В силу этих предварительных условий, ратифицированных в лондонском Тауэре 14 июня, Иоанн Добрый прибыл в Кале 8 июля, где 24 октября был подписан окончательный договор с небольшими изменениями. Обмен отречениями, Иоанна Доброго от суверенитета над Аквитанией и Эдуарда от короны Франции, должен был произойти до 30 ноября 1361 года. Исключительный налог введенный на территории Франции позволил сделать первую выплату выкупа за Иоанна: 400.000 экю, вместо запланированных 600.000, которыми Эдуард пока должен был довольствоваться. Потом все разъехались по домам.
Каковы были последствия договоров в Бретиньи-Кале для Бретани в целом и для Дю Геклена в частности? Для Британи это принесло новую передышку. Бои прекратились, и начались переговоры. Вернее, они должны были начаться, поскольку неуступчивость Карла де Блуа привела их к провалу. Первая конференция была организована осенью 1360 года в Кале. Эдуард III послал пропуск для безопасного проезда Карлу де Блуа и оплатил поездку бретонских баронов, которых Жан де Монфор хотел иметь при себе. Наконец, он назначил своих собственных уполномоченных для участия в переговорах. По инициативе Папы Иннокентия VI в начале апреля 1361 года была предпринята новая попытка, также не увенчавшаяся успехом. Последняя попытка была предпринята в начале 1362 года: в феврале была организована конференция в Сент-Омере, затем в апреле, оба короля назначили своих уполномоченных, а Эдуард предупредил Жана де Монфора, чтобы тот непременно был там. В L'Histoire rimée du duc Jean IV (Истории герцога Жана IV), написанной хронистом Гийомом де Сент-Андре, говорится, что оба короля были очень заинтересованы в том, чтобы свести противников вместе:
По этой причине они прекратил войну
И заставили их их учтиво встретиться,
Для достижения согласия в Сент-Омере.
Когда две стороны собрались там,
Обращаясь к друг другу большой вежливостью;
Начались велеречивые и мудрые речи
Достойные древних мудрецов;
Но из того, что было сказано
Карл не хотел признать ничего,
И ничего из соглашения не вышло:
Это точно, я это хорошо знаю.
Ла Бордери, комментируя этот отрывок, считает, что это не обязательно означает, что Блуа и Монфор были там лично, и что, в любом случае, неуступчивость партии Блуа сделала примирение невозможным. В акте от 7 июля 1362 года Жан де Монфор сообщает, что Карл де Блуа всегда отказывался присутствовать на конференциях и делать малейшие шаги к миру: "И хотя с тех пор в определенные дни проводились встречи, на которых мы всегда присутствовали и были готовы принять хорошее соглашение, тем не менее, партия нашего врага не хотела появляться или делать что-либо в этом случае, в результате чего указанное время, согласованное между нашими сюзеренами королями, прошло, не возымев никакого эффекта".
Нет сомнений, что провал переговоров произошел по вине партии Блуа, и особенно Жанны де Пентьевр, которая, будучи уверенной в своей правоте, не хотела и слышать об уступках. Эпизод, о котором рассказал Кювелье, подтверждает это. По его словам, Жан де Монфор послал герольда к Карлу де Блуа с таким предложением:
Закончим войну, ведь это тяжело и обременительно,
Пусть герцогство, которое является причиной этих раздоров.
Будет разделено на две части по взаимному согласию,
И каждый получит титул герцога до конца жизни;
И если у одного из герцогов не будет наследника,
Пусть все герцогство достанется наследнику другого.
Карл с радостью принял бы это решение, чтобы остановить войну, сказал Кювелье. Но жена, отведя его в сторону, горько упрекнула его:
Сир, чего вы делаете? Ради Бога,
У вас совсем нет сердца рыцаря,
Вы желаете показать себя трусом
Разделив законное наследство вашей жены!
Рыцарь может владеть землей до тех пор.
Пока будет защищать его острием меча,
Как говорит нам Катон Мудрый.
После этого выговора от жены, бедному Карлу прочитал нотацию один из его рыцарей: "Принц с таким именем как у вас не должно бояться; вы в своем праве, вы должны отказаться от этого предложения и сражаться". Чтобы спасти свою честь, Карл уступил этим доводам. Он сделал это не по своей воле, тем более что ему приснился зловещий сон: сокол-сапсан из-за моря напал орла и выклевал ему мозги. Вещий сон был традиционным элементом рыцарского романа и был вдохновлен сном Карла Великого из Chanson de Roland (Песни о Роланде). Однако советник Карла отмахнулся от этого предчувствия словами:
Ты — тот сокол, блюдущий свою честь,
Добрее птицы не найти.
Какова бы ни была достоверность этого эпизода, Карл де Блуа предстает здесь жалким персонажем находящимся по каблуком жены и свиты, которые напоминают ему о его обязанностях человека чести и рыцаря. Именно его жена, Жанна де Пентьевр, подтолкнула его к сражению, в котором он погиб. За отказ от половины герцогства она потеряла все и своего мужа.
Пока происходили тщетные попытки переговоров между Блуа и Монфором, Бретань снова ожила, примерно на два года, с 1360 по 1362. Поэтому все внимание Дю Геклена было сосредоточено на Нормандии, где его обязанности неожиданно возросли благодаря доверию, оказанному ему тремя членами королевской семьи. Одним из удивительных аспектов карьеры Бертрана является постоянный контраст между часто неясным характером его действий и очевидной популярностью, которой он, кажется, обладал. Именно этому человеку, занятому мелкими стычками с десятками англичан в сельской местности между Понторсоном и Плоэрмелем, самые важные лица королевства доверили обеспечение безопасности своих владений. Это несоответствие, подтвержденное официальными документами, вызывает удивление. Этот мелкий неграмотный бретонский сеньор с уродливым телосложением, который проводил время в своем лесном углу, устраивая засады на английских солдат, становится известен и почитаем даже королевской семьей. Этот факт свидетельствует о простоте социальных и политических отношений в то время, когда все регулировалось непосредственным человеческим контактом. Доступ к правителям был легким, протокол простым, свита немногочисленной, а средство передвижения одинаковым для всех — лошадь. Наше время умножает барьеры и препятствия между лидерами и народом, в конечном итоге полностью изолируя первых.
С другой стороны, все что происходило в средневековье по масштабам намного уступало событиям и обстановке нашего времени. Эти крошечные города, эти замки, которые были немногим больше наших скромных пяти- или шестиэтажных зданий, эти поля сражений размером с носовой платок, где две армии с их мизерной численностью находились на расстоянии двух-трех сотен метров друг от друга, эти корабли размером со скорлупу грецкого ореха, редко превышающие двадцать метров в длину, эти крошечные гавани — все было другого масштаба, карликово масштаба, который несравним с гигантизмом нашего века. Подумайте, например, что годовой объем экспорта шерсти Англии поместился бы на одном из наших грузовых судов, а население Лондона — в двух небоскребах.
В этом мире, который был также намного протяженнее из-за медлительности сообщения, намного менее населен и намного беднее, незначительные на первый взгляд события оказывали значительное влияние. Если такой командир отряда, как Архипресвитер, был достаточно важен, чтобы беседовать с Папой Римским, то неудивительно, что Дю Геклен встречался с сильными мира сего уже в 1360 г. В любом случае, из его титула следует, что герцог Орлеанский, герцог Анжуйский и граф Пьер Алансонский назначили его лейтенантом для защиты своих земель, пока они были заложниками в Англии. Встречался ли Дю Геклен с этими людьми? Филипп, герцог Орлеанский, был братом короля Иоанна Доброго и оставил по себе репутацию посредственного и довольно трусливого человека. При Пуатье он спасся только бегством. Его супруга, Бланка Французская (дочь короля Карла IV Красивого), получила в приданое замок Понторсон, что может объяснить интерес герцога к капитану этого города, которому он поручил защищать свои интересы в Нормандии.
Герцог Людовик Анжуйский был вторым сыном Иоанна Доброго. Ему был всего двадцать один год, а он уже был беспокойным молодым человеком. Будучи младшим братом дофина, он пытался воспользоваться трудностями последнего в Париже. Людовик был самым непокорным из заложников, он сбежал от своих тюремщиков в 1363 году и отказался возвращаться в Англию, таким образом заставив своего отца, который был более щепетилен в вопросах рыцарской чести, вернуться в Лондонский Тауэр. В июле 1360 года Людовик женился, не спрашивая ничьего совета, на прекрасной Марии Бретонской, дочери Карла де Блуа и Жанны де Пентьевр, в то время как он был ранее обручен с дочерью короля Арагона. Поэтому через свою супругу и тестя он мог знать о способностях Дю Геклена; именно поэтому он назначил его своим лейтенантом в Мэне и Анжу, которые в октябре 1360 года приобрели статус герцогства. Честолюбивый, беспокойный, деятельный, вовлеченный в дела Испании, Италии и Прованса, этот принц часто имел возможность оценить Дю Геклена.
Что касается графа Алансонского, то он был одним из сюзеренов Бертрана по сеньории Сенс, которую последний унаследовал от матери и фактически зависела от сеньории Фужер, принадлежавшей дому графов Алансонских. Но Карла Алансонского как и Карла де Блуа больше привлекала монашеская жизнь, и он стал доминиканцем. Именно его брат Пьер должен был уехать в качестве заложника в Англию и перед отъездом он назначил Дю Геклена своим лейтенантом в графстве Алансон.
В конце октября 1360 года Дю Геклен отвечал за поддержание порядка в Нормандии, Мэне и Пуату по поручению брата, сына и кузена короля. Оставаясь капитаном Понторсона, он был призван действовать в Бретани, а также в районе Котантена. Радиус его действия существенно расширился. Благодаря непрестанному труду он превратил свою базу в бухте Мон-Сен-Мишель в военный центр на службе короля и дофина. Понторсон, благодаря его деятельности, стал стратегической позицией, на перекрестке дорог Бретани, Нормандии и Мэна. Из своего скромного замка Дю Геклен следил за западом королевства, где его знали и боялись, он был главным представителем короля в этом регионе. Но ему было уже сорок лет. На что мог надеяться военачальник такого рода в этом возрасте?