Они ходили, взявшись за руки, и разговаривали про свою жизнь.
Лесь рассказывал, что дядя Сима скоро вернется из командировки и, наверно, уволится с прежней работы, потому что надоело все время ездить по другим городам. Его зовут на должность заместителя начальника в маленький яхт-клуб при Заводе точных приборов. У дяди Симы там есть давний друг, Никита Матвеевич. Они вдвоем решили отремонтировать небольшую полуразбитую яхту, и тогда у них (а значит, и у Леся) будет собственный кораблик. Лишь бы в городе стало поспокойнее, а жители Горного берега перестали палить друг в друга из всех видов оружия…
– Думаешь, перестанут? – спросила Гайка.
– Ну, не могут же нормальные люди все время жить… вот так… – сумрачно сказал Лесь. – Иначе… это же пойдет, как зараза, по всей Земле.
– Думаешь, они нормальные?.. Ты же сам говорил, что инопланетяне людям мозги облучают. Вот и получается ненормальность…
Лесь пожал плечами:
– На кого-то излучение действует, а на кого-то нет. Наверно, тут и от самих людей зависит… Не все ведь поддаются… Взрослые, по-моему, легче заряжаются злостью, чем ребята…
– Всякое бывает… – нерешительно отозвалась Гайка. – Вот вы с Вязниковым тоже что-то делите…
– Опять ты про него! Чуть что, сразу «Вязников»!.. Дружила бы тогда с Вязниковым, а не со мной…
– Какой ты глупый!
– Не глупый, а надоело. Ты все время его вспоминаешь!
– Не все время, а иногда. Потому что боюсь…
– Вязникова?!
– Не его, а… что станете большими и сделаетесь правдашними врагами. Кровавыми…
– Вот ты и есть глупая, – вздохнул Лесь. – Не бойся за своего Вязникова.
– За «своего»! Я не о нем думаю, а о тебе. Чтобы ты с ним помирился. Хоть перед отъездом.
– Перед каким отъездом? – Лесь сбил шаг.
– Он говорил, что, наверно, скоро уедет.
– Куда?!
– С родителями, в другой город…
– Он это тебе говорил? Ты с ним разговаривала?
Гайка опустила голову, но призналась без промедления:
– Недавно… Подошла на перемене и сказала: «Вязников, помирились бы вы с Лесем…»
– А он?
– Он даже не удивился. Говорит: «Мы и не ссоримся…» А я: «Сейчас не ссоритесь, а потом опять нарисуешь…» Тогда он и сказал: «Не успею. Мы в новом году, наверно, уедем. Насовсем…»
Лесь вдруг заново услышал, как тихо на Безлюдных пространствах. И показалось, что где-то далеко заиграла флейта…
Он сказал, не глядя на виноватую Гайку:
– Ну что ж… Тут уж ничего не поделаешь…
– Помириться-то можно успеть.
– Все равно ведь разъедемся, – возразил Лесь.
А флейта все играла вдали.
– Гайка… А он правда не удивился, что ты про это заговорила?
– Ничуть… Он вообще какой-то…
– Какой?
– Будто про многое знает… И про нас с тобой…
Лесь вспомнил и признался бесхитростно:
– Мне один раз приснилось, что он мне сказал, будто знает, как мы купались в нашей бухте и что там случилось…
Гайка откликнулась еле слышно:
– Может, и правда…
– Никто не мог узнать, не бойся…
– Я и не боюсь.
– Боишься, – поддел Лесь, – что от мамы влетит.
– А вот нисколечко. Мама и так знает…
– Откуда?! – перепугался Лесь.
– Я сама рассказала… У нас с мамой такой обычай: перед днем рождения я про все свои провинности рассказываю. Чтобы следующий год жизни начинать… ну, так, с чистой совестью. И мама не сердится… Вот я и призналась, что купалась без спроса и что ты меня спас…
– И что это я тебе искупаться посоветовал? – уныло уточнил Лесь.
Гайка покаянно вздохнула.
– А что сказала мама?
– Что нас обоих надо бы выдрать. Но меня нельзя, потому что именинница, а тебя – потому что герой…
– Понятно, почему она так смотрела на меня, – поежился Лесь. – Как на героя. Когда я был у тебя в гостях.
– Да она просто тебя жалела, потому что ты рубашку помидором забрызгал. Как вцепился зубами в неразрезанный…
– Эта рубашка несчастливая какая-то, – примирительно согласился Лесь. – То кровь, то сок… Гайка, тебе не кажется, что где-то свирель играет? Или флейта…
– Постой… Тут все, что хочешь, может послышаться от такой тишины, когда в ушах звенит… И что хочешь привидеться может. Мираж какой-нибудь… Или даже по правде случиться…
– Что?
– Иногда кажется… вдруг летающая тарелка с инопланетянами опустится. Бесшумно так…
– Ну и пусть, – сказал Лесь беспечно. – Злые сюда не сядут. Пространство не пустит.
– А бывают и добрые инопланетяне?
– Конечно! Они всякие. Как и люди…
– Лесь… – Гайка боязливо хихикнула. – А может, ты уже встречался с ними?
– Два раза, – ответил Лесь. Не поймешь, то ли дурачится, то ли всерьез.
– А они… что?
– Капитан говорит: «Лесь Носов, полетим с нами. Поможешь нам осваивать энергию нашего солнца и расслаивать пространства, у тебя на это особый талант. А мы тебе покажем разные космические миры…»
– Ой… а ты?
– А что я… Это же на всю жизнь. Как я оставлю всех? И маму, и дядю Симу… и вообще…
– И Це-це, – полушутя вставила Гайка.
Лесь ответил без улыбки:
– И Це-це…
Все это Гайка вспомнила сейчас, за какие-то полминуты. Когда смотрела, как черная Луна ползет на вишневое солнце.
Лесь отодвинул ее плечом, глянул сам:
– Ого, сколько уже закрыла… Ашотик, иди посмотри на затмение!
Ашотик послушно забрался на крышу. Посмотрел в окуляр. Удивился, как полагается:
– Ай как красиво… – Но при этом зябко шевельнул под свитером спиной. И спросил негромко: – Лесь, можно я возьму Кузю, мы поиграем?
У Ашотика был теперь и свой желтый кузнечик – Денис. Он вывелся из пластмассового мячика два дня назад. И Ашотик его, конечно, полюбил. Но Денис, как и всякое только что родившееся дитя, был еще неразумен. За сутки он научился лишь отзываться на свое имя да кувыркаться через голову. А Кузя – тот прямо как веселый человечек. И Ашотик не упускал случая порезвиться с ним.
Ашотик неуклюже, но быстро сполз по приставной лестнице. А Лесь опять приник к окуляру.
От Солнца остался только светящийся серп, остальную часть закрыла глухая круглая чернота.
– Ой, Гайка, сейчас…
– Дай взглянуть.
– Только быстро. Я боюсь пропустить момент…
Лесь не пропустил момент.
…Луна закрыла Солнце полностью. Пунцовый серп исчез, и в тот же миг вокруг черного диска зажглась бледная лучистая корона. Лесь дернул в сторону фильтр. И корона засияла золотом!
Но не этот свет и блеск нужен был Лесю. Сердце у него колотилось лихорадочно, и приходилось делать частые глотки, чтобы удержать его в грудной клетке.
Ну где ты, где, единственный нужный лучик?
И вот – случилось. На бархатно-угольном круге проклюнулась колючая звездочка.
Лесь охнул, схватил «лейденскую» банку, приставил отверстием к окуляру. И сразу понял – есть энергия! Банка наполнилась плотной, увесистой теплотой… Не лопнула бы! Лесь щелкнул резинкой жестяного затвора. Банку прижал к груди, а сам опять глянул в окуляр.
Полного затмения уже не было. Черный диск тихо двигался и снова открыл – теперь с другой стороны – солнечный серп. Без фильтра серп казался ослепительным, Лесь засмеялся и заморгал.
Для излучателя у Леся заранее был приготовлен приклад. Выструган из обрезка доски. Вроде маленького самодельного ружья.
Лесь изолентой примотал к этому ружьецу банку. Длинную резинку затвора соединил с проволочным крючком. Нажмешь спуск – откроется в донышке клапан…
– А это предохранитель… – И Лесь медной скобкой зажал спусковой крючок. – А то надавишь нечаянно и знаешь, какая сила вырвется, ой-ой-ой… И вдруг в кого-нибудь вляпает случайно!
– Но это же добрая сила, ты сам говорил, – опасливо напомнила Гайка.
– Добрая энергия тоже может сжечь, если сверх меры. Как Солнце…
– А что она еще может? – серьезно спросил Ашотик.
– А вот это как раз и надо выяснить…
– Она может злых людей делать добрыми, – сказала Ашотику Гайка. – Помнишь, Лесь объяснял?
– Но это еще не точно. Попробовать надо… – Лесь покачал в ладонях излучатель.
Ашотик своими пушисто-коричневыми глазами посмотрел на Гайку, на Леся. Спросил еле слышно:
– А… оживлять людей, которые умерли, не может?
Тихо стало, как на Безлюдных пространствах. Даже Кузя, который сидел на плече Ашотика, словно засох.
– Наверно, нет… – виновато выговорил Лесь. – Тут уж ничего не поделаешь… Разве что того, кто умер минуту назад и в нем еще хоть крошечная капелька жизни… Это как аккумулятор. Если разряженный, можно зарядить снова, а если разбился, то никак…
Ашотик взял Кузю на ладонь, дохнул на него. Тот ожил, кувыркнулся. Но Ашотик не стал веселее.
– Можно, я пойду домой? – И объяснил, чтобы не обижались: – Я по Денису соскучился. А он, наверно, по мне…
Лесь покосился на Гайку. Ему до сих пор было неловко, что Дениса он подарил Ашотику, а не ей. Хотя Гайке на день рождения он принес драгоценную вещь – стеклянный кубик от шкатулки Це-це.
Едва Лесь подумал о Це-це, как она оказалась легка на помине. Появилась в калитке с авоськой, полной банок с зеленым горошком.
– Лесь, какой ты умница, что сказал мне про этот магазин! Я истратила на горошек все деньги, но ведь это такой дефицит? Теперь мы с запасом на зиму!
Лесь почувствовал, как он краснеет. Хорошо, что под загаром не видно.
– Тетя Цеца, давайте сумку, я унесу на кухню!
– Спасибо, мой хороший!.. Я еле дотащила эту тяжесть. Но самое тяжелое – стоять в очереди. Там все словно… враги друг другу. Бабушка, дряхлая совсем, умоляла: пустите, голубчики, устала я стоять, мне всего одну баночку. Так ее из магазина в шею… Я заступилась, но тут и меня чуть не съели…
Лесь потускнел и потащил авоську в дом. Выгибаясь от тяжести. Излучатель висел у него за спиной, будто автомат на ремне. Гайка смотрела вслед. И вдруг представила, как Лесь, расставив ноги, перехватывает излучатель и веером хлещет из него невидимой жаркой энергией – по тесной очереди хмурых, отравленных злобой людей…