, отходящих от ее конца. Она знала, что где-то внутри этого кривого комочка была скрыта форма ключа. Марико изучала его, поворачивая из стороны в сторону, ее пальцы все еще дрожали от недавно пережитого испытания. Глубоко вдохнув, она вытерла пот со лба тыльной стороной рукава.
Теперь предстояла трудная часть: создание рабочего ключа из этой запутанной формы.
– Это опасно. – Слова Оками были такими мягкими, что Марико сначала подумала, они ей причудились.
– Не разговаривай.
– Я не хочу, чтобы ты рисковала собой ради меня, – продолжил он неторопливо. – Больше нет.
– Я не рискую собой ради тебя, – возразила Марико. – Я здесь ради себя. Потому что у меня еще есть вещи, которые я желаю осуществить в своей жизни. – Она снова сосредоточилась на бесформенной массе. Лакированной палочкой для еды, которую она украла во время ужина, Марико начала медленно выковыривать скрученные фрагменты воска. – Просто оказалось, что мои желания каким-то образом связаны с тобой.
Мгновение прошло в тишине.
– У меня нет никаких желаний, Марико, – мягко сказал он. – Уже много лет мне не была предоставлена такая роскошь, как мечты.
– Лжец. – Сосредоточенно нахмурив брови, Марико отломила еще один кусок затвердевшего воска.
– Я не лгу.
– Тогда что ты здесь делаешь? Почему ты позволил схватить себя? – спросила она глухим шепотом, ее раздражение нарастало. – Почему ты продолжаешь провоцировать их? Ты жаждешь увидеть, как они тысячу раз сломают каждую твою кость? – Ее гнев рос с каждым вопросом, но, продолжая откалывать затвердевший воск, Марико чувствовала, как Оками улыбается.
– Мы сейчас ссоримся, как влюбленные? – рассмеялся он. – Я скучал по перепалкам с тобой, на словах и… другими способами.
Ее пальцы сжались вокруг воска, а на шее расцвело тепло.
– Перестань вести себя как дурак. – Марико стиснула зубы. – Со мной это не сработает. Хватит притворяться, что тебе все равно, когда я знаю, что это далеко от правды.
Оками ответил не сразу.
– Думаю, теперь ты знаешь все мои секреты. – Хотя в его тоне прозвучало веселье, Марико уловила в нем искру чего-то еще. Чего-то вспыхнувшего в огне.
Злости.
«Он не единственный, у кого есть повод злиться».
– Очевидно же, что я не знаю всех твоих секретов. – Марико позволила негодованию скрыть ее боль. – Или ты уже забыл, как неделями скрывал от меня свою личность? – Вспышка недавних воспоминаний заставила ее взгляд поплыть. – Даже после того как мы разделили больше, чем я делила с кем-то еще? – Она сглотнула. – Даже после того, как я отдала тебе свое сердце?
Какое-то время Оками ничего не говорил. Боль восстала в ее груди, растекаясь, как кровь в воде, но она отказывалась первой нарушить тишину. Отказывалась задать вопрос, который горел у нее на языке с той роковой ночи в лесу.
– Ты можешь спросить меня, Марико, – сказал он наконец. – От тебя я ничего не хочу скрывать. Больше нет.
Марико втянула носом воздух.
– Почему ты солгал мне о том, кто ты такой?
– Было достаточно, чтобы только Цунэоки и Ёси знали. По правде говоря, я бы предпочел, чтобы никто не знал.
– Это не ответ.
Он нахмурился.
– Я не хотел, чтобы кто-то считал себя обязанным хранить мне верность или извиняться.
– Значит, ты солгал всем из-за искаженного чувства благородства? – Она моргнула. – Позвольте мне поздравить вас, господин Ранмару, потому что теперь вы самый благородный из дураков. И скоро можете лишиться жизни.
Глаза Оками блеснули, когда он двинулся вперед.
– Моя жизнь всегда в опасности.
– Ясно, – ответила Марико, – и значит, нет нужды пытаться сохранить ее для кого-то и меньше всего для самого себя?
– Я рад, что вы наконец прозрели, госпожа Марико.
Ее брови нахмурились.
– Не смейся над моей болью.
– Мои извинения. Я бы сказал, что просто проглотил наживку, но мое глупое благородство диктует мне вести себя иначе. – Его слова были взвешенными, отказываясь дать ей какой-то смысл. Отказываясь предложить хотя бы намек на извинения. Зевнув, Оками прислонился спиной к стене, словно его одолела скука и он нуждался в отдыхе.
Он всегда так делал. С того дня на поляне, когда Марико впервые встретила его. Как только Оками приходилось давать какой-то серьезный ответ, он всегда находил способ низвести его до насмешки или безразличных слов. Словно у монеты, подброшенной в воздух, были только две стороны.
Сегодня его безразличие раздражало Марико сверх всякой меры. Оно раздражало ее даже больше, чем его привычная снисходительность. Ей удавалось сдерживать худшие из своих страхов большую часть ночи, но теперь они угрожали вернуться, царапая когтями ее сердце.
– После потери всей своей семьи я не понимаю, как ты можешь оставаться таким равнодушным. Ты притворяешься? – спросила Марико. – Или ты так долго изображал безразличие, что уже не понимаешь, чем оно отличается от настоящего равнодушия? Ты хоть знаешь, что такое подлинные чувства? – Слова подняли волну внутри ее, ее гнев вышел из-под контроля. С приглушенным криком она швырнула пустой пузырек масла камелии в железную решетку, и стекло разбилось от удара. Разлетевшиеся осколки издали своеобразную мелодию, когда зазвенели о металл, падая вниз. Песня громом пронеслась сквозь тьму, угрожая привлечь внимание любого, кто подслушивал наверху. Испуганный вздох сорвался с губ Марико. Тревога, что ее гнев на него погубит их.
Они застыли в ожидании, как статуи, пока тишина снова не поглотила пространство.
Когда Оками заговорил, его голос был мягким. Извиняющимся:
– Это было… драматично, – вздохнул он. – Но полагаю, это моя вина, – следы сарказма исчезли. – Мне нет оправданий за попытку спровоцировать тебя, особенно когда ты пришла помочь мне.
– Нет. – Марико покачала головой, правой дрожащей рукой она убрала прядь волос за ухо. – Мое поведение – только мое. Ты не виноват. Я позволила гневу взять верх, а гнев – темпераментный зверь.
– Как всегда, ты самый мудрый человек, которого я знаю, Санада Такэо, – мягко отозвался Оками.
– Ха! – Марико возобновила работу с замком. – Когда я в следующий раз увижу Ёси, я обязательно передам ему то, что ты сказал.
Оками ответил не сразу.
– А я не могу придумать, что хотел бы больше всего передать Ёси. – Странный хрип вырвался из его горла. – Хотя он, вероятно, согласился бы с тобой, особенно после всего, что произошло.
Еще один маленький кусочек воска выпал из рук Марико.
– Я до сих пор не понимаю, как ты мог позволить людям принца Райдэна заковать себя в цепи. Почему ты просто не превратился в дым и не убил их всех той ночью в лесу?
– Я мог бы это сделать, это правда. – Снова наступила тишина, и Оками еще сильнее прижался к стене, прячась в тени, почти все его лицо скрылось из глаз. – Но я не мог рисковать тем, что могло последовать за этим.
Внимание Марико по-прежнему было приковано к самодельному ключу.
– Что мы могли бы победить?
– Нет, – он сделал паузу, – что я мог потерять… все.
– Благородный дурак, – проворчала она.
– Мы делаем то, что должны. – Оками наклонился вперед. – Моя очередь задать вопрос. Что ты здесь делаешь, Марико?
Вздрогнув от вопроса, Марико чуть не выронила лакированную палочку.
– Разве это не очевидно? Я здесь, чтобы спасти тебя.
– Ты вызвалась приехать в Инако – выйти замуж за кучу дымящегося навоза, как принц Райдэн, – просто чтобы освободить меня?
Марико прикусила внутреннюю сторону щеки.
– Разве ты не хочешь, чтобы тебя освободили? – На ее лбу образовались морщины. – Разве не хочешь сражаться со своими людьми, чтобы восстановить справедливость на нашей земле?
– Справедливость на нашей земле? – Оками расхохотался. – Ты слишком много времени провела с Цунэоки.
– Довольно шуток. Сейчас они неуместны. Они ничем не помогут развеять твою злость.
– Не соглашусь. – Оками сел, морщась от движений. – И я не злюсь. Только чувствую горечь. – Он замолк в раздумье. Сделал глубокий вдох. – Я видел, как умирал Ёси, Марико.
Внезапная тишина воцарилась вокруг них, когда Марико вдруг замерла, ее руки упали на колени. Как будто что-то проникло в ее грудь и сжало сердце горячими тисками. Чувство росло, пока не достигло глаз. Вся тяжесть последних дней, казалось, спешила обрушиться на нее, как если бы плотина была прорвана и вода яростно устремилась вперед, чтобы вернуть себе утраченные позиции.
Слезы ручьями покатились по ее щекам. Слезы, которые она когда-то считала признаком слабости, но Марико поняла в этот самый момент, что это Ёси побудил ее пролить их. Поощрял ее быть верной себе, чего бы это ни стоило.
Ей потребовалось потерять все, что она знала, чтобы наконец понять это. Чувствовать боль и печаль – это вовсе не признак слабости.
Это знак любви.
Увидев, что она плачет, Оками прижал затылок к стене и стиснул кулаки, пока костяшки пальцев не побелели. Как будто так он мог схватить свою боль и крепко привязать к себе. Некоторое время он ничего не говорил, и пространство вокруг них погрузилось в тишину, будто сама Смерть приютилась рядом.
Марико сосредоточилась на звуке своего дыхания. Несмотря на тревожный свист, исходящий из ее горла, она позволила этому звуку убаюкать себя, подарить чувство спокойствия. Последний раз она слушала дыхание Оками в ту ночь, когда он пришел в ее палатку в лесу Дзюкай после того, как ее приняли как члена Черного клана. Первая девушка, вступившая в ряды их братства. Оками спал рядом с ней, его голая кожа прижималась к ее, а Марико не шевелилась, не желая его беспокоить.
Не желая, чтобы волшебство закончилось.
То был последний раз, когда она думала, что все будет хорошо. Когда надежда была восходом солнца, ярко горящим на ее горизонте.
Если бы ее семья позволила ей.
Если бы Марико могла остаться там, чтобы проложить свой собственный путь в жизни.