– А что тогда?
– Последний день школы. Я школу не заканчиваю. Ты, что ли, заканчиваешь?
– У меня только пиво заканчивается, – заметил Джеймс.
– Я, по ходу, никогда школу не закончу, – заявила Шарлотта. – Да и пофигу.
Ролло сказал:
– Ага, похуй-пляшем, руками машем. – Все рассмеялись его похабной фразочке, а он добавил: – Мы ж сельские ребята.
– Да не, какое там, – возразил Джеймс.
– Твоя мать работает на лошадиной ферме. Мой батя занимается орошением. А за домом у меня, чтоб ты знал, братан, стоит огромный-преогромный сарай.
– Здесь, за городом, куда приятнее, – заговорила Стиви. – Копов нету.
– Это правда, – согласился Джеймс, – никто до тебя тут не докопается.
– Только не забывай о змеях.
– Особенно о той змее, что у меня в штанах, – сказал Ролло, и девушки завизжали и засмеялись.
Джеймс был разочарован: когда обе девушки прыснули, пиво хлынуло через нос почему-то именно у Шарлотты. Стиви была младше, ещё только девятиклассница, но казалась проще и не такой взвинченной. Держала спину прямо и соблазнительно курила. И что он забыл с этой Шарлоттой? Вообще-то ему нравилась Стиви.
Он высадил Ролло, а потом довёз Шарлотту до дома. Получалось, что Стиви всё ещё вроде как остаётся в грузовике. Он позаботился о том, чтобы ссадить Шарлотту первой.
Поцеловал на прощание, пока они стояли у неё перед домом. Она обвила ему руками шею и прильнула к нему, вяло чмокнув влажными губами. Джеймс держал её без особых усилий, одной левой рукой, в то время как правая свободно висела. Вышел Шарлоттин старший брат (у него сегодня был выходной) – и уставился на них из дверей. «Закрой дверь или выруби чёртов вентилятор, дурила!» – крикнула изнутри её мать.
В грузовике Джеймс спросил у Стиви:
– Тебе домой?
– Да не то чтобы, – ответила она, – в принципе, нет.
– Хочешь, прокатимся?
– Конечно. Было бы прикольно.
Они остановились ровно там же, где были час назад с остальной компанией, сели, смотрели на невысокие горы и слушали радио.
– Какие планы на лето? – спросила Стиви.
– Ожидаю знака свыше.
– Значит, никаких, – сказала она.
– Чего никаких?
– Планов.
– Я вот не знаю, стоит ли поставить себе целью просто найти подработку на лето или отыскать что-нибудь существенное и постоянное – только бы не возвращаться в школу.
– Думаешь бросить учёбу?
– Думал записаться на военную службу, как батя.
Она никак не отреагировала на эту мысль. Положила кончик пальца на приборную доску и стала возить им взад-вперёд.
Джеймс исчерпал запас красноречия. В шее ощущалось такое напряжение, что он сомневался, удастся ли повернуть голову. На ум не шло никаких тем для разговора.
Он всё хотел, чтобы она сказала что-нибудь про Шарлотту. Но девушка только спросила:
– А ты чего это такой надутый?
– Да блин…
– Ну чего?
– По-моему, нам с Шарлоттой пора расстаться. Вот прям реально пора.
– Ага… Я бы сказала, она, наверно, чувствует, что так скоро и будет.
– Реально? Чувствует?
– Просто ты от неё не тащишься, Джеймс, вот ни чуточки.
– А это прям видно, да?
– Вокруг тебя как будто туча, из которой льёт дождь.
– Что, и вот сейчас, в эту минуту – тоже?
– Что?
– Ну сейчас же на меня ничего не капает, нет?
– Нет. – Она улыбалась, она сияла, будто солнце. – А ты что, правда служить пойдёшь?
– Ну а то. В армию или в морскую пехоту. Кажется, ты не против, если я тебя сейчас поцелую, не?
Она засмеялась:
– А ты забавный.
Он надолго приник к ней губами, а потом она сказала:
– Вот что мне в тебе нравится. Ты такой забавный, когда радуешься. А ещё симпатичный – это тоже кое-что. – И они ещё немного поцеловались, пока по радио не началась реклама и он не завозился с ручкой настройки.
– Хммм, – протянула она.
– Что такое, Стиви?
– Пытаюсь понять: целуется этот мужчина как военный – или как морской пехотинец? Хммм, – промычала она, целуя его. Наконец отстранилась. – Может быть, как лётчик?
Он поцеловал её и нежно-нежно коснулся её рук, её щёк, её шеи. Он знал, что не стоит сразу лезть руками туда, куда так хотелось.
– У меня ещё одно тёплое пиво осталось, – предложил он.
– Пей. Я не хочу.
Джеймс сел напротив водительской двери, а она – напротив своей. Он был рад, что солнце садится, – не надо было париться о том, как он выглядит. Иногда он не был уверен, что у него на лице есть хоть какое-то осмысленное выражение.
Теперь ему приспичило рыгнуть. Джеймс просто взял и без всякого стеснения дал волю отрыжке, после чего воскликнул:
– Привет от желудка!
Стиви полюбопытствовала:
– А твой папа в тюрьме, правда?
– Это с чего ты это взяла?
– А что, нет?
– Не, это скорее про моего отчима, – сказал Джеймс. – Вообще он просто чувак какой-то левый. В том, что он в нашей жизни вообще появился, мамка моя виновата, не я.
– А твой настоящий папа служит в армии, да?
Джеймс облокотился руками на руль и опёрся на них подбородком, глядя наружу… Так, теперь ей вдруг взбрело в голову, что они должны выложить друг другу самые грязные тайны.
Он вышел, завернул за кустик и отлил. Солнце закатилось за гору Верблюжий Горб на юго-западе. Небо над головой ещё было чисто-голубым, а затем у горизонта окрасилось немного другим оттенком, таким розовато-жёлтым, который исчезал, если внимательно приглядеться.
Сидя вновь в грузовике рядом с ней, он объявил:
– Ну что ж, я только что принял решение: запишусь в сухопутные войска.
– Реально? В сухопутные войска, да?
– Ну а то.
– А что потом? Получишь какую-то специализацию?
– Собираюсь ехать во Вьетнам.
– А там что?
– А там замочу дохуя людишек.
– Боже, – воскликнула она. – Ты сейчас не с парнями, знаешь ли. Я вообще-то девушка.
– Виноват, мэм!
Стиви положила ладонь ему на шею и ласково погладила пальцами по волосам. Он выпрямил спину, чтобы она прекратила.
– Какие ужасные вещи ты говоришь, Джеймс.
– Что?
– То, что ты сказал.
– Да вырвалось просто. Я не хотел… то есть не имел в виду ничего такого.
– Тогда не говори так.
– Ну блин… Ты правда думаешь, что я такой злой?
– У каждого есть тёмная сторона. Просто не надо её подпитывать, пока не разрослась.
Они снова поцеловались.
– Ладно, проехали, – сказал он, – чего тебе сейчас хочется?
– Чего… Не знаю. У нас есть бензин?
– Ну а то.
Его взволновало то, что она сказала «у нас».
– Давай покружим по району и посмотрим, что вообще происходит.
– Давай тогда выберем дорогу подлиннее.
Это значило, что он сможет серьёзно к ней подкатить.
– Ладно.
Это значило, что она не возражает.
Уже в темноте Джеймс остановился перед домом, и тогда же с работы вернулась мать на «шевике» Тома Муни с откидным верхом – она смотрела в окно с пассажирского сидения: рот у матери был рассеянно приоткрыт, лицо скрывалось под потрёпанной соломенной шляпой, а шею защищала бандана. Муни помахал Джеймсу, и Джеймс уронил окурок на землю, притоптал каблуком и помахал в ответ. К этому времени «шевик» уже уехал.
Мать так и вошла домой, не сказав сыну ни слова – это молчание было необычно, но очень его обрадовало.
Длилось оно, пока он не последовал за ней на кухню.
– Если думаешь, будто я не умоталась на этой ферме, так подойди потрогай, как вот тут на руке мышца дёргается. Достанет у меня сил разогреть банку супа, так ты лучше поешь. Не заставляй меня суетиться, сядь себе да о чём-нибудь помечтай. – Она включила на кухне свет и встала под лампой, маленькая и выдохшаяся. – У меня палка колбасы есть и помидорчиков тоже вот немного. Бутерброд хочешь? Садись, приготовлю нам супа и бутербродов. А где Беррис?
– Кто?
– Сейчас объявится. Он же у нас вечно голодный. Я пока донашивала его до срока, вес потеряла. В начале весила сто девятнадцать фунтов, а на девятом месяце похудела до ста одиннадцати[43]. Кормился он на мне изнутри-то. – Утирая лицо, она вымазала его грязью с ладони.
– Мам, ты руки-то хоть мой перед готовкой.
– О, господи, – вздохнула она. – Вот дела-то, настолько умоталась, что аж себя не помню. Так, открой мне банку, сыночка.
Они сели есть арахисовую пасту, варенье и суп «Кэмпбелл» прямо из банки.
– Давай-ка я помидорчик разрежу.
– Я только что поел. Мне уже не хочется.
– Овощи надо кушать, овощи – они полезные.
– Так вон в супе овощи есть. Он ведь и называется «Суп овощной».
– Ты не убегай. Я поговорить с тобой хочу. Когда у тебя летние каникулы начинаются?
– Сегодня был последний день уроков.
– Так приходи тогда работать на ферме.
– Ну не знаю.
– Не знает он, ты смотри! Как денюжки тратить, так всё он знает, а как заработать хоть чего-нибудь, так не знает он, ишь какой!
– Я подумывал про военную службу. Может, в армию пойду.
– Когда? Сейчас?
– Мне уже семнадцать.
– Семнадцать лет – ума нет.
– Биллу-младшему тоже семнадцать было. Ты за него подписалась.
– Полагаю, это ему не во вред пошло.
– Он, кстати, звонил сегодня.
– Звонил? Что рассказывал?
– Ничего особенного. Он в Гонолулу.
– Ни разу от него ни гроша не видела. Правда, не то чтобы я хоть раз об этом просила.
– Если попаду в армию, буду присылать тебе понемногу.
– Ну, разок-другой он отправлял кое-какие денюжки. Не регулярно. Но в последнее время – нет. А попросить я у него не могу – гордыня душит.
– Каждый расчётный день буду присылать понемногу. Клянусь, – пообещал Джеймс.
– Это ты уж сам решай.
– Так, значит, ты за меня подпишешься?
Она не ответила. Джеймс взял вилку и отправил в рот дольку помидора.
– Ты мне отправляй конверт каждый месяц, а я буду в нём деньги назад посылать.
–