– Ты о чуме. – Марико кивнула, тон ее голоса был чуть громче шепота. – Я не знаю подробностей, но я узнала, что она также стала причиной напряжения между императором и его старшим братом.
Не в силах сдержать восхищение осведомленностью девушки, Юми задумчиво склонила голову.
– Интересно.
– Сможешь ли ты найти способ вывезти Оками из города, если я смогу доставить его к тебе?
Девчонка была упертой, и от этого невольное восхищение Юми росло.
– Это может быть затруднительно, – сухо ответила она. – Будет не так просто покинуть город с сыном Такэды Сингэна и невестой принца Райдэна.
– Меня с вами не будет. Только Оками. Но эти детали сейчас не важны. У тебя есть способ связаться со своим братом и узнать, сможет ли он помочь?
На этот раз Юми не смогла скрыть своего удивления откровением Хаттори Марико.
– Вы не собираетесь уйти с Оками, госпожа Марико?
– Меня зовут просто Марико, – сказала она. – Пожалуйста, зови меня так и избавь уже от всех этих нелепых формальностей. – Она прикусила губу, пытаясь найти лучший способ выразить свои мысли. – Мне бы очень хотелось покинуть это место, но не думаю, что это возможно, и, – Марико глубоко вздохнула, – думаю, я послужу Черному клану лучше, если останусь в замке Хэйан. Им понадобится внимательное ухо при дворе, если они когда-нибудь захотят свернуть клан Минамото, а я с легкостью смогу выполнить эту задачу, будучи женой принца Райдэна.
Юми кивнула, пораженная ее логикой. Сестра Хаттори Кэнсина была уже не той девочкой, оставленной выздоравливать в окия, сломленной и обожженной после катастрофического налета на амбар Хаттори. До сих пор Юми полагала, что у Марико просто изобретательный ум, но нет глаз стратега.
– Мой брат не бросит тебя, – вздохнула Юми, – и Оками никогда не допустит этого.
– Это не то, в чем у него есть право голоса, – убеждение сквозило в голосе Марико. – Это мой выбор. Я рассчитываю на твою помощь, Юми-тян. Ты же знаешь, что для меня лучше всего остаться при дворе. Я только замедлю их бегство… – Она искоса глянула на Юми, невысказанная просьба повисла в воздухе.
– Ты хочешь, чтобы я солгала. – Это был не вопрос.
– Я хочу, чтобы ты помогла мне, придержав эти детали лишь ненадолго.
– Ты многого просишь. – Хотя выражение лица Юми оставалось стальным, когда она произносила эти слова, она впервые расслабилась с тех пор, как увидела девушку сегодня.
Они и раньше проводили время в компании друг друга. Юми заботилась о Марико, пока девушка восстанавливалась от ранений. Хотя Юми прятала и кормила Марико, на самом деле она не много с ней разговаривала.
Все было очень просто: Юми не доверяла ей. Да и с какой стати? Оками был в ярости, когда привел девушку в окия. Марико скрыла от него свою личность, подвергнув их всех риску.
Любое уважение, которое Юми испытывала к ней, сводилось к тому простому факту, что Марико смогла завоевать сердце Оками. Еще один невозможный подвиг. И до сих пор у нее было мало поводов для искренней дружбы с Марико. Юми держала свои секреты глубоко в сердце, а Марико была прямолинейна в своих стремлениях. Гораздо прямолинейнее, чем думала Юми.
Хотя ей было больно это признавать, Юми поняла, что ее нежелание подружиться с Марико могло быть вызвано завистью. Ей было очень неприятно это осознавать. Ей было чем заняться, вместо того чтобы завидовать другой девушке.
Две молодые женщины сидели на коленях посреди маленького помещения в покоях Юми, молча глядя друг на друга. Ее верная служанка Кирин раздвинула двери, и перед ними предстал элегантный дворик, обрамленный извилистым ручьем. Успокаивающие звуки журчащей воды подарили Юми момент умиротворения в мире безумия. Она снова почувствовала покой и улыбнулась, когда Кирин прошла обратно к раздвижным дверям, оставив поднос с паровыми булочками и другими закусками.
Юми и Марико пили чай. Из-под ресниц Юми украдкой изучала сестру Хаттори Кэнсина, пытаясь узнать больше о ее характере.
Теперь, когда Юми провела две ночи в компании Кэнсина, она могла с уверенностью сказать, что Марико была совсем не похожа на своего брата ни манерами, ни речью. Во всем, что она делала, царила прекрасная поспешность. Серьезность, которая одновременно и согревала Юми, и настораживала ее. А Кэнсин, напротив, казался полным решимости наказать себя за каждый вздох. Для Дракона Кая ничто не было неотложным, кроме побега.
Впервые Юми поняла, что Оками разглядел в Марико. Непоколебимую решимость. Оками всегда был непреклонен в своем отвержении принципов. Для него борьба с ними была практически долгом чести. Он мало о чем заботился и почти ничего не любил. Юми понимала почему. Он потерял все, как и она. В последние годы Оками подарил ей клинок против Цунэоки. Она сознательно использовала свою привязанность к нему, чтобы причинить боль своему брату.
Сделать так, чтобы ему было так же больно от ее отвержения, как когда-то было больно ей.
Юми поставила свою фарфоровую пиалу и расслабила плечи.
– Марико, большую часть времени, что мы провели вместе, мы говорили о мужчинах, которых нам не повезло знать, но я хочу узнать что-то и о тебе. Зачем ты это делаешь?
На лице Марико отразилась тревога.
– Что ты имеешь в виду?
– Ты не обязана ввязываться во все это. Ты можешь просто жить своей жизнью. Выйти замуж, если того хочешь, или вернуться домой, если того пожелаешь. Твоя жизнь не зависит от того, сможем ли мы свергнуть Минамото Року. На самом деле, учитывая то, что твоя семья издавна поддерживает клан Минамото, помощь нам принесет тебе больше проблем, чем пользы.
Мгновение прошло в ошеломленной тишине. Юми наблюдала, как выражение лица Марико менялось от удивления к вине, а затем к расчетливости. Она про себя похвалила девушку за то, что она не пыталась играть в слова просто для того, чтобы произвести впечатление. Это пролило новый свет на ее характер.
– Я ни с кем не говорила об этом, – сказала Марико, – никому в провинции моей семьи нельзя было доверить это, даже моей личной служанке – девушке, которая погибла, пытаясь спасти меня в тот день в лесу, когда на мой конвой напали разбойники. Я всю жизнь прислушиваюсь к словам мужчин. На протяжении семнадцати лет я делала то, что мне велели. До того как я проникла в Черный клан, знаешь, когда я в последний раз чувствовала контроль над своей жизнью? В последний раз чувствовала себя живой?
Юми ждала в молчании.
– Это произошло вскоре после того, как мои родители официально заключили помолвку с принцем Райдэном, – сказала Марико. – Тогда я хотела сделать что-нибудь дерзкое, о чем буду знать только я, что только я буду понимать. Я соблазнила одного юношу на сеновале с намерением отдать ему свою невинность чисто назло им.
Глаза Юми расширились. Марико продолжила:
– Но это была не единственная причина. Я сделала это и для себя. Чтобы я не чувствовала себя вещью, проданной по прихоти мужчин. Чтобы я знала, что хотя бы часть меня была отдана добровольно.
Юми хранила молчание. Обводя ободок пиалы пальцем, Марико отвела взгляд:
– В тот день я узнала еще кое-что, хотя мне потребовалось и непростительно долгое время, чтобы полностью осознать это. Я поняла, как мало я знаю о жизни за пределами своего опыта. Я использовала этого бедного мальчика как вещь, которую можно выбросить, ни разу не подумав о том, что может с ним случиться. – Что-то встало поперек ее горла, и в темных глазах мелькнул огонек. – Знаешь, когда я острее всего осознала свое невежество?
Юми покачала головой.
– Это было той ночью, когда мы с тобой впервые встретились в соседнем чайном павильоне. Когда я смотрела, как ты танцуешь, надев маску, предназначенную для соблазнения, мне было так завидно. Еще больше я позавидовала тебе, когда увидела, как ты сняла маску перед Оками. В тот момент я поняла, насколько вы важны друг для друга. Осознала, что у каждого человека есть история, которую он может рассказать. И для каждого человека эта история самая важная. С того дня, как я впервые увидела тебя, это чувство осталось со мной. – Ее глаза остановились на Юми, и в них не было никакого лукавства. – Я никогда больше не хочу быть человеком, который использует других исключительно для собственной выгоды.
В тишине Юми подошла к туалетному столику. В ее груди было странное напряжение, и в то же время на душе стало легко впервые за долгое время. Она открутила крышку с баночки с белой краской и окунула в середину мягкую морскую губку. Осторожными похлопывающими движениями она покрыла лицо и шею, пока на них не образовался тонкий слой, напоминающий бледный крем. Затем она взяла обугленный кусок дерева павловнии и поднесла его край к огню, пока он не начал тлеть. Юми чувствовала на себе взгляд Марико, пока золой подкрашивала брови.
– Что ты видишь, когда смотришь на меня, Марико? – спросила Юми, рисуя аккуратные линии над ресницами кисточкой с тремя ворсинками.
– Майко. Умная, красивая молодая женщина.
– Что-нибудь еще?
– Я вижу загадку и печаль. Злость. Не обязательно потому, что ты родилась женщиной, – Марико улыбнулась, явно вспомнив недавние слова Юми, – но больше по той причине, что в тебе всегда видели кого-то меньшего, чем ты есть.
– Эти чувства лежат на поверхности, – сказала Юми. – Девушки не приходят в окия оттуда, где есть надежда. Какую бы загадку ты ни увидела, это отражение моего ремесла. – Она отложила тлеющее дерево павловнии. – По правде говоря, я ненавижу саму идею загадки, и будь моя воля, я бы говорила все, что хочу, и делала, что захочу, каждый день своей жизни.
Улыбка Марико стала шире.
– Нам следует создать мир для таких женщин, как мы. Будет на что посмотреть.
– Как раз этим я и собираюсь заняться, – сказала Юми. Она расстегнула оби, повязанный вокруг талии, затем развязала кимоно, чтобы с большой осторожностью повесить его на деревянную подставку. Пройдя в дальний конец комнаты, она достала из ароматного тансу два комплекта простой одежды.
Мальчишеской одежды.