Дым отечества — страница 120 из 134

«Ваше королевское величество! Моя предыдущая депеша сообщала, что конклав, наконец, пришел к согласию и назвал папой Франческо Тодескини, кардинала Сиенского, уроженца вышеназванного славного города, а в монашестве — отца Ордена Проповедников. Стороны сошлись на нем, как на промежуточном кандидате, полагая, что всем известная слабость здоровья не позволит ему задержаться на престоле Святого Петра (а за время передышки прочие будут усердно добиваться перевеса для своего кандидата на следующих выборах), а не менее известное равнодушие к политике во всем, что не касается дел его города и его Ордена, помешает произвести существенные перемены. Сегодняшние события показали, что многие голосовавшие ошиблись в расчетах. Его Св ятейшество Пий III вызвал к себе полководца церкви и от лица Святого Престола выказал ему милость, поблагодарил за все усилия, которые Его Светлость предпринял для поддержания мира, и выразил надежду, что может и впредь рассчитывать на столь же верную и самоотверженную службу Матери-Церкви. Затем Папа пожелал видеть представителей Венеции и Перуджийского Союза и им уже выказал величайшую немилость за бесчинное и беззаконное нарушение оного мира в Романье и иных местах и потребовал прекратить хищничество под угрозой войны и отлучения на этом свете и суда Господня на том. „Ибо, — сказал он, — вручив свою судьбу Святому Петру, города и земли Романьи стали вассалами не светского владыки, а Церкви, как совокупного тела Господня“».

«Приказываю и повелеваю присоединить мои слова к словам Его Святейшества.

Людовик».

Теперь: Людовик Аурелианский, восьмой король этого имени

Рождение королевского наследника — событие, которое не оставляет безучастным никого. Всем есть свое подобающее место: королеве — рожать, младенцу появляться на свет, повитухам хлопотать, врачам присутствовать, фрейлинам переживать, клирикам молиться, пажам болтать, кошкам и собакам — вертеться под ногами, гадальщикам и звездочетам предсказывать будущее, придворным матронам вспоминать обстоятельства рождения короля и его предков, и так вплоть до дворового воробья, залетевшего в распахнутое на добрую примету окно. Воробью — носиться под потолком и чирикать, конечно, вплоть до того самого момента, пока первая повитуха не провозгласит: «Мальчик!».

Есть в этом событии и место королю, и место короля, пусть и убрано лучшими коврами, мягчайшими подушками, дорогими шелками, мало чем по сути отличается от места последнего лесоруба в убогой хижине, ибо в такой день король равняется с лесорубом. Мужчинам, будущим отцам положено одно: волноваться. Бледнеть, краснеть, зеленеть, хвататься то за голову, то за сердце, просить то еды, то питья, то унести все это, убрать собак, принести кошек, кричать на пажей, ворчать на клириков, ругать фрейлин за бестолковость, повитух за нерасторопность, гадальщиков за глупость, воробья за ошалелое чик-чирик — пока, наконец, самая молодая повитуха не примчится, стуча башмаками, с вестью: «Мальчик, Ваше Величество! Большой, крепкий и горластый!».

По полному церемониалу, конечно, положено, чтобы вести король узнавал при советниках и послах, при большом выходе двора — и это, непременно, случится не позднее утра… но не звери же подданные короля Луи, не звери, знают, как долго он ждал и как беспокоился.

Поэтому еще ночью, возможно, бойкая, но вовсе не громогласная девица пройдет коридором, будет беззвучно пропущена — какое небрежение — королевской стражей и «разбудит» Его одетое и на три четверти трезвое Величество словами «мальчик и оба благополучны». Будущее девицы составлено, ей не придется искать себе ни хорошего мужа, ни прочих вещей, в которых нуждаются благоразумные девицы. Будущее старшей повитухи составлено тоже.

Король кивает. Ее Величество сразу же заснула, едва покормив, — восхищенно говорит девица. Это очень добрый знак. После смены стражи ее можно будет видеть.

— Радуйся, Мария, наилучшая между женами, — благодарит Людовик одного из невидимых, но очень важных участников всего дела. — Я так и знал, что все будет хорошо.

Потом он повторит это своей жене.

— Я знал, что все будет хорошо. С того самого случая, я знал, я был уверен — тебя берегут.

У Жанны радостное, уже не усталое лицо, румяное и полное. Младенец в расшитом свивальнике спит у нее на руках. Король смотрит на сына — на краснолицый курносый сверток длиной в его предплечье, — и думает, что более счастливым быть уже невозможно. Все сомнения, которые терзали его, утихли навсегда. Он король, а перед ним живое свидетельство его прав на престол, его мужественности, его угодности Господу.

— То ли меня берегут, то ли твоего кузена кто-то проклял… — качает головой королева. Тонкий батист обтягивает пышную грудь, белые плечи. — И Франсуа заодно. Хотя не скажу, что я жалею. Этой державе хватит и одной линии наследования. Нашей.

— Берегут, — удостоверяет счастливый король. — То что мы сказали, мы вместе придумали, чтобы не было смуты. А убить хотели вот его… Кузен не знал ничего, потому он так и примчался тогда. Это его дьеппское покойное преосвященство, — король долго выбирает выражения, и, движимый нынешним настроением останавливается на: — да помилует Господь его душу, если сможет.

Всем людям требуется милосердие свыше, некоторым его потребно очень много.

— А то я не знала, что вы все сговорились мне врать? — Жанна не пожимает плечами, чтоб не потревожить ребенка. — А то я не знала, с какой стороны ветер дует? Орсини, тоже мне. Так плохо придумано, что только для улицы и могло сгодиться.

Глупец, ругает себя Людовик, глядя на морщинку меж бровей жены, впрочем, уже разгладившуюся, — глупец, какую женщину в этот час обрадуют такие известия, да и вообще разговоры о заговорах и опасностях?

Но все пройдет. Они в безопасности. Они в гавани. Их берегут — и все пройдет. Страх уже прошел у него, и Жанну он оставит быстро, она храбрая женщина, храбрее его самого. Все позади. Осталась только радость. И благодарность. Они требовали милосердия и честности.

— Клод не знал, — говорит король. — Все это дядюшка. Один вред на свете от дядюшек, ты согласна со мной, любовь моя?

— Совершенно согласна, мой возлюбленный супруг, — шепотом соглашается королева. — Я бы предпочла обходиться без них.

Глава шестаяКак Джордж Гордон совершил измену

Когда-то это называли разбоем. Это соответствовало формуле отнимать то, что завоевано. Теперь формы стали гуманнее. Несмотря на это, я намереваюсь грабить и грабить эффективно.

Герман Геринг

В Инвернессе произошло много исторических событий, поэтому там так мало исторических зданий.

BBC. Путеводитель по Шотландии.

28 мая 1351 года полномочным судом в составе сего Парламента было установлено и заявлено, что покойный Джордж, граф Хантли, виновен в оскорблении величества посредством следующего: что он сознательно и недвусмысленно созвал, организовал и произвел изменнический заговор с Джорджем, ныне графом Хантли, и покойным Джоном Гордоном из Дескфорда, рыцарем, а также прочими сообщниками 30 августа 1350 года в пределах городской черты Абердина, с тем чтобы на следующее утро названный покойный Джон с великим множеством вооруженных людей вошел во временное жилище нашего суверена (также в пределах городской черты Абердина) и там возжелал от Ее Величества вещей, которых не допускает закон, а если бы Ее Милость отказала, они бы наложили руки на ее особу и при помощи насилия увезли, куда им хотелось, а также убили лордов ее Тайного Совета и всех прочих, кто находился в то время при особе суверена и мог бы воспротивиться таковой их подлой затее; а также в том, что хотя названный покойный Джордж, граф Хантли, 14 августа 1350 года получил приказ от посланца Дэвида Рамсея посредством писем названного нашего суверена прибыть в город Абердин только с сотней сопровождающих, он, тем не менее, подошел к названному городу в названное время в сопровождении 1500 верных, чтобы иметь возможность осуществить вышеназванную подлую цель; а равно и виновен в изменническом заговоре, замысле, участии, пособничестве и подстрекательстве с заранее обдуманным намерением, измышленном и созревшем в Страсбоги, а также в поддержке советом оного заговора 3 сентября 1350 года, то есть, поскольку замысел, составленный в Абердине, не мог быть исполнен в том виде, как было ими тогда решено, злоумышленники утвердились прибегнуть к силе и наложить руки на нашего названного суверена, ее советников и прочих ее слуг и помощников, находившихся в то время при ее особе, и сделать это при первой возможности, а лучше всего в городе Инвернессе, а для этой цели устроить так, чтобы всяческие гнусные вооруженные слуги собрались и прибыли в этот город для свершения вышеназванного злого намерения; а также в изменническом отказе предоставить доступ в замок Инвернесс и изменнической поддержке, оказанной коменданту вышеозначенного, в противоречие приказам названного нашего суверена; а также в изменнических попытках помешать Ее Величеству проследовать из Инвернесса в Крэг-на-Бойне; а также в изменнической помощи и советах, данных вышеназванному покойному Джону Гордону и лицам, находившимся в крепостях и замках Финдлэтере и Эчендуне, и в изменническом отказе сдать эти крепости вопреки приказу нашего суверена; а также в изменнической помощи, оказанной названному покойному Джону в убийстве солдат и вооруженных людей Ее Величества 15 октября 1350 года, и в изменническом созыве большой военной силы 22 октября 1350 года и походе от Страсбоги к Абердину, где наш суверен пребывала в то время, а также в том, что, упорствуя в своем вышеописанном злодейском и изменническом замысле и пребывая в твердом намерении осуществить оный, в октябре того же года вступил в сражение с военачальником нашего суверена и ее верными подданными, шедшими по ее приказу под ее развернутым флагом; а также по множеству прочих параграфов, статей и глав, образующих государственную измену и оскорбление Величества; а потому определен, провозглашен и введен в действие приговор из уст Эндрю Линдсея, верховного Парламентского судьи, что названный покойный Джордж, граф Хантли, совершил и содеял измену против названного нашего суверена по всем и каждому пунктам и статьям, указанным выше, равно как и прочим, содержащимся в обвинении, а потому навсегда лишается своих земель, наследия и имущества, движимого и недвижимого, его достоинство, имя и память провозглашаются ничтожными, герб его подлежит отмене, уничтожению и изъятию из геральдических книг, а потомки его отныне лишены достоинства и чести, а также права занимать должности в этом государстве.