– Знакомьтесь, сударь, это моя внучка Мари. Она вам мешать не будет, хотя на участке озорует. Что поделать, я с ней почти не справляюсь – все это старушка выпалила быстро и как-то весело. Ей явно доставляла удовольствие и внучка и возможность её покритиковать.
Кроме всего, Александр увидел и причину возни и пыхтения. Это была большая мохнатая черная собака разных пород.
Сейчас у нее была одна задача – облаять незнакомого, да ещё мужчину и тем самым показать – нет, не даром она ест, что дают. Не обильно, но и не очень плохо.
Собака все-таки вырвалась из рук девочки, которая пыталась ей пасть зажать руками, и гавкнула на будущего постояльца.
А постоялец неожиданно для всех встал на четвереньки, тоже гавкнул басом и смело пошел навстречу псу. Пес ну ожидал всякого от людей, но такого! Отступать было некрасиво, да и позиции в доме потеряешь. Поэтому пес и Александр какое-то время стояли один против другого, гавкали друг на друга, но все тише и тише. Пока не исчерпали представление. После чего Алекс встал и строго сказал псу: иди ко мне. Сидеть.
Пес подошел сразу. Сел. Он соскучился по твердой мужской руке и командам. Исполнять которые он любил. И ещё – он надеялся, кто-нибудь ему будет чесать спину. Не как эта Мари, а твердо, чтобы разобрать все колтуны, да вычесать хорошенько.
– Как тебя зовут? – строго спросил Александр?
– Хвост, – прошептала девочка и сразу же спряталась за бабушку.
Бабушка же прекратила все представления, распорядившись Мари и Хвосту отправляться на точку постоянной дислокации. Сама же предложила Александру располагаться, белье она принесет, а к 18 часам прошу пожаловать к чаю.
Александр к визиту был готов, ибо ещё утром купил себе к чаю какой-то яблочный штрудель.
– Вот и славно, – мелькнуло в голове, – приду как приличный. А не как «этот русский».
А пока интересно стало Александру посмотреть жилье. Первая комната, кроме старого патефона, потемневших и выгоревших занавесок ничего особенного не представляла.
– Ничего, – думал Александру, – здесь есть стол вполне хороший. Лежанка ветхая, но терпимая. И с этими мыслями он прошел во вторую комнату. Она была заставлена старой мебелью. На стенах висели барельефы диковинных богинь и животных неизвестных, таинственных стран. А на пыльных стеллажах вперемешку с книгами лежали раковины. Рядом с камином нелепой формы висел лук и тарелка настенная. На ней была изображена красивая девушка с грустными глазами. Оказалось, это невеста будущего императора Николая II.
– Вот те на, куда я попал, – подумал он. На подоконнике лежала, вся в пыли, старая, выгоревшая соломенная шляпа. Тулья была в дырках, видно мыши здесь хозяйничали, не оглядываясь на хозяев мезонина.
– Ну ладно, разберусь.
В дверь тихонько постучали. Вошла девочка, уже умытая, в платье и смущаясь и краснея, прошептала, что месье ждут к чаю. Затем смело ввалился Хвост. На правах равного он подошел к Александру, прижался к его ноге и потребовал – чеши спину.
Девочка прошла к стеллажам, взяла раковину и тихо, все ещё стесняясь, сказала:
– Хотите послушать, как они поют?
– Они не поют, – сказал Александр, – они плачут. О море, в котором они счастливо жили. О шуме прибоя и звездах, они уже никогда не увидят их.
Слеза скользнула по смуглой щеке девочки.
– Ладно, ладно, не расстраивайся. Я тебе потом расскажу, как эти ракушки жили. Придешь ещё?
– Да, спасибо, – и шмыгнула носом, – бабушка вас ждет, месье, – прошептала она.
Хвост выбежал первый. Знал, верно, что идет сбор за столом. Судя по машущему хвосту, жизнь у собаки стала совершенно налаживаться.
Чай был сервирован, как в «лучших домах Лондона».
Эту пословицу Александр помнил ещё со времен далекой России.
Хрусталь сверкал и отсвечивал голубыми и красноватыми сполохами. Свечи были в старинных бронзовых подсвечниках.
И все горели. А электричество не зажигали вовсе.
Александру показалось, он попал в старую сказку. И что маленькая Мари превратиться в красивую девушку – фею. Ему захотелось придумывать разные истории. Про пропавшие корабли. Про раковины, которые отдавали людям большие, тяжелые черные жемчужины. Про собак. Они помнят своих хозяев и умирают, если хозяева исчезают. Все это рассказал Алекс хозяйке и Мари. Хозяйка тихонько ахала, а Мари сидела, глаз не поднимала и часто тихонько плакала. И ещё прятала руки. Отмыть до чистоты пальчики с грязноватыми ногтями ей с одного раза не удалось.
Чаепитие всегда располагает. Хозяйка рассказала историю семьи. Она была и банальна и загадочна. На самом деле он был прав. Какая-то тайна в доме была.
– Нет, нет, я буду жить в мезонине. Долго. И счастливо, – мелькало в голове Александра.
– Ну, сударь, расскажите-ка мне, как вы оказались здесь. В этом забытом Богом поселке.
– Все очень просто, мадам. Просто однажды я разбил вазу. В квартире, в Париже. Думаю, что ваза была последним предлогом для моей супруги. Она мне сказала все. Про мои руки, что растут совершенно не из того места. Про мою рассеянность и несобранность. Наконец, про мои занятия словесностью. Которые ничего, кроме расхода бумаги, в дом не приносят. Тут я возразил. Бумага мне выдается друзьями бесплатно и в достаточных количествах. В общем, я оделся. Взял, правда, зубную щетку. Вот таким очень простым образом я здесь. И ежели оставите меня, то я напишу для Мари много разных историй. Про фей, ракушки, джинов и диковинных зверей, тигров, слонов и питонов. Которые живут в джунглях, воюют с обезьянами и охраняют сокровища магараджей.
Мари сидела, раскрывши рот. И только в конце тирады Александра прошептала:
– Ой, и все это вы мне расскажете?
– Да, если позволит бабушка и Хвост не будет лежать на моих ногах.
Все весело рассмеялись и стали есть праздничный пирог, испеченный хозяйкой по случаю.
В доме была тишина. В камине потрескивали поленья. Какая-то птица пела в садике, несмотря на ночное время. Парадиз, да и только.
– Эх, снега бы, – с грустью подумал Александр.
– Ну, мадам, расскажите мне про этот дом. Долго ли вы здесь живете. Ежели, конечно, это удобно, ведь кто я для вас.
– Верно удобно, – сказала раздумчиво хозяйка. – Вот я попрошу Мари идти спать, а-то уже глаза, что у Хвоста, закрываются.
– Мари, видно, привыкла слушаться бабушку. Она чинно присела перед Александром и побежала куда-то наверх. Хвост посмотрел, посмотрел, но провожать Мари раздумал. Штрудель, как оказалось, он уважал больше.
– Вот я сказала, сударь, что вы русский. Вы и подумали – видно, что-то есть у дамы к этим русским. И правильно подумали. Ну да ладно, расскажу все по порядку.
Мы из старой дворянской военной семьи. Польской. Дед мой поступил в армию Наполеона и воевал храбро. Был награжден. Вот у меня осталось, – и с этими словами мадам Доминик, так она себя назвала, показала Александру прекрасную миниатюру – портрет Императора.
– В общем, приехал дед в Париж. Император ведь был щедр, не чета последующим. Нет, нет, не говорите. Не везет Республике после великого Императора. Пожалуй, только де Голль ещё выделялся. Да с таким ростом и с таким носом любой будет хорошим президентом. Ладно, не об этом. В общем, стали мы жить в хорошем особнячке. Он и сейчас наш, только его сдают под свадьбы да гулянки. А деньги – государству. Расскажу, почему.
Дочь моя видно польскую кровь унаследовала. И гонор.
И очарование. Да она скоро приедет, с ней и познакомитесь.
В общем, стал за ней ухаживать русский художник. Правда, живет без документов. Картинки, ничего не скажу, хорошие.
И продавались хорошо. В общем, моя Жаклина влюбилась, потом – женилась. Родили они мальчика. Он сейчас в Эколь политекник. А что это такое, вы, сударь, знать должны. В общем, мальчик хороший. Гонор польский, ум французский, а сердце верно русское. Очень отзывчивый, за что его и любят все.
И вот Мари, с которой вы уже познакомились. Вообще, назвали её Маша, но я уж решила, коли во Франции живет, то пусть – Мари. Как-то ближе к народу, – и бабушка весело рассмеялась.
– Знаете что, сударь мой, давайте-ка наливочки, как вы на это смотрите?
– Мадам, только положительно. Но может я в магазин… – московские «гены» Александра проснулись. Вечер обещал быть удивительным.
– Да нет, ничего не нужно. Только вот там, за шкафом бутыль. Не затруднит вас её принести?
Наливка вишневая оказалась чудо как хороша. И разговор пошел живее. И казалось Александру, что живет он здесь, в доме, уже давным-давно. Пишет Маше сказки, гуляет с Хвостом и думает о гордой шляхтичке.
Все это пролетело в его голове после третьей рюмочки.
Когда солнечная темно-красная жидкость побежала по жилам, разгоняя грусть этого чудесного вечера.
– Ну-с, вот, значит, живем все. В Париже. Моя Жаклина, вижу – счастлива. А муж только её и пишет. Галереи его работы берут охотно, платят. И документы уже поданы, чтобы его оформить, как полагается. Да что я говорю попусту, пойдемте, я вам его работу покажу, – с этими словами старушка встала и прошли они в следующую комнату. Тихонько свистел ветер в щелях старого уже дома. Хвост под разговор, да с наливкой, задремал и не встал, чтобы пойти с хозяйкой. В комнате было тепло и тихо. Александр взял свечи и просил свет не зажигать. Он любил смотреть картины при свечах. Тогда они оживали, начинали двигаться тени.
Он увидел портрет. Женщина в бежевом платье смотрела на Алекса большими глазами. Они были печальны и невысказанный вопрос остался без ответа.
Александр стоял молча. Он ничего не мог сказать. И хозяйка молчала. Она была довольна произведенным впечатлением.
– Вот, сударь, – сказала старушка с гордостью. – Никто не проходит мимо. Все гости ахают, да редко я показываю дочь свою. Ещё загордится, – Доминик засмеялась и предложила ещё чаю. Или наливки. Уж кто как.
Но Александр не отвечал. Он вышел из комнаты, оглушенный этими глазами. Матовым цветом плеч. Откровенно сказал, что после портрета хотел бы пройтись по саду и уснуть. Но старушка должна обещать завтра историю жизни продолжить.