Несмотря на лихие годы, никто даже и помыслить не мог – стырить часы Семена. Ходила легенда, что однажды какие-то залетные попытались вечером на Семена напасть. В смысле – часов! Легенда рассказывала, что он просто рукой, кулаком, убил двоих. А третий сбежал. Мы верили. И ещё – у дяди Семена не было ноги. Нас это не удивляло. Мы уже привыкли, что в 1946 году редко у кого из мужиков, что донашивали гимнастерки, все с телом было в порядке.
Вот так мы и стояли у столиков. Иногда слыша бормотание мастеров: «Староиндийская здесь не катит. Её в 35 году Капабланка пытался реализовать. И реализовал – до своего полного мата. Га-га-га».
Ещё нам было интересно, кто сколько выиграл. Конечно, всегда в выигрыше был дядя Семен. Но и Валерка Лусс тоже не промах. Редко без трех – четырех рублей уходил. Мы Луссом особенно гордились, он учился в 10-м классе нашей школы.
А через несколько лет мы узнали, что школьник, комсомолец, ученик школы №… Баумановского района стал чемпионом СССР по шахматам среди юношей. И получил звание мастера спорта.
Так что играйте, молодежь, на деньги. Станете чемпионами.
Однако главной кульминацией нашего торчания у шахмат было ожидание появления Розеншельда.
Розеншельд, или, правильнее, фон Розеншельд, так он себя называл, полностью походил на Паганеля из любимого в ту пору фильма «Дети капитана Гранта».
Наш «Паганель» всегда был в дождевике, помятой, выцветшей панаме. Длинный, худой, с неопрятой рыжей бородкой.
Дополняли этакую непрезентабельность очки, перевязанные веревочкой.
Паганель приходил только в воскресенье. Где он жил, кем работал, куда исчез – загадка, которую мы, лентяи, и не разгадывали. Паганель садился на скамейку парка, доставал из потертого дермантинового портфеля бутылку кефира и булку (тогда она называлась французская, а затем стала московской). И блокнот. В блокноте он что-то писал, зачеркивал. Мы иногда пытались подойти с тыла скамейки, но Паганель блокнот захлопывал и недружелюбно спрашивал:
– Что тепе, некароший малшик, нада?
Мы уходили, тихонько бормоча:
– Немец, перец, колбаса, тухлая капуста…
Затем начиналось самое главное. Паганель прямиком подходил к столику, где сидел, курил свой «Бокс» дядя Семен, и спрашивал всегда одно и то же:
– По одному или по три? – Это значит по одному рублю или сразу по три. По три сумма казалась нам огромной. Семен молчал. Он доставал из потертого пиджака три рубля (зелененькую) и начиналась игра.
А дело было все в том, что дядя Семен проигрывал только этому самому фон Розеншельду. Иногда и выигрывал, но проигрывал чаще.
Мы только за игрой с Паганелем видели, как злился дядя Семен. Финал игры с «фоном» однажды мы наблюдали. На кону было более пятидесяти рублей, сумма, которую наши мамы получали в неделю.
Играли последнюю партию, на все. Все уже давно побросали свои столики и сгрудились около Семена.
– Давай, двигай, ты, Гиммлер, – вдруг неожиданно произнес Семен Паганелю. Паганель вздрогнул, двинул вперед ладью и громко взвизгнул:
– Нет, я не то, что ты сказаль. Это не есть спортифно бить на мою мораль!
И проиграл через три хода.
Встал и быстро ушел. Дядя Семен аккуратно деньги собрал, повернулся к нам: – Догоните фашиста и отдайте все. Скажите, советский солдат за победу деньги не берет.
Мы догнали. Конечно, барон денег не взял. Бормотал: «шайзе», «ферфлюхте», ещё непонятные слова.
Мы были довольны, деньги вернули Семену, хотя была мыслишка… Ох, была… Но, слава Богу, удержались.
В нашем дворе жил парень Юрка. Жил один, в моем доме, на седьмом этаже. Он был полностью взрослый, уже 18–19, девушки у него появлялись часто. Что нас, конечно, волновало.
Но не в этом дело. У Юрки был друг. Рыжий совершенно.
Худой. Вертлявый. Звали его Евгением, но всем он представлялся как Жорж.
Жорж жил бильярдом и в парке им. нашего классика Горького занимал достойное место. Но случилось происшествие – Жорж не отдал долг, проиграв кому-то крупную сумму. А долг бильярдиста то же самое, что и карточный.
В общем, Жорж, он же Рыжий, был крепко бит, но руки сохранил и после выздоровления появился у нас, в саду Баумана.
Все это про Евгения – Жоржа нам рассказал Юрка. Нисколько не щадя реноме своего друга. Мы впервые увидели, что и друзья могут устраивать вот такие мелкие подлянки.
Таким образом, в бильярдном, насквозь прокуренном зале, мы появились вместе с Юркой и Жоржем как бы одной компанией.
Залом командовал худой, высокий, одноглазый, что делало его особенно страшноватым, Владимир Владимирович. Только так его и звали. Теперь бы я сказал, что он по нашему нынешнему думскому сленгу был «смотрящим».
Юрка с Владимиром Владимировичем долго о чем-то беседовал. Мы слышали только отрывки, вроде: «зуб даю», «да, Владимир Владимирович, падлой буду», «да отдавать, как все» и ещё разное, нам не очень понятное. Но вот Юрка передал что-то в руку «смотрящему» и ввод Жоржа в семью бауманских бильярдистов состоялся.
На самом деле, мы сразу увидели – Жорж дело знал. Гибкий, худой, он играл быстро, хлестко, в меру азартно и пошло, пошло.
Мы постигали азы бильярда и уже не бредили «сицилийской защитой». Мы освоили новую терминологию, рассказывали друг другу, как наш рыжий Жорж, используя «абриколь» и «боковик», взял два шара в американке. А его соперник пытался применить «оттяжку» и «круазе», да мало что получилось. Наш Жорж и эту партию взял. На самом же деле мы не очень понимали значение этих «оттяжек», «абриколей» и «круазе» – но какая терминология! И как сладок стук костяных шаров.
Кстати, в особом месте у Владимира Владимировича хранился кий из красного дерева и шары. Мы их однажды видели, они лежали в коробке в гнездах из красного бархата, и все были желтоватого цвета. Нам сказали, что это из бильярдного набора самого князя Голицына. Конечно, ни этим кием, ни шарами никто не играл.
Существовала легенда, что князь Голицын незримо игру наблюдает. И не дай Бог взять его кий. Сразу или глаз кривой, или рука отсохнет. И мы тихонько, но верили.
Вскорости мы поняли, что эти завсегдатаи бильярда друг с другом и не играют. Мол, и так ясно. Кто есть ху.
Основное было – поймать живца. То есть, или любителя, или «игрока», но денежного. Любители были. Особенно военные. Вот тут-то и начиналось главное действо. Особенно выделялся наш Жорж. Первую партию он проигрывал. Отыграться на второй ему «с трудом» удавалось. И третью и четвертую проигрывал. А когда сумма достигала внушительного размера (а это не шахматы, по рублику не играют), то Жорж выигрывал обязательно. Но – осторожно. С разницей в один – два шара (игралась в основном «американка». Бьешь любым – любого). Таким образом, проигравший, а иногда и на хорошие деньги, себя одураченным не чувствовал. На самом деле, игра почти на равных. Одного шара не хватило.
Пришел однажды мужичок. Сразу видно – залетный. И неумеха. Что ему в бильярдной. Вероятно, до своей электрички долго ждать, вот и решил пока покатать шары. Это он объяснял завсегдатаям, которые, конечно, серьезно все выслушивали.
– Да есть ли у тебя, на что играть?
Мужик: – А на интерес не получится?
Жорж: – Нет, батя, на интерес в доме пионеров играют. А здесь, хоть мы тоже учимся ещё, но по маленькой вот я, например, с тобой сыграю.
Мужик долго мялся. Стоял, смотрел, как играют. Вздыхал.
Снял телогрейку.
– Ну, ладно, – это к Жоржу. – Давай, но только по маленькой.
Вот так и заглотил мужик крючок.
Мы, наблюдатели этой сцены, стонали про себя от восторга. (Вот гаденыши были). Знали, знали, как сейчас Жорж, ломая комедию, начнет мужика раздевать.
– Да ты откуда? – спросил Жорж.
Место проживания «живца» знать желательно. Мало, как сложится.
– Я с Голутвина, – ответил мужик.
Жорж был удовлетворен. Билет до Голутвина не дорогой, на проезд он мужику денег оставит.
Первую партию Жорж, как положено по сценарию, проиграл. Мужик, дурачок, изобразил радость, предложил вторую.
Но отыгрыш. И вторую выиграл. Правда, с одним шаром, но все же. Деньги сунул за пазуху, потом достал аж целый тридцатник – или красненькую. Поставил – и, как водится, проиграл.
Но проигрыш не обидный, об одном шаре. Жорж водил «живца» на поводке – то отпускал, «проигрывая», то подтягивал.
Мужик же вошел в азарт. Нам его даже стало немного жалко.
Ну, чистый фраер, да и только.
Он вспотел, мелом измазал и пиджак, и щеку, и руки. Партий уже отыграно Бог знает сколько, а мужик все не мог решить главную задачу Жоржа – играть по крупной.
Наконец, Жорж не выдержал.
– Ну, чо мы меньжуемся. Давай махнем по красненькой разок.
– Ну, разок можно, – сказал после долгой паузы мужик. На кон была поставлена ещё одна тридцатка. Мужик выиграл.
– Ну, фарт пошел, – захохотал мужик.
– Давай по полтиннику, у меня есть, – мужик долго шарил за пазухой и полтинник достал. Бог мой, какие деньги!
Наш Жорж знай кий мелом трет и все якобы вздыхает. Даже к нам повернулся: – Эх, пацанва, видно мне сегодня без фарта. – И так нагло нам подмигивает.
Жорж опять проигрывает и тут мужик сломался. Старая пословица: «Жадность фраера сгубила», а сколько столетий живет. Во дворе говорили, что впервые её произнес Понтий Пилат, когда узнал, что Иуда выдал своего Учителя.
Так вот, мужик сломался.
– Давай по соточке, чего уж мелочиться.
– Лады, давай, только я уже в долг возьму, – сказал Жорж и на самом деле пошел к Владимиру Владимировичу. На кону уже было, худо – бедно, по маленькой, а набежало уже более двух тысяч рублей. Мы застыли, наблюдая крах, гибель, можно сказать, конец несчастного мужика. Через несколько партий, проигранных Жоржем, он наконец, пускает в ход свою коронку.
– Вот что, друг. Время уже позднее, давай снимем кон (то есть, сыграем на все). А на кону уже более 4 тысяч. Полновесных советских рублей! Это при среднемесячной зарплате советского трудящегося в 500 рублей.