К вечеру торжества ожидания достигли предела, и казалось, соответствовать им просто невозможно. Но, войдя в Консульство, Бахрам не нашел не единого повода для разочарования: величественную лестницу украшали шелковые занавеси и цветочные композиции, на полотняных стенах импровизированной гостиной сияли инициалы Джардина, дорические колонны были увиты цветочными гирляндами, в люстрах ярко пылали спермацетовые свечи, а настенные зеркала в позолоченных рамах вдвое увеличивали пространство. Даже был оркестр — вклад в вечер торгового судна «Инглис», стоявшего на якоре в Вампоа. В честь шотландских корней Джардина музыканты услаждали слух рассаживающихся гостей напевами высокогорий.
Бахрам, режиссировавший подготовку парсов к торжеству, был удовлетворен впечатлением, какое произвели их белые тюрбаны, шитые золотом туфли и парчовые чоги. Однако он счел, что предпринимателю его ранга негоже сидеть в общей группе соплеменников, и озаботился местом для себя во главе стола среди членов Совета.
Соседями его оказались Ланселот Дент и рослый дородный человек с лоснящейся окладистой бородой до середины груди. Лицо его было как будто знакомо, однако имя не вспоминалось. Но тут на помощь пришел Дент:
— Позвольте, Барри, представить вам Бенджамина Бернэма из Калькутты. Возможно, вы уже встречались?
Бахрам был знаком с ним шапочно, но, угадав в нем союзника Дента, приветствовал его сердечным рукопожатием:
— В Кантон изволили прибыть недавно, мистер Бернэм?
— Пару дней назад. Бесконечные проволочки с пропуском. Пришлось ожидать в Макао.
В разговор вмешался Слейд, сидевший по правую руку от Бернэма:
— Однако время ожидания не прошло впустую, верно? — Он саркастически усмехнулся. — Ведь вы свели знакомство с пафосным капитаном Эллиоттом.
При упоминании британского представителя Бахрам оглядел зал.
— Нынче он здесь?
— Нет, конечно, его не позвали, — сказал Слейд. — Но даже если б он получил приглашение, то вряд ли соизволил бы преломить хлеб вместе с нами. Похоже, он считает, мы ничем не лучше преступников, поскольку имел наглость именно так характеризовать нас в письме к лорду Палмерстону.
— Неужели? Но как вы о том узнали, Джон?
— Через мистера Бернэма. — Слейд подмигнул. — Его озарила гениальная идея сделать копии с последних депеш капитана в Лондон.
Бернэм поспешил отречься от подобной чести:
— Это все мой гомуста, истинный пройдоха, но весьма полезный. Он бенгалец, а в канцелярии Эллиотта служит его земляк, так что пояснения излишни.
— И что сказано в письме?
— Ха! — Слейд достал из кармана бумагу. — С чего бы начать? Ага, вот прекрасный образчик. «Мне предельно ясно, милорд, что поставка опия окажет чрезвычайно зловредное влияние на все виды торговли. С увеличением риска и постыдности сего промысла, он очень быстро попадет в руки самых безрассудных молодчиков, что запятнает фигуру европейца несмываемым позором. До недавнего времени, милорд, я полагал, что на свете нет места безопаснее для жизни и собственности иноземца, нежели Кантон, однако печальные события 12 декабря составили иное впечатление. Места обитания чужеземцев почти два часа были во власти распаленной черни, ворота одной фактории разнесли в щепки, пришлось открыть пальбу в воздух, от которой, к счастью, никто не пострадал. В ином случае правительство ее величества и британская общественность встали бы перед фактом, что кровопролитие и погром на неопределенный срок положили конец торговым отношениям с данной империей. И все эти злосчастья, милорд, случились по вине жадных до наживы безрассудных личностей, которые безоговорочно уверены в своей неподсудности любым законам, британским или китайским». — Побагровевший Слейд негодующе фыркнул. — И это пишет человек, который вроде как должен представлять наши интересы и которому мы платим жалованье! Этот Иуда, другого названья нет для него, нас погубит!
— Вы слишком драматизируете, Джон, — спокойно сказал Дент. — Эллиотт — всего-навсего функционер, орудие в чужих руках. Весь вопрос в том, чьим целям он собирается служить, нашим или мандаринским.
Барабанная дробь возвестила прибытие первого блюда — густого черепахового супа. Подачу его сопровождала оживленная мелодия, под прикрытием которой Бахрам обратился к своему соседу:
— Я слышал, мистер Бернэм, в Калькутте цены на опий рухнули. Вам удалось сделать существенную покупку?
— О да, — улыбнулся Бернэм. — Мой нынешний груз превосходит все прежние.
Бахрам удивленно вытаращился.
— И вас не беспокоят все эти попытки запретить торговлю?
— Ничуть, — отрезал Бернэм. — Я даже отправил свой «Ибис» в Сингапур, чтоб еще прикупить. Я абсолютно уверен, что растущий спрос на опий сметет все запреты. Мандаринам не выстоять против стихии свободной торговли.
— По-вашему, утрата твердого руководства мистера Джардина не будет иметь негативных последствий?
— Напротив, лучшего нельзя и желать. С божьей и нашей помощью мистер Дент заполнит пробел. А присутствие мистера Джардина в Лондоне нам чрезвычайно выгодно. Человек исключительной тактичности, он обладает подходом, и лорд Палмерстон наверняка к нему прислушается. Кроме того, он сможет иными способами оказывать влияние на правительство. У него много друзей в парламенте, и он знает, как распорядиться своими деньгами.
Бахрам покивал.
— Демократия — чудесная штука, мистер Бернэм, — проговорил он мечтательно. — Замечательный сумбур, который отвлекает простолюдинов, позволяя мужам вроде нас решать все серьезные вопросы. Я надеюсь, что Индия и Китай когда-нибудь смогут насладиться этим благом.
— Вот за это и выпьем!
— Ура! Ура!
После столь обнадеживающей беседы, первой за весьма долгое время, вечер показался Бахраму воистину прекрасным. Скверное настроение последних дней бесследно улетучилось, и Бахрам сосредоточился на отменном угощении, какого еще никогда не подавали в британской фактории — превосходные блюда следовали одно за другим. С усердием воздав должное кушаньям и вину, он даже обрадовался небольшой передышке, когда мистер Линдси позвонил в колокольчик и поднял свой бокал.
Первый тост был за здоровье королевы, второй — за президента Соединенных Штатов.
— Как всякий родитель гордится силой, талантом и предприимчивостью своего потомства, так и Великобритания не нарадуется здоровью и прибавлению мощи своего западного детища! — сказал мистер Линдси, салютуя бокалом.
Затем последовали здравицы в честь отъезжающего, перемежаемые шутливыми тостами: чтоб не переводилась денежка в карманах! чтоб не знать недостатка в друзьях-собутыльниках! Потом оркестр грянул песню «Старое доброе время», и когда отзвучали ее последние такты, слово взял Джардин:
— Позвольте выразить искреннюю благодарность за ваши добрые пожелания. Тепло этого вечера я увезу с собою, я буду помнить его до конца своих дней.
Переполненный чувствами, он смолк и откашлялся.
— Я долго прожил в этой стране и могу сказать о ней хорошие слова: здесь мы защищены законом надежнее, чем в любой другой части Востока или даже света. В Китае иностранец может спать с открытыми окнами, не опасаясь за свою жизнь и имущество, которые бдительно охраняет превосходная полиция; дела ведутся с беспримерной легкостью и, как правило, чрезвычайной порядочностью. Не могу не упомянуть обходительность китайцев во всех их сношениях и операциях с иноземцами. Эти и некоторые иные аспекты…
Стало заметно, что Джардин ужасно растроган: он перевел взгляд на своих ближайших друзей, и голос его осекся. В зале царила мертвая тишина, пока он старался справиться с волнением. Джардин отер платком лоб и продолжил:
— Вот причины, по которым многие из нас охотно вновь приезжают сюда и надолго здесь остаются. Я, господа, высоко ценю кантонское общество, хотя его обвиняли и обвиняют в том, что оно представляет собою гнездилище контрабандистов. Нет, контрабандисты не мы, господа! Это удел китайского правительства и его чиновников, всячески потакающих незаконным операциям, да еще Ост-Индской компании, вскормившей контрабандную торговлю!
Шквал аплодисментов заглушил окончание речи Джардина и не стих даже после того, как он сел на место. Лишь звоном колокольчика и ударами в гонг с трудом удалось восстановить порядок. Настала очередь выступить Диньяру Фердун-джи, и едва он заговорил, Бахрам понял, что не ошибся с выбором оратора, в изящных формулировках сообщившего о прощальном подарке. Особо впечатлила концовка его спича:
— Много сказано о том, что Ост-Индская компания открыла парсам путь в Китай. Что ж, это, конечно, справедливо, но таково было веление времени, и кто осмелится утверждать, что дух свободной торговли сюда не проник бы, если б компания не существовала вовсе? Никто! Мы бы все равно проложили себе дорогу в Китай, и вот мы здесь вопреки большому противодействию, и нам не нужна сторонняя помощь, ибо свободная торговля ни от кого не зависит и самодостаточна для повсеместного распространения и процветания!
Слова эти были встречены одобрительными выкриками, а один молодой человек так взбудоражился, что вскочил на лавку и провозгласил тост: «За свободную торговлю во всем мире, за уничтожение всех монополий и в первую голову самой одиозной — китайской!»
Тост шумно поддержали и всего громче в той части зала, где сидели Дент и его друзья.
— За свободную торговлю, джентльмены! — Дент поднял бокал. — За очистительный поток, который сметет всех тиранов, великих и малых!
Застолье подходило к концу, стюарды спешно освобождали место для танцев. Оркестр заиграл вальс, и толпа расступилась, пропуская шедших под руку Джардина и Уэтмора. Все понимали, что эти старинные друзья, поседевшие в обществе друг друга, вместе танцуют, наверное, в последний раз. Пара закружилась, и в зале не осталось человека, у которого не увлажнились бы глаза.
Прослезился даже Слейд.
— Ох, бедняга Джардин, — причитал редактор, — он еще сам не понимает, как будет тосковать по нашей туретчине.