Она сделала этот выбор, и он был только ее.
Опираясь рукой на низкий столик рядом, Марико встала в мягком шелесте шелка. Она кашлянула, высоко поднимая голову. И направилась к Райдэну. Подойдя ближе, она уловила запах крови и обожженной плоти. Безошибочную вонь жестокого подземелья замка.
Ее сердце подпрыгнуло в груди. Она замерла на полушаге.
Райдэн пришел сразу после убийства Оками.
Мысленным взором Марико ясно увидела, что произойдет дальше. Она бросится к нему. Она будет целиться ему в глаза и горло. Она сделает то же самое, что и в ту первую ночь в лесу, и, если потребуется, проткнет ему глаз шпилькой.
Она потерпит неудачу.
В ушах звенело от тихой ярости. Но она продолжала молчать. Холодная. Бесстрастная. Последняя сила, оставшаяся ей.
– Мой брат… – хриплым голосом заговорил Райдэн.
Марико осторожно вдохнула через нос. В своем желании узнать о судьбе Оками она почти позабыла, что сегодня жизни Минамото Року угрожала опасность. Верная подданная думала бы только об этом.
– Император в порядке? – Ее слова прозвучали так, словно были вырезаны изо льда.
«Во мне нет верности. Я изменница».
Райдэн ответил не сразу.
– Он… в безопасности.
От внимания Марико не ускользнуло то, что он выбрал другой способ ответа. Использовал разные слова, чтобы передать похожий смысл.
– Могу я предложить вам что-нибудь выпить, мой господин? – спросила Марико, пытаясь заставить свое тело оставаться неподвижным и не выдавать шквал мыслей. – Что-нибудь, чтобы облегчить бремя событий этого дня?
– Не надо. – Райдэн шагнул из тени, попадая в слабый свет масляного фонаря, висящего наверху. Всего за один вечер черты его лица постарели на десятилетие. Ее новоиспеченный муж начал снимать нагрудник. Марико не предложила ему помощь. Одна мысль о том, чтобы сделать что-то настолько интимное, скользнула по ее коже, как угорь. Она подумала позвать слугу.
– Во время нашей свадьбы Такэда Ранмару сбежал. – Хотя он и наблюдал за ней краем глаза, Райдэн произнес эти слова как будто между прочим. Затем продолжил вздыхать, борясь с перчаткой на левой руке.
После долгой паузы, во время которой ее сердце бешено колотилось у нее в горле, Марико все же двинулась ему на помощь, какое-то искаженное чувство благодарности побудило ее к действию. Она потянулась к завязкам его перчатки, и ее пальцы коснулись его руки.
Смущение залило ее щеки. Когда Марико встретилась взглядом с Райдэном, она с удивлением обнаружила, что выражение его лица смягчилось.
Как будто он оценил ее нерешительную попытку предложить утешение.
Было так странно стоять рядом с этим юношей, которого она едва знала, играя роль его послушной жены. Марико сглотнула, быстро вспомнив реакцию, которая должна быть у нее от известия о том, что ее похититель снова на свободе.
Райдэн продолжал изучать ее:
– Тебя не волнуют новости?
– Меня волнует только ваше благополучие, мой господин.
– Ты хорошо лжешь, жена.
Ее пальцы нащупали шнуровку на его плече. Поскольку он знал, что она говорит неправду, для нее было уместно взять на себя определенную долю вины:
– Конечно, я волнуюсь и о собственном благополучии. Меня тревожит то, что ему удалось вырваться на свободу. Но будет ли с моей стороны ошибкой предположить, что теперь, когда мы поженились, вы ведь не допустите, чтобы со мной что-то случилось?
Райдэн не ответил. Он по-прежнему холодно оценивал выражение ее лица, словно пытался сосредоточить взгляд на осадке, клубящемся в грязном овраге.
Марико улыбнулась одним краешком губ:
– Я знаю, что вы не доверяете мне, мой господин. Но это жизнь, которую мы выбрали для себя, насколько нам позволял выбор. Я бы не хотела начинать ее с ссоры. Если вы верите, что это я сегодня помогла господину Ранмару сбежать – хотя я спокойно стояла под сенью того же павильона, что и вы, рискуя собственной жизнью, – тогда в ваших глазах я уже мертва.
Она окунула кусок ткани в таз с чистой водой и протянула ему. Не важно, насколько большое облегчение она почувствовала, узнав, что Оками в безопасности, она не верила, что ее лицо сможет остаться бесстрастным, если она коснется лица Райдэна.
Он принял ткань и обтер лоб. Затем он повернулся спиной, чтобы вымыть руки. Не говоря ни слова, Райдэн снял остальную часть своей брони. Он на миг застыл, увидев лежащий на полу матрас. Для их брачной ночи. После неловкой паузы он взглянул на нее, черты его лица вытянулись, как будто он знал, что находится на пороге ошибки.
– Я устал, – просто сказал он.
– Да. – Марико кивнула, облегчение охватило ее тело. – Как и я.
Осторожно положив свой танто рядом с собой, Райдэн улегся на матрас, не удосужившись использовать предоставленное им шелковое одеяло. Марико некоторое время ждала, а затем подошла и опустилась на колени у края матраса, все еще одетая в наряд для брачной ночи.
Она смотрела, как Райдэн смотрит в потолок над ними. На его замысловатые ниши и расписные шелковые экраны. На каждом темном карнизе была изображена история, большинство из них повествовали о завоеваниях его семьи.
Ее семьи с этого дня. Хотя вполне вероятно, что кто-то из нее пытался убить ее, как она и подозревала с самого начала. Странно, что теперь это, казалось, стало наименьшей из ее забот. Тот самый вопрос, который заставил ее ослушаться свою семью и скрыть свою личность. Только чтобы найти скрытую истину.
Марико ждала, пока глаза Райдэна не закрылись. Даже когда он спал, она заметила, как подергивается мускул под его челюстью. Как только он заснул, она вытащила украшенные драгоценностями шпильки, которые слуги вставили в ее волосы, и позволила локонам свободно рассыпаться по плечам. Она легла рядом с ним, стараясь держаться настолько далеко, насколько позволял матрас.
Марико прикусила внутреннюю сторону щеки, прокручивая в голове события сегодняшнего дня. Затем Райдэн перевернулся. Он обвил рукой ее талию, кончиками пальцев коснувшись тонкого шелка на ее бедре. Марико замерла, ее сердцебиение удвоилось. Его вдохи были долгими и прерывистыми, как будто он находился в агонии самого глубокого сна. Но его тело дернулось, как будто было готово в любой момент вскочить с постели с мечом в руке.
Марико высвободилась из-под его руки, чувствуя себя неуютно от этого неожиданного проявления близости. Она свернулась калачиком ближе к изножью матраса, ее сны были наполнены мрачными образами темного сада с крошечными зеркалами.
Ни для кого не герой
Дым от погребального костра вился в сумеречное небо.
Оками смотрел на пламя, пляшущее над телом Рэна, – все, что осталось от его друга. Огонь потрескивал и шипел, наполняя воздух ароматом горящей плоти.
Оками прислонился к березе на опушке, отвергая любое предложение помощи. Не то чтобы он был слишком горд. Более всего прочего несчастья его жизни доказали ему, насколько бессмысленно позволять гордыне диктовать свои действия. Нет. Он не был горд.
Он просто хотел побыть один.
Для него это было странное чувство.
После того как он потерял свою мать в детстве, а всего несколько лет спустя стал свидетелем смерти своего отца, одним из самых больших страхов Оками было остаться в одиночестве. В кошмарах, которые разрывали его сон, от которых у него сжимались зубы, он обычно оставался один на произвол судьбы в холодной тьме или на палящем солнечном свете, прося у пустоты чашу воды или миску риса.
Оками опирался на дерево, и по его телу катились волны боли. Хотя его демон и пытался исправить повреждения под лунным светом, он все еще был лишь тенью самого себя. И он оставил виновных в этом невредимыми.
Хуже того, он бросил Марико. Одну.
Поморщившись, он перевел взгляд на погребальный костер Рэна.
Под покровом ночи люди Черного клана принесли их с поляны в бамбуковый лес, известный как Призрачный гамбит. Оками не помнил, как он попал сюда. Помнил лишь то, что не расслабил свою хватку на Рэне. Он не собирался оставлять своего друга в одиночестве. Нигде. Даже в смерти. У него все еще перехватывало дыхание от мысли, что Рэн погиб, защищая его. Так же как и Ёрисигэ, тот мальчик, который так сильно напоминал ему Ёси.
Тот ребенок, которого Оками оставил.
«Уэсама». Это было последнее слово, которое Рэн произнес в этой жизни.
Дым от костра поднимался в сторону Оками. От него его глаза горели, а в горле запершило. Он закашлялся, и на его ресницах собралась влага. Сначала он хотел бороться с ней. Оками не плакал, даже когда был уверен, что рядом нет свидетелей. Он никогда не позволял этой слабости одолеть его.
Рэн не заслуживал умереть в столь юном возрасте. Так бесполезно. Возможно, это что-то означало, что он погиб в бою.
Погиб с честью, защищая друга.
Честь.
Оками смотрел на огонь, пока его глаза снова не загорелись. Честь была достойна ненависти. Она заставляла людей поступать глупо, словно они были героями. Словно они были непобедимыми. Оками ненавидел героев больше всего на свете. Еще ребенком он пришел к выводу, что героев больше заботит то, как мир воспринимает их, чем те, кого они оставили позади.
Цунэоки встал с другой стороны березы. Он подарил своему другу немного пространства, хотя Оками знал, как это было непохоже на него. За исключением того времени, когда он принимал форму ночного зверя, Цунэоки не был известен тем, что тихо выжидал в тени. Доказательством этого было то, что ему удалось сделать всего за десять дней: ряды Черного клана увеличились в девять раз по сравнению с тем, что было раньше.
– Хочешь, чтобы я послал за целительницей, чтобы осмотреть твои раны? – мягко спросил Цунэоки.
– Не сейчас.
Цунэоки подождал еще немного.
– Потерю Рэна – друга и брата – нелегко забыть. – Его голос стал хриплым. – Не уверен, что когда-нибудь захочу ее забыть.
Гнев вызвал еще один спазм боли, пронзивший грудь Оками.
– Тебе следовало оставить меня там.