– Где мы?
– В Бьенхоа. За окраину города нам не выйти. Там сплошные авиабазы.
Стояла темень. Таков был Вьетнам.
– Чёрт возьми, – выругался Джеймс, стараясь, чтобы голос звучал так же тихо, как окутавшая их темнота.
– В чём дело?
– Да ни в чём, темнотища здесь прямо как в аду.
– Надо было им сразу на вербовочном пункте показать тебе фотографию того, как тут темно, прежде чем контракт заключать, – съязвил Эванс.
– А я и не заключал никакого контракта, – сказал Фишер. – Меня взяли за жопу и призвали. А курс обучения я проходил на вертолётчика.
– Тогда чё ты тут забыл? – спросил Эванс.
– А сам-то ты чё тут забыл?
– Я записался добровольцем, – сказал Эванс. – Зачем? По двум причинам: из любопытства плюс по глупости. Ну а ты, Ковбой?
Стоило Джеймсу Хьюстону упомянуть о том, что его мать работает на коневодческой ферме, как его окрестили ковбоем. Он ответил:
– А я – просто по глупости, больше нипочему, надо полагать.
Фишер спросил:
– Как думаете, стоят у них тут где-нибудь поблизости мины? На этой дороге, например? Дорожные мины, растяжки там?
– Так, ну-ка всем заткнуться, – приказал Джоллет, и все немедленно заткнулись.
Джеймс уловил запах дыма от пригорелой пищи, насыщенные жиром пары́. Они подошли к размытым и тусклым огонькам, теперь уже не столь далёким, поскрипывая берцами и побулькивая флягами. Никогда не испытать ему столь же острой гаммы ощущений, в этом Джеймс был уверен: он был испуган, горд, растерян, незаметен – в общем, жив.
Фишер нарушил молчание:
– Может, скажешь нам уже один раз, куда мы идём?
Джоллет остановился закурить, на всю округу светя зажигалкой.
– Вот в это самое заведение под названием «Шоу-кабаре». Сами шоу-кабаре там в своё время проходили очень странно – из-за отсутствия музыки. – Он взмахнул зажигалкой, и пламя погасло. – Видели? Никаких снайперов.
– А что имеется в виду под «шоу-кабаре»?
– Говорят, они значительно подняли свой уровень. Слыхал, даже музыкальный ящик достали.
– А что в нём есть?
– Песни, чувак. Музыка, сечёшь?
– Откуда у них взялся долбаный музыкальный ящик?
– Ну как ты думаешь, откуда? Из какого-нибудь унтер-офицерского клуба. Продал кто-нибудь из-под полы.
– Так ты не знаешь, что на нём крутят?
– Откуда бы мне знать, рядовой? В душе не ебу.
– Ну, чтоб составить хоть какое-то общее представление.
Джоллет притормозил и возвел очи к небесам:
– ГОСПОДИ БОЖЕ! Я ТАМ ЕЩЁ НЕ БЫЛ И САМ НИ ХРЕНА НЕ ВИДЕЛ!
– Ну ладно.
– Я ВОТ ПРЯМО СЕЙЧАС ЕЩЁ ТОЛЬКО САМ ТУДА ИДУ, МАТЬ ТВОЮ!
– Ладно, ладно.
– ИДУ ТУДА ВМЕСТЕ С ВАМИ!
Облупленная вывеска над входом в заведение гласила: «ШОУ-КАБАРЕ». Сама постройка выглядела как хлев или сарай, только внутри вместо коз или кур находились люди – главным образом малорослые женщины. За фанерной стойкой сияла неоновая надпись: «ЭЛЬ „ЛИТЛ-КИНГ“». Помещение освещали гелевые лампы.
– Сидите здесь, – проинструктировал их Джоллет. Они сели за стол. – Вот вы, сэр. Как вас звать-величать?
– Хьюстон.
– Купи-ка мне пивка, Хьюстон.
– Куплю одну бутылку, да и всё.
– Э-э, батенька! Ты уж давай поскреби там по сусекам.
– Что это значит?
– Это значит, что мне нужно два доллара.
К ним приблизилась одна из женщин:
– Хотите шоу-кабале?
Она, похоже, догадалась, что говорить надо с Джоллетом, – может быть, потому, что тот остался на ногах. Женщина была одета в облегающее и короткое синее платье. Улыбнулась, обнажив просвет на месте переднего зуба.
– Не надо шоу-кабаре. Сейчас пиво, шоу-кабаре потом.
– Я быть ваш офисианка, – выговорила она.
– Давай сюда два доллара, – попросил Джоллет. – Четыре пива.
Джеймс сказал:
– Мне, пожалуйста, «Лаки Лагер».
– «Лаки» нет. «Пас Бью Либбон».
– «Пабст»? Ничего кроме «Пабста»?
– «Пас Бью Либбон» или «Тлисать тли».
Джоллет сказал:
– А тащи-ка нам «Тридцать три».
– Я хочу «Пабст», – возразил Джеймс.
– Ты хочешь то, что дешевле, – отрезал Джоллет. – Неси в бутылках. Не надо мне тут немытых стаканов.
Она взяла деньги Хьюстона и удалилась. Фишер с ужасом произнёс:
– Ну что ж, ладненько!
– Так, парни, – сказал Джоллет. – Мне лететь надо.
– Чего?
– Сбегать надо по одному поручению. Вы, детки, тут посидите.
– Чего? Сколько нам тут сидеть-то?
– Пока не вернусь.
– Ну так сколько, чувак?
– Господин капрал, – взмолился Фишер, – ну пожалуйста. Мы же только-только из Штатов. Мы же ничего тут не понимаем.
– Главное, что я понимаю. Так что просто посидите здесь, пока не вернусь.
Женщина возвратилась, неся за горлышко четыре бутылки, по две в каждой руке. Джоллет преградил ей путь, взял одно пиво, сказал: «Спасибо большое» – и пропал.
Так они и сидели, пока женщина тряпочкой вытирала с их бутылок пот. Она была очень маленького роста и сильно накрашена – белая пудра слишком выделялась на её смуглом лице.
– Пиво это по вкусу будто мазь от прыщей, – заявил Фишер.
Эванс спросил:
– Ну-ка ещё раз – как там зовётся этот городишко?
Джеймс поднёс свой напиток ко рту, отхлебнул и попробовал осмыслить ощущения. Выпил полбутылки, но нужная мысль так и не родилась. Пиво было на вкус как любое другое пиво.
– Вообще не нужны нам были эти янки, – сказал он.
– Мне были нужны. Я тут уже заблудился, – ответил Фишер. – И я вообще-то тоже янки, – напомнил он.
Женщина не отставала:
– Хотите шоу-кабале?
– Сейчас хотим пива, – сказал Эванс. – Шоу-кабаре потом. Ясно?
Она нагнулась и обратилась напрямую к Джеймсу:
– Хоцешь мин-ньет?
– Чего она там прочирикала?
– Извините, – переспросил Джеймс, – вы имели в виду, это самое… «минет», так?
– Да ну нафиг!
– Так она и сказала.
– Ох, твою бога душу мать! – охнул Фишер.
– Сколько стоит?
– Адин лаз пьямо сяс – два долла.
– Каково, а?
– Эй, кто-нибудь, одолжите мне два доллара, – сказал Джеймс.
– Ты тут у нас один при деньгах.
– Нету у меня ничего, – ответил Джеймс.
– Как тебя зовут? – спросил Эванс.
– Мне зовут Лоу-ва.
– Значит, Лаура, так?
– Делай тебе холосая мин-ньет.
– Сейчас пиво, мин-ньет потом, – сказал Эванс. Он побледнел и имел удивлённый вид.
Джеймс поспешно покончил со своим пивом «Тридцать три» – единственным предметом в окружающей обстановке, с которым он чувствовал уверенность в обращении. В углу за несколькими сдвинутыми вместе столиками сидела кучка молодчиков в белой униформе, моряков из какой-то далёкой страны – все носили на головах или держали в руках береты, но их цвет было не определить при таком тусклом освещении; большинство – со шлюхами на коленях. По соседству ало, как кузнечный горн, пульсировал тот самый знаменитый музыкальный ящик. Три пары на центральной площадке, едва шевелясь, танцевали медленный танец под «Ты потеряла то чувство любви»[60]. Какой-то высокий военный присосался к партнёрше в бесконечном, пугающем поцелуе – обвил её руками, навис над ней и вгрызся в её лицо. Пары продолжали двигаться ровно в той же манере и тогда, когда машина остановила музыку, зажужжала и задумалась. Когда заиграла «Барбара-Энн» в исполнении группы «Бич Бойз», иностранные моряки нестройно подхватили мотив. Джеймса подмывало присоединиться, но он отчего-то застеснялся. Невзирая на ритм, танцоры застыли как зомби, сцепившись друг с другом в некоем трансе.
– По-моему, эти парни моряцкого вида – французы, – предположил Эванс. – Ну да, французы.
Трое пехотинцев сидели и наблюдали за танцующими, а ящик тем временем завёл одним женским голосом «Сближение»[61], а потом – уже другим – «Девушку из Ипанемы»[62].
Когда подошла Лаура и снова спросила про шоу-кабаре, Фишер сказал:
– Voulez vous coucher avec moi?[63]
Она ответила:
– Mais oui, monsieur,[64] мельси боку – отсоси быку, – и все трое сникли в весёлом смущении, она же презрительно развернулась и ушла быстрым шагом.
– Купи мне пива, Хьюстон.
– Я ж тебе одно уже купил. Теперь ты мне купи.
Эванс бросил Джеймсу:
– Вот ты дилдонюх!
– Что это такое? Что значит «дилдонюх»?
– По-моему, это вполне очевидно.
Джеймсу так не казалось.
– Что такое «дилдо»? – спросил он у Фишера.
– У тебя есть какие-то деньги?
– А где мои два доллара?
– У них спроси.
– Мне что, не принесут сдачу?
– У них спроси.
– Не буду я ничего ни у кого спрашивать.
– Заткнись, – сказал Эванс, – дай-ка посчитаю. Знаешь что? В этой комнате больше баб, чем парней. Здесь пятнадцать баб.
– Вдул бы какой-нибудь из них?
– Ты это к чему клонишь? Конечно, вдул бы. Всех бы переебал.
– Да ну, они чё-то все стрёмные какие-то, – скривился Фишер.
– Ну типа да, – согласился Джеймс, – но не слишком. – Он уставился на одну из девушек в другом конце комнаты – с носиком пуговкой, с сексуальными губками. Его возбуждал её пустой, ни к чему не обязывающий взгляд.
– Я покупаю, а потом ты давай, – сказал Эванс Фишеру.
– Замётано.
– Замётано.
– Ну так давай снимай иди.
– Сначала ты давай.
– Ты же платишь, ты и снимай давай.
– Уговорил, падла, – сказал Эванс. – Всем есть двадцать один? Можно посмотреть ваши паспорта?
– Пойдёшь ты уже за пивом или нет? – не вытерпел Джеймс.
– Да.
Эванс скрылся в дымном полумраке, как будто вышел на поле из траншеи – как будто наконец-таки началась война.
Когда вернулся, у него был довольный вид.
– Ещё одно пиво, и я готов танцевать. Но в натуре. Хьюстон. Слышь? Сколько тебе лет?