Рэн хмыкнул:
– Она отказалась, как настоящая идиотка, какой она, естественно, и является.
Хотя в сердце Оками вспыхнул гнев, вместе с ним расцвела и гордость. Хаттори Марико никогда не выбирала легких путей. Она также не принимала решений из страха. Ее мужество заставило его встать прямее, несмотря на задачу, стоящую перед ними сейчас.
И задачу, стоящую перед Марико, как невесты принца Райдэна.
Цунэоки изучал лицо своего друга.
– Ты беспокоишься, что она выйдет замуж за этого мерзкого придурка.
Оками помедлил с ответом.
– Марико более чем способна позаботиться о себе. Я знаю, что она всегда примет наилучшее решение из возможных, учитывая все обстоятельства. – Его черты ожесточились, на лице появилась гримаса. – Но если Минамото Райдэн коснется ее против ее воли, никто не сможет его спасти. Даже сама богиня солнца.
Глаза Рэна сузились до щелочек:
– Если он причинит Марико боль, мы заставим его молить о смерти снова и снова.
Цунэоки промолчал, но в его глазах светилось согласие. Они замерли в молчании на некоторое время. Затем Цунэоки снова сверился со своей картой. Направил их по другому коридору, к туннелю с низким потолком, скользкому от плесени и лишайника. Оками чуть не потерял сознание от боли, заставляя свое изломанное тело двигаться. Наконец они остановились у входа в большой водосток. Вонючая вода текла у них под ногами, набирая скорость на поворотах.
– Есть не так много причин для подобного переполоха в стенах замка Хэйан, – проговорил Цунэоки. – Если это то, о чем я думаю, то солдаты будут следить за каждым входом и выходом. Мы дождемся, пока шум утихнет, а затем сбежим.
Рэн с отвращением скривился:
– Прямо вместе с их испражнениями.
Как только они миновали канализацию и вышли наружу, Оками подставил лицо лунному свету. Его неконтролируемая сила стремительно обрушилась на его тело. Он стиснул зубы от жгучего ощущения того, как демон пытался подлатать его изнутри. Хотя боль была мучительной, она не удивила его. Бесформенный демон Оками не любил его. Его темная магия не была даром. Она должна была причинять боль. Демон питался его страданиями, а Оками черпал из него свою силу. В самых сокровенных тайниках своего разума он слышал, как безликое существо проговорило ледяным шепотом ему на ухо:
– Это будет дорого тебе стоить.
Оками знал это. Так было всегда: демон всегда назначал цену. А он всегда платил и будет платить, пока у него не останется ничего, что можно было бы отдать. Этому демону, которому он поклялся в вечной верности. Гул магии пронесся в его ушах, и Оками попытался взлететь в клубе темного дыма. Он снова перевел взгляд на луну.
Она подвела его. В очередной раз.
Волна боли пронзила его грудь. Он вскрикнул, проклятия сорвались с его кровоточащих губ. Если демон Оками предаст его сейчас, все их жизни окажутся в опасности.
Его друзья – его семья – умрут.
И Марико…
– Он слишком слаб, – сказал Рэн, и паника отчетливо слышалась в его словах. – Это не сработает. – В нем нельзя было узнать того обычно жестокого мальчишку. Цунэоки поменялся местами с Ёрисигэ, подхватывая Оками, и тот отправился вперед, чтобы разведать местность. На склоне холма справа от водостока высоко росли растения, скрывая их от глаз.
Цунэоки ответил:
– Тогда мы вынесем его из города.
– Нет. – Оками сплюнул кровь и соль. – Вас поймают.
– Ты думаешь, мы не предусмотрели эту возможность до того, как проникли сюда? – выстрелил в ответ Цунэоки.
Оками почти улыбнулся.
– Я скучал по тебе, засранец.
Он рухнул на Рэна, боль на мгновение заставила все перед глазами почернеть.
– Хватит вести себя как ребенок, – потребовал Рэн. – Встань прямо. Борись. – Его слова напомнили Оками Марико и ее бесчисленные наставления. Она хотела, чтобы он был чем-то большим. Все они хотели, чтобы Оками стал чем-то большим.
Оками снова опустил голову, закрывая глаза.
Почему они до сих пор не поняли, что их слова остались без внимания? Что еще им было нужно, чтобы осознать, что он не стоит такой веры? Оками хотел бы вернуться в свою камеру. Хотел бы продолжить получать удары, которые он заслужил за прошедшее десятилетие. Он вздрогнул, вспомнив особенно жестокий удар по голове, от которого перед его глазами посыпались звезды.
Даже меч его отца многообещающе засиял, когда Оками приблизился к нему. Несмотря на все доказательства обратного, этот дурацкий клинок верил в него, если легенда была правдива. Он должен был распознать чистое сердце воина. В Оками не было ничего чистого, хотя в его венах и текла кровь Такэды Сингэна. Оками не хотел брать на себя ответственность. Ведь что в итоге принесло его отцу это чистое сердце?
Возможность умереть на глазах своего единственного сына.
Оками распахнул глаза и уставился в ночное небо. Он позволил гулу снова подняться в горле, вибрации прокатились по его сломанным костям. Он прикусил язык, пока рот не наполнился кровью. Его тело было слишком разбито. Демон отвернулся от него. Колени Оками начали подгибаться. Он хотел спать. Потерять сознание и раствориться в небытии.
Цунэоки схватил его за воротник:
– Такэда Ранмару, не смей…
Стрела просвистела сквозь кусты всего на волосок от головы Цунэоки. Ёрисигэ прорвался сквозь скрывающую их завесу из лоз с искаженным от ужаса лицом, как раз когда вторая стрела просвистела из темноты за его спиной. Она пронзила грудь Ёрисигэ, убив его на месте. Он рухнул на землю, как кукла, с открытым в смятении ртом.
– К поляне! – бросил Цунэоки, растворяясь в темноте. Исчезая из поля зрения.
– У водостока есть еще люди, – раздался голос из-за лоз. – Они пытались убить нашего императора. Не щадите никого! – Рев приближающихся солдат – их броня лязгала в воздухе, словно предупреждающий звон колокольчиков, – нарастал с каждым мгновением.
– Уходи с Цунэоки, – сказал Оками Рэну, не сводя глаз с неподвижной фигуры Ёрисигэ.
Рэн прислонил Оками к водостоку, а затем выхватил из-за спины крючковатые мечи и принял боевую стойку.
– Оставь меня, – сказал Оками. – Беги, идиот!
– Никогда, мой господин, – бросил Рэн на выдохе, а затем растворился в тенях по другую сторону выхода трубы.
Оками снова сердито уставился в залитое лунным светом небо, волны боли катились по его телу. Еще одна стрела просвистела мимо его плеча, вспарывая кожу. Другая отскочила от стока. Хотя вид его друга, исчезнувшего при первых признаках угрозы, застал Оками врасплох, по крайней мере, Цунэоки осознавал, что лучше не задерживаться. Оками был благодарен лучшему другу за прагматичность. Людям Черного клана понадобится их лидер. Солдаты прорывались сквозь лозы с оружием в руках, сверкающие клинки цеплялись за звезды наверху.
Пока свет луны продолжал жечь его изнутри, тщетно пытаясь склеить его сломанные кости, Оками оперся на большой камень у водостока, чтобы удержать свое тело в вертикальном положении. Он изо всех сил пытался продолжать дышать. Пытался сконцентрироваться, чтобы, возможно, сделать попытку защитить себя. Когда солдаты приблизились к нему – с оружием на изготовку, со стрелами, нацеленными в его сердце, – из тьмы выскочила фигура, и сцепленная пара крючковатых мечей рассекла воздух.
Солдату, надвигавшемуся на Оками, отрезало руку. Воя от боли, человек упал в высокую траву, кровь брызнула в небо страшной дугой. Другие солдаты повернулись, встречая этого нового врага. Стрелы сыпались на них без малейшей жалости.
Рэн бросился в бой. Он сражался, держа по лезвию в каждой руке, а его глаза светились яростью. За его спиной раздалось звериное рычание. Рычание, которое Оками мог бы узнать где угодно. Не успели солдаты и моргнуть, как в бой вступил ночной зверь, с низким рыком вырывая топор из руки солдата вместе с самой кистью.
Цунэоки попросил помощи у своего демона.
За всю свою жизнь Оками никогда не чувствовал себя настолько бесполезным. Такой большой обузой. Он сражался за жизнь, лишенную этого чувства. За жизнь, в которой никто не должен был полагаться на него.
Ему нравилось жить без этого бремени. Без этих обязанностей.
И все же вот он здесь, наблюдающий, как двое его самых близких друзей сражаются, чтобы спасти его. Рискуют своими жизнями ради него.
Визг прорезался сквозь лязг металла, и Оками увидел, как Цунэоки отскочил на трех из четырех лап. Он был ранен. Или дала о себе знать прошлая травма. Рэн продолжал отражать натиск солдат, которые хлынули со склона холма. Повсюду, куда он направлял свои клинки, хлестала кровь. Его глаза горели яростью. Он извернулся, вставая на пути у лезвия, которое и поймало его. Оно пронзило его живот насквозь и взметнулось вверх в конце. В одно мгновение на лице Рэна было написано торжество, а в следующее – замешательство.
– Уэсама? – крикнул он Оками.
Так люди его отца называли Такэду Сингэна.
Своего сёгуна.
От вида Рэна черты лица Оками исказились. Он выдернул из рукава рубашки металлическую шпильку, которую дала ему Марико, и бросился в бой. Чудом увернувшись от удара катаны на своем пути, Оками вонзил шпильку в шею ближайшего солдата, а затем вырвал оружие из рук закричавшего человека.
Ненависть забурлила по его венам.
Снова кто-то из тех, кого любил Оками, умер из-за него. Несмотря на то что он так долго старался это предотвратить. Он схватился за рукоять меча обеими руками. Казалось, что звезды над ним закачались. Жгучая боль пронзила его тело.
Он увидел, как Рэн упал на землю. Его глаза застыли от шока, будто даже после смерти он все еще не мог поверить, что его победили. Его тело медленно опустилось на землю, словно время замерло. Сначала колени, потом туловище и наконец голова. Оками чувствовал каждый удар о землю так, будто это были удары под дых.
Он был здесь всего мгновение назад и ушел в следующее. В сказках у всех героев всегда было время на прощание. Но в реальности у Рэна не оказалось времени ни на что.