партизанской войны в лесу Броселианд. Они доверяли ему, но если они до сих пор воздерживались от грабежей, то только потому, что он заверил их в регулярной выплате зарплаты. На этот раз ситуация была иной, и начинающаяся кампания показала это. Дю Геклен был сильно расстроен тем, что не смог обеспечить своих людей деньгами. Обида сделала его более жестоким, и он вряд ли стал бы пытаться сдерживать своих соратников от грабежа после успеха.
Захват Манта. Дю Геклен и горожане
Войска собрались перед Мантом, одной из резиденций короля Наварры Карла Злого. Помимо Дю Геклена и Оливье де Манни, здесь были нормандские, пикардийские и бургундские сеньоры, включая Жана де Шалона, графа Осера, и его брата Гуго, известного как Зеленый рыцарь. Всего, по словам Фруассара, около пятисот человек. Горожане Манта отнеслись к этому с подозрением и приняли в своем городе только командиров, которые отправились праздновать Пасху 24 марта в местную церковь Нотр-Дам. Остальные оставались снаружи. Затем отряд двинулся на Рольбуаз и начал осаду. 4 апреля дофин отправил Дю Геклену осадные машины. Но Вальтер Страэль не был впечатлен; он даже совершил вылазку, во время которой захватил конвой с припасами. Около 5 апреля был предпринят общий штурм с целью захвата моста. Дю Геклен, как обычно, был впереди. Но наступившая ночь положила конец штурму.
Вскоре после этого в лагерь осаждающих прибыл маршал Бусико с посланием от дофина к Дю Геклену. Новый приказ предписывал немедленно занять Мант и Мёлан. Столкнувшись с растущей угрозой со стороны короля Наварры, чья армия, как мы узнаем, под командованием капталя де Бюша уже находилась в Пуату, дофин Карл решил конфисковать земли Карла Злого за измену, как это было предусмотрено феодальным правом. Если вассал восстает против своего сюзерена, последний отбирает его фьеф. Было ли в этом случае открытое восстание? Этот вопрос является спорным и обсуждаемым. В любом случае, дофин, почувствовав угрозу, решил взять на себя инициативу и обеспечить контроль над двумя наваррскими городами Мантом и Мёланом, которые вполне могли быть использованы для блокады речного сообщения и поставок между Парижем и Руаном. Необходимо было действовать быстро, до прибытия армии капталя де Бюша.
Исполняя приказ, Дю Геклен провел операцию по захвату Манта молниеносно, используя в более широком масштабе старую уловку, которая когда-то позволила ему захватить замок Фужер. Примчавшись из Рольбуаза, который находился всего в нескольких километрах, с сотней человек, он устроил засаду утром в воскресенье 7 апреля прямо перед главными воротами Манта. Пять или шесть бретонцев, спрятавших оружие под широкими плащами виноградарей, подошли с повозкой к подъемному мосту, остальные затаились в кустарнике чуть дальше. Разводной мост опустился, чтобы пропустить повозку в город; лже-виноградари достали оружие, ворвались в ворота и захватили управление подъемным мостом. Они подали сигнал сидевшим в засаде, и в тот же миг сотня или около того солдат во главе с Дю Гекленом устремилась к воротам, захватила стены, убивая или обращая в бегство малочисленный гарнизон, застигнутый врасплох. Так повествует Кювелье. Фруассар приводит несколько иную версию использованной уловки, но с идентичным результатом.
Однако оба сходятся в одном ― в городе начались грабежи и убийства. Горожане в панике прыгали со стен во рвы и бежали через Сену в Мёлан, пытались укрыться в церквях, преследуемые солдатами, которые были опьянены местью буржуа, отказавшим им в доступе в город несколькими днями ранее, и были в ярости от того, что им еще не заплатили. По словам Кювелье, женщин и детей не щадили:
Вы бы видели, как женщины целуют своих детей,
В городе плач и крики, жуткая суматоха,
А те, кто смог сбежать из Манта
Бежали с криком по полям: "Боже, помоги нам…".
Захватчики начали усиленно грабить.
Кювелье, чтобы спасти репутацию своего героя, утверждает, что Дю Геклен пытался остановить резню и грабежи, но было поздно. Тем не менее, он приписал ему угрожающие высказывания в адрес горожан, предоставив им следующий выбор ― либо вы принимаете дофина, герцога Нормандии, как своего господина, либо вы покинете город, оставив все свое имущество, потому что я не смогу удержать своих людей:
Не берите с собой ни драгоценностей, ни денег,
И ответь мне поскорее,
Ибо французы и бретонцы скоро захотят
Разграбить ваши блага, зависть распирает их.
Согласно Фруассару отношение Дю Геклена к горожанам было более жестоким. Он сам участвовал в грабежах, ходил по городу и выкрикивал свой боевой клич:
...а мессир Бертран и его войска скакали на полном скаку по городу, крича «Сент-Ив! Геклен! Смерть наваррцам». Они разграбили дома тех, кто им подвернулся под руку и взяли в плен тех, кого захотели. Еще несколько человек было убито.
Эта версия подтверждается тем, что дофин вскоре после этого приписал Дю Геклену имущество некоторых горожан, которое он захватил. Обе версии показывают недовольство бретонцев горожанами, в частности, буржуа и духовенством. Это отношение к ним постоянно проявлялось на протяжении всей карьеры Дю Геклена.
Растущее влияние городов при посредничестве купцов, юристов и налоговых агентов вызывало враждебную реакцию со стороны жителей сельской местности, которые видели, как богатство концентрируется в городском мире. Мелкий сеньор в своем поместье так же, как и крестьянин, страдал от этого. В то время как доходы землевладельцев снижались в зависимости от роста цен, город богател за счет торговли. Буржуазия строила особняки, демонстрировала все более дорогую и экстравагантную моду, распространяла свое господство на соседние деревни и скупала землю. В городе также проживало высшее духовенство, епископы, каноники и богатые буржуа, чья роскошь уже вызывала яростные нападки со стороны религиозных реформаторов. По совпадению, знаменитый Джон Уиклиф, выступавший против богатства церкви, родился в тот же год, что и Дю Геклен, недалеко от Ричмонда, и умер через четыре года спустя после него. Его идей было достаточно, чтобы вызвать народные движения, которые будоражили общество, особенно сельское.
Взаимное недоверие и вражда между городскими и сельскими жителями получили большое развитие в следующем столетии, но и во второй половине XIV века они проявлялись неоднократно. Беды того времени также привели к тому, что города стали казаться относительно привилегированными местами, защищенными своими стенами. Это чувство должно было усилиться во время правления Карла V благодаря целенаправленной политике правительства на оставления сельской местности вооруженным бандам и увод населения в города. Городские жители давно презирали хамов-крестьян. "Крестьяне, приехавшие в город на рынок, попадали в мир, который был если не враждебным, то, по крайней мере, безжалостным к ним и поэтому они находясь в городе постоянно испытывали чувство страха", — пишет Жак Россио в книге Histoire de la France urbaine (История городской Франции). Россио приводит несколько показательных фактов: термин "masure", который на Западе использовался для обозначения крестьянских домов, стал использоваться для обозначения городских развалин; растущие земельные владения, все еще ограниченные непосредственной периферией городов, превратили крестьян в издольщиков и поденщиков, с которыми землевладельцы-буржуа обращались очень жестоко; увеличился разрыв между оптовой ценой, выплачиваемой крестьянину, и розничной ценой, выгодной для торговца. Агрессивность сельского населения иногда прорывалась наружу: Восставшие в Форезе крестьяне в 1420–1430 годах, провозгласили, что хотят убивать не только священников и дворян, но и купцов и знатных людей городов.
Дю Геклен разделял эту враждебность к горожанам. Как бы он ни стремился защитить крестьянство, среди которого он завоевал прочную популярность, он был суров по отношению к городским жителям, которыми он обращался без всякой жалости при любой возможности, с разной степенью жестокости, в зависимости от обстоятельств и его настроения в тот момент. В Манте же два фактора заставили его не проявлять снисходительность: поскольку не выплатили жалованье его войскам, он считал, что не обязан удерживать своих людей от грабежа; кроме того, жители Манта проявляли симпатии к наваррцам; в городе проживал Карл Злой, и в городе находились некоторые из его близких друзей из ненавистных Дю Гекленом "надменных чучел" — казначей Жак Ле Престрель, бальи Регно де Пари, а также такие богатые люди, как Жан де Анкур и Жан Дубле. Судьба Манта способствовала печальной репутации бретонцев как грабителей, настолько, что эти два термина стали синонимами во второй половине XIV века. Хронист Гийом де Сент-Андре рассказывает, что их также называли "pourceaux" (свиньи), подчеркивая их сходство.
Захват Мёлана
Оставался еще Мёлан, расположенный менее чем в пятнадцати километрах вверх по течению от Манта. Некоторые мантские горожане укрылись там и знали, что их ожидает в случае падения города. Дю Геклен, покинул Мант, оставив его под охраной Гуго де Шалона и Эвена Шарруэля и переправился с двумя сотнями человек на правый берег Сены. На этот раз застать врасплох хорошо укрепленный город было уже невозможно, нужен был штурм. И Дю Геклен повел своих людей на штурм с топором в руках по приставной лестнице. Но осажденные, подстегиваемые отчаянием, энергично оборонялись. Они отталкивали лестницы, бросали камни и стреляли ядрами из пушек. Одно из них едва не убило Дю Геклена в утро атаки, когда он осматривал оборонительные сооружения разъезжая на своем черном коне. Но вскоре город был атакован и с левого берега, по которому прибыли Бодуэн д'Аннекен и его арбалетчики, Жан де Бетенкур и Жан де Ла Ривьер. После этого защитники оставили городские стены и отступили в замок. Дю Геклен и его бретонцы вошли в город и повторили эксцессы Манта: грабежи, убийства и изнасилования, во главе которых стоял Бертран. Фруассар говорит об «этих бретонцах, которые захватили ворота и стали кричать: "Сент-Ив! Геклен!" и начали убивать и резать этих людей, которые все были в смятении и пытались бежать и спастись, каждый как мог». И Кювелье подтверждает это: