Он отошел в сторону и махнул извозчику. Тот не ответил – сидел, завернувшись в такой же тулуп, как у их прошлого извозчика, и смотрел прямо перед собой.
Дверца экипажа открылась.
– Господин Надоши? – раздался женский голос, такой грудной и мягкий, что Штефан успел заподозрить, что Вижевская послала за ним оперную певицу.
– Верно, госпожа, – он подошел ближе, щурясь и пытаясь протереть глаза.
Женщина осталась сидеть – он видел только широкую синюю юбку и подол расшитой дубленки.
– Простите, мне будет затруднительно выйти вам навстречу, – с искренним сожалением сказала она и жестом попросила его подойти – взмах руки в белой перчатке, блеснувшее на рукаве серебро. – Вы не приехали вовремя, мы сразу собрались и поехали вас искать. Послали собак…
Она говорила спокойно и уверенно, и это спокойствие словно было заразным – Штефан немедленно поверил, что все в порядке. Из экипажа веяло теплом, будто там стояла натопленная хлебная печь, а в душе дрогнуло неясное, забытое чувство, которое Штефан не успел осознать – рядом раздались шаги и глухое ругательство.
– Штефан?.. Вы за нами приехали? – Хезер, нахмурившись приоткрыла дверь. – Вы одна? Очень смело, на нас вот напали. У нас там слепой мужчина в экипаже и вещи, ваш извозчик нам поможет, верно?
– Ир, помоги… молодым людям, – слегка растерянно приказала женщина. – Садитесь, мы сейчас… все устроим.
– Нет уж, там в ящике с реквизитом есть хрупкие предметы. Штефан, пошли, поможешь с Готфридом, он у нас тоже… хрупкий, – фыркнула она.
Ир таскал вещи молча, зато Хезер лезла ему под руку и отдавала распоряжения с таким видом, будто у них в ящиках был фамильный фарфор и дорогое оборудование, а не куча старых тряпок и хлам, который было стыдно предложить Явлеву даже бесплатно.
– Там четверо мертвецов, один ваш, извозчик, – Штефан махнул рукой в сторону кустов. – Мы с него тулуп сняли, он в экипаже…
Взгляд у извозчика был совершенно пустой, а глаза серо-голубые, как у собак. Он смотрел на Штефана несколько секунд, а потом медленно кивнул.
– Ир немой, – сказала женщина из экипажа. Штефан не знал, как она их услышала и как умудрялась говорить, не повышая голос так, что он слышал на другом конце поляны. – И немного… не в себе.
– Мы что, встретили единственных разбойников на всю округу? – возмутилась Хезер.
– Нет, здесь случаются… досадные происшествия, – расстроенно призналась женщина. – Но на меня никогда не нападают – знаете, бывают люди… с особенностями.
– Готфрид, оставьте в покое повязку! – Хезер уже не слушала. Штефан поморщился – наступил тот самый момент, когда она теряла над собой контроль, начинала суетиться и нести чушь.
– Я помогу. Иди, садись в экипаж, – попросил он, мягко оттеснив ее в сторону. – Давай, кедвешем, если ты отвернешься – лес не загорится и новые разбойники из кустов не выскочат.
Хезер бросила на него ненавидящий взгляд, а потом подобрала юбку, в темноте ставшую темно-бордовой, и пошла к экипажу.
Готфрид уже снял тулуп и расстелил его на соседнем сидении. На его лице, даже наполовину скрытом повязкой, явно читалось облегчение.
– Она беспокоится, – счел нужным сказать Штефан.
– Я тоже, – спокойно сказал чародей, выбираясь из экипажа. – Хотел бы я чувствовать контроль над ситуацией, отчитывая чужих слуг… Хезер – мудрая женщина.
Штефан пожал плечами. Может, ей действительно так было легче – Хезер хотя бы не хваталась за ружье и не целилась в чужих собак.
– Ногу повыше поднимайте, – предупредила Хезер, когда Готфрид садился в экипаж.
Штефан сел последним. Пока устраивался, пытаясь не наступать на широкие складки юбки, он задел что-то металлическое, стоящее между сидений. Наконец, он посмотрел на женщину, которая все это время и не думала, подобрать юбку. И понял, что не знает, что ему говорить.
Женщина, которая приехала за ними, была огромного роста. Это было видно несмотря на то, что она сидела – высокий Готфрид упирался затылком в подголовник, а ей спинка сидения доставала до лопаток. На ее коленях лежала массивная черная трость.
И только после этого Штефан наконец-то посмотрел на ее лицо. Женщина смотрела спокойно, словно ее вовсе не волновало, какое впечатление она производит. Лицо ее, пожалуй, можно было назвать приятным, несмотря на слишком крупные черты – длинный нос, полные губы, мягкие линии скул и подбородка. Штефан боялся увидеть серо-голубые глаза, как у собак и извозчика, и тогда это уже нельзя будет считать совпадением. Но глаза у нее были темно-зелеными, цвета упрямой болотной травы, вырастающей у бочагов. Он не мог сказать, сколько ей лет – сорок или шестьдесят, но почему-то это казалось совершенно несущественным.
– Вы из Кайзерстата, господин Надоши? – наконец спросила она.
– Да, – опомнившись, ответил он. – Это мой компаньон, Хезер Доу и чародей, Готфрид Рэнди.
– Чародей Готфрид Рэнди? – женщина улыбнулась уголком рта. – Вы – Крысолов Рэнди?
– Если вы знаете мое прозвище, фру, значит, должны знать, что я не люблю его, – Готфрид ответил спокойно, не выдав, что обращение его задело ничем, кроме того, что ответил он по-морлисски.
– Крысолов? – растерянно переспросила Хезер.
– Не переживайте, я не убил ни одной крысы, – глухо сказал Готфрид.
– Простите меня, господин Рэнди, – перебила его женщина. – Ида ничего о вас не рассказала, а я должна знать, кого она пригласила в дом. Я – ее экономка, меня зовут… у меня сложное имя и все называют меня Бертой Блой, – она улыбнулась сначала Штефану, а затем Хезер. – Там, куда мы едем, не имеют значения ваши военные подвиги, господин Рэнди, – она снова обернулась к Готфриду, а потом протянула руку и коснулась его рукава. Нахмурилась, сняла перчатку и вернула руку. Готфрид в это время снял шарф, но взгляд его был направлен за спину Берты – он по-прежнему ничего не видел.
– Вы тоже имеете какие-то способности? – миролюбиво спросил он, попытавшись убрать руку, но Берта внезапно вцепилась в его запястье. Штефану показалось, что она вот-вот сломает чародею кость.
– Можно и так сказать, – прохладно ответила она. – По крайней мере, я вижу ваши блоки и вижу, почему вы потеряли зрение.
– Я не делаю из этого большой тайны, – спокойно ответил Готфрид.
– Очень зря, – Берта наконец убрала руку. – Хотя я вас не осуждаю. Итак, Ида написала мне, что у вас есть какое-то оборудование, которое вы представили как… «новое искусство»?
– К сожалению, я не могу показать его без помощи Готфрида, – быстро ответил Штефан. – Но как только он сможет снова мне ассистировать…
– Покажите мне прибор, – потребовала Берта. – Ида легко увлекается. Я не хочу, чтобы в моем доме появилось что-то… запрещенное. Господин Рэнди, я по лицу вижу, что вы понимаете, о чем я говорю. Есть артефакты, вызывающие разные видения у разных людей. А заканчивается все одинаково – помешательством. Вы ведь не хотели попытаться продать Иде такую игрушку?
– Госпожа Вижевская… – начала Хезер, но Берта жестом остановила ее. К удивлению Штефана, Хезер замолчала.
– Покажите, – сказал Готфрид. – Это не такой артефакт.
Штефан нехотя расстегнул саквояж и вытащил очки. Протянул Берте, и она забрала их, коснувшись его ладони неожиданно горячими пальцами. Подвинула трость, положила очки на колени, накрыла руками и закрыла глаза.
Ему осталось только обреченно ждать. Уж ему-то хорошо было известно, что это именно тот артефакт, который может вызвать помешательство, и неуклюжая ложь Готфрида этого точно не спрячет. Если Берта откажется везти их в поместье или потребует выбросить очки – что останется делать? Ждать, пока приедет Вижевская и угомонит свою экономку?
Штефан вспомнил худощавую Иду, ее растерянное лицо и голубые стекляшки глаз, неопрятно наложенную косметику и легкую истеричность, ощущавшуюся во всех ее поступках и словах. Нет, Вижевская им не поможет.
А кто поможет?
Штефан бросил быстрый взгляд на Готфрида. Чародей выглядел спокойным и все еще смотрел перед собой незрячими глазами. Руки он сложил на коленях, точно повторив позу Берты.
«Колдует? Нет, не может быть, не может быть…»
Штефан разглядывал чародея уже не скрываясь. Казалось, он уснул.
«Если бы колдовал – его бы уже корчило, – попытался утешить себя Штефан. – А если помер?!»
Он понятия не имел что делать, если эта чудовищная женщина обнаружит, что они пытались продать ее хозяйке какой-то запрещенный артефакт, да еще и увидит мертвого чародея, не сумевшего внушить ей, что артефакт вовсе не запрещенный. Зато живо представил, что будет делать эта чудовищная женщина. Почему-то револьвер в кармане уже не внушал никакого чувства безопасности.
– Хорошие, – неожиданно сказала Берта и, улыбнувшись, протянула Штефану очки. – Немного недоделанные, но интересные. Вы их создали?
– Нет, – не скрывая облегчения ответил Штефан, возвращая очки в саквояж. – Мне их дал чародей. Во время корабельного крушения, мне было десять лет.
– Надо же, какие подарки иногда делает нам судьба. Ир, едем! – Берта легко ударила тростью по борту экипажа.
Мотор заскрипел, натужно набирая обороты. Берта снова положила трость на колени и надела перчатки. К очкам она, кажется, потеряла всякий интерес.
– Я говорил вашему извозчику о мертвецах… – напомнил Штефан, косясь на Готфрида, который все еще сидел в той же позе и до сих пор не открывал глаза.
– С ними ничего не случится, – мягко ответила Берта. – Зимы в Гардарике милосердны к мертвым. Когда будем на месте – я распоряжусь, чтобы их забрали и похоронили.
– Далеко отсюда усадьба? – спросила Хезер, делая вид, что поправляет волосы. Штефан заметил, что она загнала крысу обратно под воротник.
– За рекой, – ответила Берта. – Ида рассказала вам о доме?
– Сказала, что это «не просто поместье» и что у вас тут метели, из-за которых нельзя будет уехать до весны, – Штефан честно вспомнил все, что знал.
– Ида склонна драматизировать, – Берта тепло улыбнулась ему и сразу перестала казаться такой уж чудовищной. – Здесь действительно частые вьюги, но в случае необходимости мы выберем день, когда вы сможете добраться до станции. Усадьба, куда мы едем, называется «Соболиной», потому что река, на которой она стоит, называется Соболиной. В усадьбе большой штат прислуги – повара, горничные, дворовые рабочие. У нас есть достаточно запасов, чтобы не пришлось голодать, даже если зима затянется…