Он не взял протянутую руку. Вместо этого Кэнсин молчал, его глаза бегали.
– Не можешь, – продолжила Марико, отступая назад. Давая своему брату пространство для размышлений. – Я до сих пор не знаю ни одного из них по имени. Недостаточно притвориться, что мы лучше, чем они. Потому что это не так. Мы обманываем и убиваем, лжем и воруем, чтобы получить то, что хотим. И нам все равно, кому мы причиним боль ради того, что нам нужно.
– В этом мы согласны, – мягко сказал Кэнсин, – потому что ты все еще лжешь мне, сестричка. Все еще причиняешь мне боль. Ты сражаешься вместе с Черным кланом, потому что любишь сына Такэды Сингэна.
Марико моргнула. Кэнсин не ошибался. Но все было не так просто. Это никогда не было чем-то простым. На мгновение Марико подумала о том, чтобы соврать еще раз, чтобы избавить себя от осуждения Кэнсина. Но какая разница?
Марико была замужем за другим. И она больше не хотела отрицать правду в своем сердце. С ясными глазами и открытым сердцем она посмотрела на своего брата.
– Его зовут Оками.
– Нет, – ответил Кэнсин. – Его зовут Такэда Ранмару, и он сын изменника.
Марико кивнула.
– Значит, я люблю сына изменника. – Она сделала шаг ближе, давая шанс брату бросить ей вызов. – Скажи мне, Хаттори Кэнсин. А что ты любишь? Во имя чего ты сражаешься? – Еще один шаг. – Ты сражаешься за Амаю? – Она остановилась прямо перед ним. – Надеюсь, это так. Особенно учитывая то, что ты потерпел поражение тогда, когда сражаться за нее было важнее всего.
Рука Кэнсина метнулась к Марико прежде, чем она успела отодвинуться. Он ударил ее по щеке со звонким хлопком, который эхом разлетелся по комнате. Ослепленная ударом брата, – бесповоротным выбором, который он сделал за них обоих, – Марико рухнула на пол, прижимая пальцы к щеке. От шока по ее лицу потекли слезы.
Кэнсин широко распахнул глаза, а его кожа стала бледнее свежевыпавшего снега.
– Марико…
– Не извиняйся. – Она с трудом уселась прямее.
Он преклонил колени перед ней, склонив голову и отводя взгляд, как если бы она была его госпожой. Брат потянулся к ее руке.
– Прошу, прости…
Марико выдернула пальцы. Сделала успокаивающий вдох.
– Посмотри на меня.
Кэнсин выждал мгновение, изо всех сил пытаясь взять себя под контроль. Потом встретился с ней взглядом.
– Когда я раньше спрашивала о ней, ты набрасывался на меня словами. Сегодня дело дошло до пощечин. Что случилось с Амаей?
– Она, – до того как он заговорил, дрожь пробежала по телу Кэнсина, а глаза метались, будто он искал опору в скале, – пропала. В огне. А мы с отцом наблюдали, как она пыталась вытащить наших людей. В нашем амбаре произошел взрыв, и… он рухнул прежде, чем я успел ее спасти.
Марико взяла обе его руки в свои. Крепко их сжала.
– Мне жаль, Кэнсин. Намного больше, чем ты можешь себе представить, – сказала она, на ее лице было горе. – Возвращайся домой. Хорошего пути. Не пиши мне. Не спрашивай обо мне. Я больше никогда не желаю тебя видеть.
Кэнсин перевернул низкий столик в центре своей комнаты, стоило ему остановить на нем взгляд. Вся красивая еда – морской огурец с тертым ямсом, клецки с репой и ярко-розовый редис, целый медный котелок хрустящего риса с зеленым луком и иглобрюхом – оказалась на полу, окрашивая татами в яркие цвета.
Он увидел, как слуги ворвались в полутемную комнату: глаза вниз, шепот извинений сорвался с их губ. Они спешили убрать его бардак. Скрыть доказательства его отвратительного характера.
И они извинялись перед ним, делая это.
Отвращение схватило Кэнсина за горло. Он присел, чтобы помочь служанке собрать осколки фарфоровой миски. Вздрогнув от его неожиданного участия, девушка чуть не упала.
– Пожалуйста, простите меня, мой господин, – пробормотала она дрожащим голосом.
Кэнсин поймал ее взгляд.
– Не извиняйся. Это моя вина, а не твоя.
Страх отразился на ее лице. Словно девушка подозревала, что Кэнсин играет. Испытывает ее. Выражение ужаса в ее глазах было точно таким же, каким оно было у Марико всего несколько мгновений назад.
Кэнсин оглядел комнату. Некоторые лица были ему смутно знакомы, поскольку эти слуги прислуживали ему с тех пор, как он прибыл в столицу. И все присутствующие боялись его.
А он не знал никого из них по имени.
– Идите. – Кэнсин прочистил горло. – Пожалуйста, уходите. Я сам уберу.
Слуги замерли в нерешительности. Затем – под руководством самого старшего из них – они бесшумно покинули комнату. Кэнсин уселся посреди устроенного им беспорядка. Впустую потраченная дорогая еда и куча разбитой посуды, аккуратно вылепленной руками мастера-ремесленника. Его сестра презирала его. А девушка, которую он любил… Кэнсин нахмурил брови.
Он не знал, почему не смог сказать Марико, что Амая умерла. Он сказал, что она пропала. Пытаясь поделиться с сестрой этой историей, он обнаружил, что его воспоминания будто подернуты туманом. Вместо них обрели форму странные образы лица Амаи, вырезанного в центре дерева. Сны о дрожащих серебряных листьях и бесцветном мире.
Кэнсин прижал ладони к глазам.
Сегодня он снова потерял время. Точно так же, как в тот день на поляне, когда он очнулся и обнаружил, что его руки обагрены кровью трех убитых невинных людей. Он не помнил их убийства, но все улики были налицо. Он потерял свою честь так же, как потерял разум. Затем, несколько дней назад, когда он вернулся из Ханами, чтобы поймать свою сестру, крадущуюся в свои покои, это случилось снова. После встречи с императорскими гвардейцами Кэнсин помнил, как пьяно последовал за улыбающейся лисой в саду.
После этого он ничего не помнил.
Сегодня, когда он занял свое место во время свадьбы своей сестры, он снова потерял сознание. Странная тяжесть поселилась за его глазами, притупляя его чувства. Последнее, что он помнил, была Марико, начинающая свое длинное шествие к святилищу богини солнца. Он помнил, что ему не понравилось то, что она не уложила волосы. Это было оскорбление традиций.
Несколько часов спустя Кэнсин оказался у дверей своих покоев, а его правое плечо странно болело. Только в тот момент он узнал о покушении на императора. Он потерял память о большей части сегодняшнего дня. Его разум, его честь, его правда – все предало его.
Кэнсин стоял на коленях посреди остатков трапезы, уставившись в тени на противоположной стороне своей комнаты. Он покрутил рукой. Та же вспышка боли, что и раньше, привлекла его внимание. Заглянув внутрь своего косодэ, он обнаружил рубец рядом с ключицей.
Как будто он стрелял из лука.
Из темного угла его комнаты доносился звук напрягающихся мускулов. Кэнсин тут же вскочил на ноги.
– Держи руки на виду, – прохрипел ему женский голос. – Не говори ни слова, если не хочешь, чтобы оно было последним. – Маленькая фигурка, одетая в одежду цвета камня, вышла из теней в полосу лунного света, отбрасываемого из открытого окна.
Подойдя ближе, девушка добавила:
– Я не понимаю тебя, господин Кэнсин. У тебя был отличный шанс, но ты промазал.
Кэнсин моргнул. Он понятия не имел, о чем говорила незваная гостья. Но он узнал этот голос. Единственное, что успокаивало его в последнее время.
Майко из чайного дома. Юми.
Ему потребовалось всего мгновение, чтобы понять связь.
Эта девушка пыталась убить императора.
Кэнсин бросился к ней, намереваясь скрутить Юми и позвать свою охрану. Она выскользнула из его рук с легкостью извивающейся рыбы. В следующее мгновение она подсекла его под колени, сбивая с ног. Он с глухим стуком ударился об пол, чуть не вышибив дух. Юми прижала колено к его животу, а затем вонзила кончик стрелы в его грудь.
– Попробуй еще раз, и я всажу ее тебе в сердце. – Юми склонилась над ним, ее прекрасные глаза сузились. – Я тебя не понимаю, – повторила она. – Почему ты промазал? И почему ты напал на меня сейчас? Я ведь пыталась тебе помочь.
– О чем ты говоришь? – спросил Кэнсин хриплым голосом.
Глаза девушки расширились.
– Ты шутишь?
– Что? – сдавленно отозвался он. – Я не шучу.
Замешательство морщинами собралось на ее лбу.
– Сегодня ты пытался убить императора, Хаттори Кэнсин.
Хвост змеи
Райдэн спустился по каменным ступеням к двум камерам, расположенным под главным строением замка Хэйан. Достигнув низа, он услышал звуки рвоты. Почуял кровь.
Услышав, что императорские гвардейцы заперли пойманного мальчика в камере в подземельях замка, Райдэн направился туда.
Но Року опередил его.
Как и в случае с Такэдой Ранмару, император решил взять на себя допрос мальчика. Райдэн уже остерегал его от подобного. Такие вещи были ниже достоинства небесного повелителя. И они не остались без внимания солдат. Самураев, которые служили Року.
Тех, кто соблюдал строгий кодекс чести.
У подножия каменной лестницы Райдэн наткнулся на солдата, опорожнявшего желудок от его содержимого. Это не был неопытный воин. С возрастом его черты лица сморщились, а броня в нескольких местах выцвела. Тем не менее звук его рвоты продолжал эхом разноситься по призрачному лабиринту.
Райдэн замедлил шаг, пока не приблизился к двум камерам. Он встал позади своего младшего брата, который был одет в ту же роскошную одежду, что и ранее вечером на сорванной свадебной церемонии Райдэна. Левая рука Року висела на льняной перевязи. Кровь окрасила в красный все его плечо. Ранение, которое нанес несостоявшийся убийца, не было поверхностным. Только волею случая стрела прошла чуть выше, чем надо.
Возможно, то была не случайность. Возможно, все это было частью более крупного плана. Райдэн задумался, обращая внимание на пустую камеру, в которой содержался сын Такэды Сингэна. После покушения предателю удалось скрыться. Райдэну это не казалось простым совпадением.
Искаженный крик прервал его мысли. Запах крови и горелой плоти сгустился у него в горле. Райдэн закашлялся, его глаза заслезились от пелены маслянистого дыма. Когда его зрение прояснилось, он перевел взгляд на пленника, лежащего на полу камеры. Потрясение охватило его изнутри, заставляя мышцы живота сжаться.