йны на этом свете.
Незадолго до полудня Кэти взобралась на небольшую возвышенность – и с другой стороны открылся вид на сцену опустошения. Она остановилась на вершине опалённого холма – почва всё ещё дымилась – и взглянула вниз на Биомедицинский центр. Крыло, в котором находились обезьяны, сровнялось с землёй, однако жилой блок не пострадал. Через выжженную площадку она прошла пешком, ведя рядом велосипед, к самому зданию. Осколки от взрыва оставили следы на стенах, но пощадили оконные стёкла. У дверей, обняв рукой винтовку и не отрывая пяток от земли, сидел на корточках какой-то мальчик и сплёвывал себе под ноги. Когда Кэти входила внутрь, мальчик поднял на неё глаза и лучезарно улыбнулся.
В передней она нашла миссис Бингэм – худую, почти пожилую женщину в халате цвета хаки, забрызганном кровью, по-мальчишески коротко остриженную и с сигаретой в зубах; женщина стояла на коленях и пеленала одно из множества миниатюрных, напоминающих сказочных эльфов созданий, разложенных на армейском одеяле на низком журнальном столике. Её окружали окровавленные тряпки и повязки. Женщина прервала своё занятие, вынула сигарету изо рта и одарила Кэти то ли улыбкой, то ли гримасой, очень обезьяньей самой по себе, а на глаза у неё наворачивались слёзы.
– Ну что тут сказать? Входите, – она беспомощно махнула рукой с сигаретой. – Будьте как дома и радуйтесь жизни.
Видя такую разруху, Кэти стало страшно за лекарства. Однако на кухне она заметила два холодильника.
Кэти села и сказала:
– Это ужасно.
– Это все, что выжили, насколько мы знаем. У нас были все четыре подвида лангура. Теперь осталось два, – и она по необъяснимой причине рассмеялась, завершив приступ смеха мокрым кашлем курильщицы.
Кэти сказала:
– Это просто жутко.
– Мы в жутком месте.
– Это падший мир.
– Не берусь с вами спорить. Это было бы глупо.
На одеяле лежало, отходя от ран, примерно с десяток обезьян. На всех были надеты тканевые подгузники.
Миссис Бингэм сказала:
– К сожалению, мы не добрались до вас вчера вечером. Всё ли прошло успешно? Нет-нет, лучше не отвечайте.
– Мать в норме.
– А ребёнок не выжил.
– Верно.
– Очень жаль. У нас работы было по горло. Здесь сейчас небольшая эпидемия гриппа. Но теперь это ведь уже и неважно, верно?
Кэти поместила свой ранец на столик и открыла его. В нём она носила полиэтиленовый пакет, полный казённых сигарет поштучно, чтобы раздавать в качестве подарков, – их она и протянула миссис Бингэм.
– Некоторые сломались, но это же ничего, да? – спросила она.
Миссис Бингэм держала на одном колене крохотную обезьянку, и они вдвоём – и женщина, и бровастое создание – воззрились на пакет с полным непониманием.
– У нас было одиннадцать детских кроваток, – сказала женщина, – но все сгорели.
«Это всего лишь обезьяны, – так и подмывало крикнуть Кэти, и удержалась она лишь каким-то чудом, – обезьяны, обезьяны!»
Из кухни показалась горничная – молоденькая, в сандалиях на высоком каблуке и короткой юбчонке; она оторвалась от стирки крохотных подгузников в раковине и вышла, чтобы услужить Кэти:
– Вам чем-то помочь?
– Скройся с глаз моих, – бросила миссис Бингэм, и девушка вернулась на кухню.
– Доктор здесь?
– Мы ждём. Какие-то могли сбежать. Он ищет выживших.
– Удастся ли ему их найти? А поймать?
– Если они ранены. Вот это – золотистоголовый лангур. – Она вернула травмированную обезьянку на одеяло. Та легла навзничь, глядя в потолок чёрным глазками, и, казалось, стала о чём-то ожесточённо думать. – Остальные, вероятно, мертвы. А могли бы быть все мы. Эти подонки. Они ненормальные. Ох… хотя ладно, – сокрушённо вздохнула она, – все мы доведены до сумасшествия, разве не так, – осознаём мы это или нет.
Вскоре вошёл доктор и жестом указал на искалеченных зверьков:
– Вот, полюбуйтесь-ка на вьетконговцев.
– Есть что-нибудь?
Он покачал головой. Кэти спросила:
– Это были миномёты?
– Ракеты, – ответил доктор Бингэм. – Самолёты. И не только ракеты.
– Напалм?
– Вероятно.
– По всей видимости. – Его жена разрыдалась. – В ушах всё ещё крики звенят – вот даже сейчас, во время разговора. Вам не понять. Вам не понять.
– Вы просто не в курсе, – пояснил доктор для Кэти. – Прошу прощения, но понять это просто невозможно.
– Мими, – позвала жена горничную. – Принеси-ка госпоже медсестре кока-колы.
Горничная принесла ей «кока-колы» в стакане со льдом, и они сели в гостиной под лампами, питаемыми от генератора, а доктор Бингэм говорил об обезьянах. Четыре подвида лангуров стало принято рассматривать как два отдельных вида, один из которых разделили на три подвида. Из этих трёх золотистоголовый подвид Trachypithecus poliocephalus стал, по его словам, «нестерпимо редок»: согласно оценкам, в живых оставалось пятьсот экземпляров. А теперь – и того меньше. Кэти разрешили вставить в рот одному из лангуров соску детской бутылочки и подержать её, пока тот причмокивал питательной молочной смесью. Создание выглядело очень трогательно, но из ноздри его пузырилась синяя сопля, и Кэти невольно задумалась, не подхватит ли она что-нибудь смертельное.
Супружеская пара выказывала исключительное гостеприимство, но когда доктор – дородный бородач на пятом десятке, очень располагающий к себе, настоящий сахиб, хозяин джунглей, как всегда думала Кэти, – заметил стоящий на журнальном столике открытый ранец, то проговорил:
– Это что такое?
Проговорил очень холодно, неприязненно. Что было весьма странно.
– Это прибор для измерения давления.
– Это диктофон.
– Это прибор для измерения давления.
– Вы нас записываете, – сказал он.
– Дорогой, эта штука вовсе не похожа на диктофон.
Доктор поджал бескровные губы. Тяжко задышал через нос.
Кэти сказала:
– Я его сейчас выключила.
– Смотрите, как бы он не включился обратно.
– Он думает, что это диктофон, – пояснила миссис Бингэм.
Кэти потянулась за стаканом колы, что стоял на полу у её стула. Его успели оккупировать огненные муравьи, вторгшиеся снаружи, из-под палящего солнца, фалангой шириной шесть дюймов и бог знает какой длины.
– Слышали, что передавали по радио? – спросила миссис Бингэм. – Север атакует по всем фронтам. Они нанесли удар по американскому посольству.
– Правда?
– Похоже, атаку отбили. Так говорят новостные сводки. Но это же американская радиостанция. Они ведь будут пытаться выставить себя победителями, разве не так? Дорогой, – обратилась она к мужу, который ухаживал за одним из крохотных созданий, – она мертва. Мертва.
– Я укладывал ей ручки.
– Оставь её в покое.
Молоденькая горничная атаковала муравьёв проворными ударами короткой метёлки, гоня их за входную дверь. Мальчик, охраняющий вход, сдвинулся на пару футов влево. Девушка походила на китаянку, она была выше большинства других местных, довольно-таки высокой, длинноногой и носила очень короткую чёрную юбку.
Кэти осведомилась:
– Вы останетесь здесь?
– Останемся здесь?
– Сможете ли вы восстановить комплекс, отстроить лабораторию, как думаете?
– А что нам ещё делать? Кто ещё о них позаботится? Их всего семь, но всё-таки… Семь из ста шестидесяти.
– Ста пятидесяти восьми, – уточнил доктор.
– У вас же был запас антибиотиков, так? Интересно, сохранился ли он до сих пор? – Она знала, что антибиотики у них есть – во втором холодильнике.
– Чёрт их возьми, кем они себя считают, чего они пытаются добиться? Вы же канадка, верно? Не американка же?
Кэти сдержанно произнесла:
– Я сейчас интересуюсь насчёт ваших антибиотиков. Благо теперь-то всё иначе.
– О, ради бога, – вздохнула миссис Бингэм.
– А мне было интересно, зачем вы приехали.
– Знаю. Простите. Знаю, – сказала Кэти. – Просто так сложилось… Это бы очень помогло.
– У вас есть рефрижераторная камера?
– Я всё думала про лабораторию в приюте Баодая. У нас есть пара холодильных камер фирмы «Фриджидер». Это бы очень помогло. Правда. В приюте порядка двухсот детей.
– У нас было сто пятьдесят восемь, – напомнила ей миссис Бингэм.
– Да-да, – сказала Кэти, борясь с желанием двинуть ей в морду. Снова спросила: – Что вы собираетесь делать?
– Наверно, останемся здесь.
– Да, мы останемся, – сказала миссис Бингэм, наблюдая за тем, как горничная полощет тряпки в раковине.
– Ваш генератор хорошо работает.
– Да-да. Всё ещё есть энергия.
Доктор спросил:
– На кого вы на самом деле работаете? Что вам здесь нужно?
Его жена вскочила на ноги:
– Хотите лекарств? Хотите лекарств? – Она подбежала к девушке у раковины и задрала ей юбку. Под юбкой девушка оказалась голой, на ней не было трусиков. – Вот, глядите, – проговорила миссис Бингэм, – останемся мы или нет! Как мы можем уехать?!
– Пусть себе забирает свои лекарства.
Она распахнула настежь один из холодильников и взвизгнула:
– Берите их через мой труп!
– Дай ей. Ей нужно, – сказал доктор.
– Глупо с вашей стороны было сюда приезжать, – процедила миссис Бингэм.
– Берите-берите, – сказал её муж.
Девушка как ни в чём не бывало продолжала стирать.
Когда над лагерем «Эха» взошло солнце, гора, словно вулкан, извергала чёрный дым. Рисовые чеки с западной стороны, нетронутые двумя войнами, превратились теперь в пустоши и неудобья, уничтоженные артиллерией ВНА или миномётами Вьетконга, а также зажигательными боеприпасами и ракетами Соединённых Штатов. Лагерь «Эха» стоял целым и невредимым. Взрывы мин выкопали воронки на расстоянии ста метров, не ближе. Селение Каофук тоже уцелело. Но похоже было на то, что многие селяне оказались предупреждены – на то, что их предупредили вьетконговцы, на то, что с ними связались, идеологически окучили, обратили на свою сторону. В день, предшествовавший наступлению, в местечке было удивительно тихо. «Фиолетовый бар» по какой-то необъяснимой причине закрылся. Во вторник перед рассветом грянула атака; к середине утра в тот же вторник население уже прокралось какими-то тайными тропами обратно домой, хотя некоторые всё ещё возвращались – без котомок и тюков, как будто уходили всего на пару минут.