Святой Фома четко определил три условия справедливой войны: 1) Она должна быть предпринята законной властью, которая заботится о благе государства, защищая его от внешних врагов. 2) Причина должна быть справедливой, то есть должна существовать угроза или преступление со стороны врага, оправдывающее применение силы. 3) Намерение должно быть правильным, то есть оно должно быть направлено на то, чтобы избежать зла и содействовать добру, исключая всякую жестокость и свирепость в действиях. Это прекрасные принципы, которые перед лицом сложности конкретных вопросов опускались до казуистики, способной оправдать практически любое действие. Для одних "законная власть", единственная, кто имеет право начать войну, — это император или Папа; для других — короли, принцы, города. Что касается справедливого дела, то оно могло вызвать бесконечные дискуссии в рамках феодального права: кто, Блуа или Монфор, Филипп VI или Эдуард III, защищает справедливое дело? На одной стороне столько же епископов и клириков, сколько и на другой, с равноценными аргументами. В то время как Эдуард III прислушался к советам своих богословов и отправился в паломничество, прежде чем бросить вызов Валуа, последний в 1336 году зачитал во всех церквях королевства манифест, доказывающий его "доброе право и справедливое дело". В 1369 году Карл V нарушил договор Бретиньи после консультации со своими экспертами в области канонического и гражданского права. Наконец, что касается правильного намерения, какие методы ведения войны разрешены или запрещены? Латеранский собор в 1139 году напрасно осудил использование арбалета как слишком смертоносного оружия. С другой стороны, папская армия одной из первых начала использовать пушки уже в 1350 г. Ложь и нелояльность были запрещены, писал Св. Фома, но тайные интриги никто не запрещал. В полевых условиях войны XIV века на справедливость или несправедливость никто внимания не обращал.
Военные кампании и сражения, однако, были окружены религиозным церемониалом, призванным сделать Небеса своим защитником и подготовить себя к возможной смерти. Перед битвой люди исповедовались друг другу в своих грехах, так как капелланов и священников не хватало, они принимали причастие и посещали мессу. Во время битвы священнослужители молились за свои стороны. Им было запрещено носить оружие и принимать участие в боевых действиях. Однако нет недостатка в примерах сражающихся священнослужителей, таких как капеллан графа Дугласа, чью доблесть Фруассар восхваляет в битве при Оттерберне: "Он был не священником, а доблестным рубакой, ибо всю ночь, в разгар битвы, он следовал за ним с топором в руке […] и отгонял англичан меткими ударами топора".
Можно ли сражаться по воскресеньям? Должен ли человек следовать за своим господином на войну, чье дело несправедливо? Ответы были различны. Большинство канонистов ставят верность сюзерену выше справедливости его дела. Но другие с этим не согласны. "В незаконных делах, — пишет Роберт де Керзон, — нельзя подчиняться мирским владыкам; так и рыцари, когда чувствуют, что война несправедлива, не должны следовать за сюзереном". Аналогично, Стивен Лэнгтон и Томас Чобхэм считали, что епископы должны призывать народ отказаться от поддержки несправедливого государя.
Карл де Блуа, в частности, был очень озабочен соблюдением религиозных требований. Еще больше поражает отношение к религиозным нормам будущего коннетабля. Никогда в своих военных кампаниях он не испытывал проблем с совестью, и когда он выполнял приказы и, когда действовал по своему усмотрению, его почти никогда не видели спрашивающим совета у церковных деятелей. Мы знаем, однако, что его сопровождал некий брат Ален, вероятно, доминиканец из монастыря Динана, который был его исповедником. Но его роль, вряд ли была значительной. Биографы Дю Геклена не упоминают об этом человеке (Кювелье даже не находит случая упомянуть его ни разу в своих 24.346 стихах), и брат Ален лишь мельком появляется в свидетельствах в процессе канонизации Карла де Блуа.
На самом деле, Дю Геклен, похоже, не заботится о религиозных вопросах. В его армии практиковались обычные обряды, но будущий коннетабль, похоже, не принимал в них участия. Использование хитрости никогда не вызывало у него никаких угрызений совести. Так, накануне битвы при Понваллене его войска готовились духовно, сообщает Кювелье:
И пока ели свой хлеб, некоторые просто
Освятили и благословили его сначала
И так использовали его для причастия.
Друг другу исповедовались искренне,
Произнесли много молитв Богу,
Чтобы Он уберег их от зла и мучений.
Дю Геклен же позаботился о том, чтобы английский посланец, который только что сообщил о намерениях противника в соответствии с рыцарскими обычаями назначить день битвы, был допьяна напоен, чтобы он не смог сообщить своим о французском плане ― застать врага врасплох форсированным ночным маршем.
Глава V.Бертран выходит из тени (1353–1357)
Центром действия для Бертрана Дю Геклена, теперь уже главы рода, мелкого сеньора на службе Пьера де Вилье, стал Понторсон. Этот небольшой город на реке Куэнон, на границе между Бретанью и Нормандией, был удачно расположен для контроля за территориями между Рансом и Котантеном. Его правовой статус был довольно сложным. Город был частью земель Филиппа д'Эврё, отца Карла Злого, будущего короля Наварры. Но он передал его своей племяннице Бланке, жене герцога Орлеанского, брата короля Иоанна Доброго. В случае если у Бланки и Филиппа Орлеанского не было бы детей, город должен был вернуться во владение семьи Эврё. Поэтому его статус находится в подвешенном состоянии, так как с момента их бракосочетания в 1344 году семейная пара Орлеанских оставалась бездетной.
Дело под Монмураном (1354)
В Понторсоне находился небольшой гарнизон под командованием Пьера де Вилье. С ноября 1353 года по апрель 1354 года боевые действия в регионе были приостановлены: Эдуард III заключил перемирие с Карлом де Блуа, чтобы позволить ему прибыть в Бретань за сбором денег для выкупа. Что еще можно было делать в этот период бездействия, кроме как организовывать турниры в ожидании возобновления настоящей войны? Французские и английские рыцари встретились в Динане, где, как сообщается, присутствовали Гийом де Люси и Матье де Гурне, представлявшие англичан, и Гийом Мартель, сеньор Фалеза, и Жан Мартель, его сын, представлявшие французов. Во время этого турнира Жан Мартель убил англичанина Дженнекина Стэндона.
В самом Понторсоне в первые месяцы 1354 года тоже состоялся турнир. Организаторами были Бертран Дю Геклен и Бодуэн д'Аннекен, будущий магистр арбалетчиков. Среди участников были немцы и пикардийцы на жаловавшие друг у друга. Здесь снова не обошлось без смертей: немец Эрик де Ридебур был убит сиром де Вуанкуром. Неизвестно, какую роль сыграл Дю Геклен в этом турнире.
В начале апреля война возобновилась. Маршал д'Одрегем прибыл в Понторсон для руководства военными операциями. Они ознаменовались захватом замка Ландаль, удерживаемого сторонниками Монфора. Одрегем также продвинулся к удерживаемому англичанами Бешерелю, небольшому хорошо укрепленному городку на вершине холма, в тридцати километрах к северо-западу от Ренна. Рядом находится замок Монмуран, резиденция сеньора де Тентеньяк, принадлежавшего Жанне де Доль, даме Комбур.
Именно в окрестностях этого замка произошла серьезная стычка с английским отрядом, в который входил Хьюго Калвли. Это была засада, устроенная французами по предложению Дю Геклена. С обеих сторон насчитывалось по несколько десятков бойцов. Среди французов, наряду с Арнулем д'Одрегемом, мы видим имена нормандцев и пикардийцев, таких как Элестр де Марэ, сеньор Кана, и Ангерран де Хесдин. Дю Геклен был во главе небольшой группы, которая, похоже, составляла его личный отряд: Рауль де Бошан, Жан дю Халле, Жан де Мутильен, Николя и Жан Пайнели, Жан Руффье. Что касается англичан, то они входили в состав гарнизона Бешереля. Все сражались пешими, и во время стычки Хьюго Калвли был захвачен в плен Ангерраном де Хесдином. Победа осталась за французами, которые увели множество пленных в замок Монмуран.
Дю Геклен сражался со свойственной ему энергией, впечатлив своих товарищей до такой степени, что Элестр де Марэ, как говорят, посвятил его в рыцари в тот же вечер. Эта история, которую, по словам Бертрана д'Аржантре, он услышал и записал в замке Монмуран, сегодня считается неправдоподобной. Бертран д'Аржантре — единственный, кто поддерживал ее. Chronique normande (Нормандская хроника) XIV века подтверждает реальность битвы при Монмуране и упоминает Одрегема и Калвли, но без упоминания Дю Геклена. Местная топонимика, где сохранились названия Chemin sanglant (Кровавый путь) и Champ de la Prise (Поле Пленных), также подтверждает факт стычки. Однако нет никаких доказательств посвящения Дю Геклена в рыцари, которое традиция иногда помещает на поле боя, а иногда в часовню замка. Напротив, Кювелье утверждает, что Бертран был посвящен в рыцари Карлом де Блуа на следующий день после осады Ренна, в 1357 году, в награду за свои подвиги. Дю Геклен, по его словам, был в Бретани,
Рядом с Карлом де Блуа, чьим вассалом он был,
Кто сделал его рыцарем, как сказано в хрониках[12].
В другом месте Кювелье сообщает, что в 1357 году герцог Ланкастер предложил Дю Геклену посвятить его в рыцари:
Когда герцог увидел Бертрана, то не удивился,
Он рассмеяться и сказал ему прямо:
— Бертран, если ты хочешь остаться со мной,
Ты найдешь во мне хорошего и верного друга:
Я сделаю тебя рыцарем и дам тебе также
Землю и большое богатство, обещаю тебе.
Рассказывая об осаде Ренна, Фруассар пишет, что там был "молодой холостяк по имени Бертран Дю Геклен, который с тех пор стал очень знаменит в королевстве Франция". Обратим внимание на слово "молодой" — Дю Геклену в то время было тридцать семь лет — и поставим под сомнение средневековые обычаи, касающиеся понятия "холостяк". Ла Бордери несколько поспешно утверждает, что "каждый холостяк, как мы знаем, был рыцарем". Альгирдас-Жюльен Греймас в своем