Из марева воспоминаний его вывел неприятно знакомый голос:
— Привет-привет, мистер Барри!
— А-а, Давай…
— Здравствуй! Куда путь держать? Хонам?
Встреча эта, вряд ли случайная, породила досаду и беспокойство. Видимо, кто-то уведомил проходимца о планах Бахрама, но вот кто именно, конечно, не выяснить.
— Да, Хонам, — сухо ответил Бахрам.
Лицо Давая расплылось в угодливой улыбке:
— Почему моя не сказать? Моя мочь отвезти Хонам. Мистер Барри знать, моя иметь хороший лодка? — Он махнул рукой: — Вона, смотри-гляди.
Бахрам посмотрел на причал и вздрогнул. Несмотря на значительную переделку, он тотчас узнал лодку-кухню, на которой погибла Чимей. Теперь судно было в яркой расцветке прогулочной лодки, но приметная корма в виде вскинутого рыбьего хвоста сохранилась. На окнах бывшей столовой появились аляповатые наличники, а домик, жилье хозяйки, превратился в украшенную беседку с балкончиком, на котором когда-то он сиживал вместе с Чимей. Только пару старых кресел сменила кушетка под колыхавшимся шелковым навесом.
— Мистер Барри нравится?
— Да, — кивнул Бахрам. Резанула мысль, что лодка, наверное, была куплена задешево.
Давай засуетился, кланяясь и улыбаясь:
— Моя отвезти мистер Барри быстро-быстро. Лодка хороший, ходкий.
Лишь теперь Бахрам заметил, что судно оснащено парусом и шестью веслами; когда им владела Чимей, оно ни разу не отошло от причала.
— Почему мистер Барри не хотеть ехать моя лодка?
На секунду возникло искушение принять предложение. Но чутье подсказывало, что это очередная уловка, дабы заманить его в сделку. И потом, он боялся не справиться с воспоминаниями, которые наверняка нахлынут.
— Нет, не поеду. Лодка уже есть, фонарщик сговорился.
Тут, слава богу, появился Апу, дав возможность оборвать разговор и уйти.
Ужин был накрыт в павильоне под крышей в виде летящей птицы; высокие окна смотрели на пруд, поросший лотосами и украшенный дюжинами бумажных фонариков, сиявших, точно маленькие луны.
На помосте у дальней стены расположился струнный оркестр, а середину павильона занимали столы, окруженные стульями в гобеленовой обивке и уставленные блюдцами и чашами с миндальным молоком, жареными орехами, сушеными и засахаренными фруктами, арбузными семечками и разрезанными на дольки апельсинами. Место каждого гостя было сервировано фарфоровыми тарелками, ложками, чашками для вина, зубочистками в красно-белых бумажных обертках и, конечно же, хаси из слоновой кости в подставках черного дерева.
Род Панхиквы имел давние и крепкие связи с бомбейскими купцами. Когда-то семейная фирма подверглась жесткому давлению со стороны властей, и парсы выручили ее ссудой на льготных условиях, без которой она бы не выжила. Панхиква о том не забывал, и потому в его доме парсам всегда оказывали особое уважение: вот и нынче Бахрам сидел на почетном месте по левую руку от хозяина.
Застолье началось с тостов, раз за разом чашки наполнялись рисовым вином. Затем подали первую смену блюд, каждое из которых Панхиква сопроводил пояснением: вот любимые монахами «Уши камня», в рецепт коих входят рыба, черный уксус и грибы; вон та спутанная горка — жареные моллюски, а подрагивающее желе — студень из оленьих копыт; вот маринованное мясо кусочками под названьем «Японская кожа», требующее длительного вымачивания перед готовкой, а вон те жареные мясистые гусеницы водятся только на полях сахарного тростника.
— Барри, вкусно, нет?
— Очень вкусно! Объеденье!
В отличие от других иностранцев, Бахрам, не колеблясь, ел все. Он гордился тем, что лишен кулинарных предрассудков, мол, для него главное, чтоб было вкусно. Вот и сейчас он радостно объявил: по его беспристрастному мнению, нет ничего лучше жирных сладких гусениц.
Далее настала очередь новомодной похлебки под названием «Будда прыгает через ограду»: ради этого фуцзяньского деликатеса был выписан специальный повар. Готовка сего блюда занимала два дня, для него требовалось около тридцати ингредиентов: крепкие побеги бамбука и скользкий морской огурец, жесткие свиные жилы и сочный морской гребешок, корень таро и абалон, рыбьи губы и грибы. Говорили, сия тщательно сбалансированная симфония контрастных вкусов и текстур заставила многих монахов нарушить обет воздержания.
В короткий перерыв между блюдами вновь пошли тосты. Атмосфера застолья потеплела, став дружеской, и Бахрам счел возможным негромко обратиться к хозяину:
— Слух ходить, новый мандарин приезжать скоро-скоро. Линь… как его…
Он не смог вспомнить имя, но это не имело значения, поскольку Панхиква явно понял, о ком речь. Тараща глаза, он чуть слышно прошептал:
— Кто сказать? Где такой слыхать?
— Один человек говорить. — Бахрам неопределенно махнул рукой. — Правда, нет?
Панхиква оглядел стол и качнул головой.
— Не теперь. Беседа потом. Тихий место.
Бахрам кивнул и вновь занялся едой. Блюда очередной смены были одно вкуснее другого: роллы из акульего плавника и паровая рыба, засахаренные птичьи гнезда и рубленая гусиная печень, жареные воробьиные головы и хрустящие лягушачьи лапки, мясо дикобраза в зеленом черепашьем жире и рыбья требуха с морскими водорослями. Смакуя великолепные яства, Бахрам впадал в этакое забытье, из которого его выводил вопрос слуги:
— Можно уносить тарелка?
После двух часов застолья едокам дали небольшой роздых, чтоб они подготовились к очередным деликатесам. Гости, вкусившие уже тридцать разных блюд, разбрелись по углам, но Бахрам, уведомленный осторожным знаком хозяйского пальца с дюймовым ногтем, остался на месте.
Дождавшись удобного момента, Панхиква встал из-за стола и, покинув павильон, через мосток провел Бахрама на маленький остров с восьмиугольной беседкой. Жестом предложив гостю сесть на каменную скамью, он устроился напротив него и легким хлопком в ладоши вызвал толмача. Тот появился мгновенно и, скромно встав в тени, сделался невидимым — его присутствие выдал только голос, когда он перевел первый вопрос:
— Хозяин спрашивает, от кого вы узнали о приезде нового мандарина?
Бахрам пожал плечами:
— Это не важно. Новость верна?
— Господин удивлен вашей осведомленностью. Достоверно известно одно: император вызвал к себе Линь Цзэсюя, губернатора Хуквана…
Далее Панхиква сказал, что не знаком с губернатором лично, но слышал о нем много хорошего, они с ним земляки — оба из провинции Фуцзянь. Линь Цзэсюй родом из бедной, но весьма почтенной семьи, которая дала стране много государственных деятелей, снискавших добрую славу. Он прекрасно образован, еще юношей с отличием сдал экзамен на государственную службу. Быстро поднялся по карьерной лестнице, заслужив репутацию необычайно дельного и честного чиновника: он известен не только своей неподкупностью, но и тем, что входит в число немногих, кто не боится высказывать мнение, расходящееся с позицией императорского двора. Случись где бедствие — наводнение, крестьянский бунт, прорыв дамбы, — правительство обращается к Линь Цзэсюю. Вот потому-то в сорок с небольшим он занял весьма завидную должность губернатора провинции Цзянси. Видимо, там-то он впервые и столкнулся с английской контрабандой опия.
— Мистер Модди слышал о корабле «Лорд Амхерст»?
— Да, слышал, — кивнул Бахрам.
Он отлично помнил эту историю, поскольку был к ней причастен. Было это шесть лет назад: в составе английской флотилии «Лорд Амхерст» рыскал вдоль северного побережья Китая, надеясь отыскать новые лазейки для сбыта опия и других товаров. Англичан уже достали запреты китайских властей, и особенно — закон, вынуждавший чужеземных торговцев ограничить свою деятельность в Кантоне. Идея состояла в том, чтобы найти обходные пути и тем самым резко увеличить объемы продаж.
Задачей «Лорда Амхерста» было наладить связи с теми, кто готов пренебречь китайскими законами и установлениями. Дело рискованное, но сулящее огромную выгоду: освоение новых девственных рынков вознаградится неизмеримой прибылью. Благодаря своему положению в общине Бахрам стал одним из немногих купцов не англичан, кому предложили участие в этой опасной затее; упускать такую возможность было нельзя, и он добавил к грузу «Лорда Амхерста» свои пятьдесят ящиков.
Но поход не задался. Из-за непогоды кораблю пришлось укрыться в китайском порту. На вопрос пограничников, что он делает так далеко на севере, офицеры ответили, что следуют из Калькутты в Японию, но сбились с курса. Вполне убедительное объяснение, да вот только китайские разговорники, обнаруженные на корабле, не оставляли сомнений в истинных намерениях мореплавателей. Кроме того, офицеры сообщили неверное имя корабля, чтобы, в случае официального протеста, Ост-Индская компания могла бы от него откреститься, однако дотошные китайские чиновники сумели установить его подлинное название.
Тут Панхиква обратился к Бахраму напрямую:
— Тот время Линь Цзэсюй быть губернатор Цзянси. Он все понимать. Наверное, он думать англичан всегда шибко врать.
Бахрам рассмеялся:
— Верно! Англичан много врать. Но и он тоже любить деньги.
В любом случае, история с «Лордом Амхерстом» сильно повлияла на Линь Цзэсюя. Став губернатором Хуквана, он инициировал мощную кампанию по искоренению опийной торговли и благодаря своему характеру весьма в том преуспел. Он превратился в настоящего знатока опийных путей и вошел в число немногих избранных, кому доверялось подавать Сыну Неба доклады на эту тему, его памятные записки считались наиболее исчерпывающими.
— Линь Цзэсюй все знать, — подавшись вперед, сказал Панхиква. — Все, все. Как груз приходить, кто привозить, куда доставлять. Все знать. Если он стать губернатор Кантон, шибко плохо для торговля.
— Но ведь это еще не решено, верно?
— Пока нет, — перевел толмач. — Но император много раз встречаться с губернатором. Он позволять ему ездить верхом в Пекине. Большой знак. Император сказал, он не сможет лицезреть тени предков, пока не изгонит опий из Китая.
— Но такое уже было, правда? — сказал Бахрам. — И нынешний губернатор то и дело устраивал обыски, захваты, казни. Однако все остается по-прежнему.