твенной книгой на английском оказался отсыревший, укутанный в бордовую ткань томик «Николаса Никльби». Шкип читал его в колледже и практически ничего оттуда не помнил – помимо того, что где-то на его страницах Диккенс назвал человеческую надежду «вездесущей, как смерть»[69].
Через неделю вновь явился Хао и, как и было обещано, доставил, наряду с почтой для Шкипа, множество сложенных картонных коробок для имущества доктора Буке. Шкип обрадовался коробкам – о них он не просил, Хао просто угадал. Среди прочей корреспонденции оказалось безумное, проникнутое отчаянием письмо от Кэти Джонс. По-видимому, в эти дни она выполняла роль координатора между МФПД и несколькими детскими домами, и её нынешний образ жизни, события, которым она стала свидетелем, сделали её кальвинистский фатализм – или, может, думал Шкип, её фаталистический кальвинизм? – совсем уж беспросветным:
Может быть, не стоило мне читать определённые вещи. Но также, наверно, хотелось бы рассказать тебе, что я пришла к этим воззрениям некоторое время назад, ещё раньше, чем удостоверилась, что Тимоти мёртв. Определённые люди с самого сотворения мира обречены целую вечность мучиться в аду, и ты только представь – им даже не доводится познать вкус нормальной жизни, их ад начинается прямо с рождения, мы это видели, ты это видел вот хотя бы в Дамулоге, это я знаю, а если ты приехал во Вьетнам, ты, без сомнения, видишь это в самых ярких красках и с эффектом полного погружения, и как бы ни было тебя жаль, в то же время мне смешно.
Может быть, кто-то живёт в раю, кто-то – в аду, кто-то – в лимбе, или, может быть, эти миры как-то географически разделяются – а вообще, не помню, писала ли я тебе, что нашла упоминание «разных служб», о которых ты спрашивал, когда мы ночи напролёт предавались любви в нашем маленьком психоделическом гнёздышке страсти в Дамулоге? Это из Первого послания Коринфянам, а глава – кажется, 12?
Так и есть – вот, проверила, 12:5 и 6.
Правда, я не сходу опознала цитату, потому что она из «Библии короля Якова», а я привыкла к своему «Исправленному стандартному переводу», в котором сказано так: «Есть разные служения, но Господь один и тот же. Есть разные действия, но все их производит один и тот же Бог во всех нас».
Так что «службы» более правильно переводить как «служения» – видишь, никакого отношения к каким-то ангельским правительственным ведомствам!
Хотелось бы мне, чтобы ты был здесь, рядом, чтобы можно было поговорить, но мы же не так много разговаривали, верно? Всякий раз, когда жизнь сводила нас вместе, очень скоро сходились друг с другом и наши тела. Я едва с тобой знакома. Но вот я тебе пишу.
Да ты хотя бы читаешь?
По правде говоря, нет. Он не читал.
В промежутках между ливнями ветерок со стороны ручья распугивал насекомых и поддерживал в кабинете прохладу. Сэндс коротал вечера, укутавшись в шанжановый халат доктора, обследовал его библиотеку в восемьсот с чем-то франкоязычных заголовков и поначалу почти не отваживался высунуть носа за пределы усадьбы.
Занимал он себя ещё и приведением в трёхмерное состояние сложенных картонных коробок. Также Хао привёз свёрток гуммированной бумажной ленты, превратившийся под воздействием погодных условий в монолитное колесо – слипшееся и совершенно бесполезное. Со времён Марко Поло, думал Сэндс, здешний климат одерживал верх над западной цивилизацией.
Он послал господина Тхо в деревенскую лавку за бечёвкой, а госпоже Зю сказал, что отправляется на чай к местному священнику.
Маленький домик, в котором жил père[70] Патрис, лежал в ста метрах от главной улицы, в конце дорожки из ободранных досок, которыми были вымощены лужи.
Père Патрис часто колесил по уезду, и Сэндс проводил с ним не так уж много времени. Сэндс не стал признаваться ему в своём католичестве. Да, в общем-то, и не собирался «Возможно, – думал он, – я устал от своей веры. Не из-за того, что она не выдержала испытаний и сломалась, как у Кэти. Лишь потому, что она улетучилась, так и не реализовавшись без духовных упражнений. А вот и церквушка, открытая всем ветрам, лист жестяной кровли на деревянных шестах, стоящих на бетонной плите, – неужто это здесь разыгрывается мистерия о спасении души?» Сэндс разыскал самого священника – крохотного, не старого ещё человечка, копошащегося в крохотном садике. У père Патриса было круглое, обезьянье личико. Маленький носик, состоящий почти из одних ноздрей. Огромные рептильные глаза. Он выглядел не то что экзотично – он казался гуманоидом из далёкого космоса. Священник принёс гостю горячего чая в стакане для воды. Они сели в саду на влажных деревянных скамейках, а с высоких пуансеттий падали капли недавнего дождя. Сэндс попробовал заговорить по-вьетнамски.
– У вас хорошее произношение, – сказал молодой человек и ещё с полминуты болтал что-то нечленораздельное – Шкип уже успел попрактиковаться во вьетнамском с обоими слугами на вилле и счёл себя безнадёжной фонетической бездарностью.
– Прошу прощения. Я не понимаю. Не могли бы вы, пожалуйста, говорить помедленнее?
– Буду говорить помедленнее. Извините.
Между ними повисла тишина.
– Будьте так любезны, повторите, что вы сказали.
– Да, конечно. Я сказал, что у вас хорошо пойдёт здесь работа.
– По-моему, она уже неплохо идёт, спасибо.
– Значит, вы из Канадского экуменического совета.
– Да.
– Это проект по переводу Библии.
– У нас много проектов. Это только один из них.
– А вы один из переводчиков, господин Бене?
– Я стараюсь повысить свой уровень вьетнамского. Возможно, как-нибудь потом я и смогу помочь с переводом.
– Давайте поговорим по-английски, – перешёл священник на английский.
– Как вам угодно.
Père Патрис спросил:
– Мне выслушать вашу исповедь?
– Нет.
– Слава Богу! Вы ведь не католик?
– Адвентист седьмого дня.
– Ничего не знаю об адвентистах.
– Это протестантская конфессия.
– Ну конечно. Господу нет дела до того, протестант вы или католик. Господь и сам не католик.
– Никогда об этом не задумывался.
– Что для Господа эта вселенная? Спектакль? Сон? Может быть, кошмар?
Священник улыбался, однако выглядел сердитым.
– Это серьёзный вопрос. Думаю, можно считать его тайной бытия.
– Я сейчас читаю одну пречудеснейшую книгу.
Шкип ждал, пока тот закончит, но священник ничего больше не сказал о книге.
– Я познакомился с господином полковником Сэндсом – здесь, на вашей вилле. Он ваш друг? Ваш коллега?
– Это мой дядя. И друг, да.
– Полковник меня восхищает. Я его не понимаю. Но вряд ли нам стоит о нём говорить, как вы считаете?
– Не совсем понимаю, что вы имеете в виду.
– Думаю, нам стоит этим и ограничиться.
Сэндс решил, что священник – человек тактичный, но неспособный внятно излагать свои мысли на английском языке.
– Не могли бы вы помочь мне собирать в этой местности народные сказания? – спросил он у священника.
– Народные сказания? Может, сказки?
– Да. Это хобби, для себя интересуюсь. Без связи со своей работой.
– Без связи с вашей работой над Библией?
– Ну да, конечно, это помогает мне как переводчику. Помогает понять язык мифа.
– Не хотите ли вы сказать, что Библия – это миф?
– Вовсе нет. Я говорю, что она написана на языке мифа.
– Конечно. Непременно. Я могу вам помочь. Может быть, вас и песни интересуют?
– Песни? Да, разумеется.
– Тогда я спою вам одну вьетнамскую песню, – сказал священник.
Он вгляделся Шкипу в глаза. Черты его лица прояснились. Взгляд сделался серьёзным. Почти минуту он пел – довольно красиво, ясным, сильным голосом, без капли смущения, самозабвенно. Мелодия звучала на высоких тонах и навевала какое-то щемящее чувство.
– Вы поняли песню?
Шкип хранил молчание.
– Нет? Три года он служит солдатом на дальнем рубеже, далеко от родной деревни. Ему очень одиноко, и целыми днями он усердно трудится – рубит бамбук. У него болит всё тело. Питается он только побегами бамбука и кое-какими фруктами, и его единственный друг – тоже бамбук. И вот он видит в пруду рыбку – та плавает сама по себе, тоже без друзей. По-моему, вот так же и мы – господин Бене и père Патрис. Вы так не думаете? Я вдали от родного дома в деревне, а вы вдали от родной Канады.
Больше он не сказал ничего.
– На этом песня кончается?
– Да, конец. Он видит, как рыбка плавает в одиночестве.
– По-моему, в вас, сэр, есть капля ирландской крови.
– Почему?
– Ирландцы любят петь.
– Иногда здесь устраивают песенные состязания, и я занимаю на них очень хорошие места. Это у меня тоже хобби, как и у вас. В нашем уезде каждый человек должен уметь петь. Песнями мы задабриваем демонов.
– Правда?
– Правда, господин Бене, здесь водятся демоны.
– Ясно.
– Если совершите какой-нибудь непочтительный поступок, например, справите нужду в лесу, они сыграют над вами злую шутку. На вас, например, рухнет дерево, или упадёт большая ветка и ударит вас по голове, или же вы свалитесь в расщелину и сломаете себе какую-нибудь кость. Наверно, таким шокирующим образом и можно узнать, что в лесу есть духи.
Шкип сказал:
– Да уж, случись со мной что-то подобное, вот это был бы шок.
– У нас в уезде занимаются медициной несколько китайских знахарей. Вот они-то знают об этих духах. Как-нибудь свожу вас в лавку. Хотите? У них там полно удивительных вещей. В баночках и небольших шкатулочках знахарь держит практически все органы тигра. Если он растолчёт в порошок его кости и скормит их собаке, то собака становится свирепой как тигр. Вы знали, что даже серой из ушей тигра можно от чего-нибудь вылечиться? А жёсткий волос из слоновьего хвоста способен облегчить у женщины родовые муки. Ещё они перемалывают слоновые бивни и кости и втирают их в различные раны, и тогда раны заживают. Изготовляют порошок из рогов оленя, мешают с алкогольными напитками, и получается злое снадобье. Оно даёт мужчине огромную половую силу. Другие животные тоже идут в дело. Многие змеи, многие виды животных. Наверно, даже насекомые, этого уж я не знаю. Это уже надо спрашивать у самого китайского знахаря.