Доблестный Бертран был впереди,
Он разрубил топором ворота Мёлана,
С ним были его отчаянные бретонцы.
Войдя в Мёлан, с копьями в руках,
Под крики "Геклен, Монжуа — королю Франции!".
У французов, были такие лица,
Что те, кто их видел, опасались смерти…
Город Мёлан был опустошен,
Его хорошо и усердно разграбили, а мужчин пленили.
Однако замок все еще держался. Бретонцы и французы ворвавшись в город, оказались у стен огромной квадратной крепости XII века, где укрылись защитники. Препятствие было грозным. Дю Геклен призвал коменданта замка к капитуляции. Тот с вершины башни ответил: "Клянусь святым Омером, прежде чем войти в эту башню, ты должен научиться высоко прыгать".
На самом деле, старые нормандские башни XII века оставались, благодаря своей колоссальной массе, неприступными оборонительными сооружениями. Как штурмовать такие сооружения, высота которых иногда превышала тридцать метров, толщина стен была от четырех до шести метров, ни одно отверстие в стенах не располагалось ниже десяти метров от земли и было слишком узким, чтобы через него мог пролезть человек? Немногие сохранившиеся замки дают представление о сложности поставленной задачи: тридцатисемиметровая крепость в Лоше, крепости в Фалезе, Монтришаре, Божанси и Монткуке. Мы не знаем размеров замка Мёлана, но уверенность его коменданта указывает на то, что они должны были быть значительными. В этих условиях бесполезно было думать о штурмовых лестницах, а чтобы разрушить стены такой толщины, потребовалось бы много времени. Изнурение гарнизона голодом также заняло бы многие дни, взломать ворота было невозможно, так как подъемный мост был поднят. Оставалось только одно решение, когда местность позволяла это сделать, что и произошло в данном случае — подкоп. Саперы приступили к работе, незаметно удаляя землю; они прорыли галерею под стенами, подперев свод бревнами, как рассказывает Кювелье:
Так много они выкопали, знаю это без лжи,
Земля была вывезена, а галерея прокопана,
А те, кто были в замке, ничего не узнали,
Что под стенами, на которых они находились.
Из-под фундамента вынута земля,
И лишь крепкие стойки поддерживают его,
Отличные балки, прочные и тяжелые, заставляли их стоять.
Именно тогда из Парижа прибыл дофин. Он присутствовал при земляных работах и был оскорблен осажденными, которые не имели ни малейшего представления о том, что происходит у них под ногами. Самоуверенность привела их гибели. Доведя терпение Дю Геклена до предела, им больше не на что надеяться. Когда подкоп был готов, бретонцу сообщили: "Господин, когда ты захочешь, мы можем обрушить эту башню". Ответ Дю Геклена был громким и ясным:
Что ж, — сказал Бертран, — это меня радует;
Поскольку те, кто там находятся, не хотят сдаваться,
Вполне естественно, что они должны умереть.
Тогда подпорки подожгли и потолок галереи обрушился, увлекая за собой половину башни. Оставшиеся в живых защитники были были отправлены в Париж и немедленно казнены. Что касается замка Рольбуаз, Кювелье рассказывает, что он также был захвачен и начались работы по его разрушению.
Теперь долина Сены вниз по течению от Парижа была более или менее свободна. Однако все еще существовала некоторая опасность со стороны Вернона, где проживала королева Бланка, вдова короля Филиппа VI Валуа и сестра Карла Злого. Именно для того, чтобы покончить с этой угрозой, дофин Карл предпринял поход вниз по Сене. По пути он заставил жителей Манта присягнуть ему на верность, а бретонцев уйти из города. Затем он отправился в свой замок Гуле, недалеко от Вернона, где благодаря посредничеству наваррского перебежчика, рыцаря Фрикампа, он получил заверения от Бланки в нейтралитете.
Король Карл V и Дю Геклен
Дю Геклен, сопровождавший дофина из Понтуаза, находился с ним в замке Гуле, когда в Лондоне было официально объявлено о смерти Иоанна Доброго. Новость пришла с большой задержкой, возможно, из-за довольно неясных обстоятельств смерти короля, болезни или в результате драки. Иоанн умер в ночь с 8 на 9 апреля. Известие о его смерти достигло Парижа только 16 апреля, а замка Гуле — 17-го. Двадцатисемилетний дофин Карл стал королем Франции Карлом V.
Судьба Дю Геклена отныне была неотделима от этого человека. История справедливо связала их, сделав одной из тех знаменитых пар, как Дагоберт ― Св. Элигий, Людовик VI ― аббат Сугерий, Генрих IV ― герцог Сюлли или Людовик XIII ― кардинал Ришелье. Дуэт Карл V ― Дю Геклен был связан с отвоеванием Франции у англичан в течение шестнадцати лет, которые им оставалось прожить, поскольку они умерли в течение двух месяцев один за другим. И все же мы не можем представить себе двух более разных людей. Мы упоминали Карла много раз, и не всегда с положительной стороны. Молодой человек рос в особенно трудных условиях, что одновременно ускорило его взросление и закалило его осторожный характер.
Репутация этого короля, прозванного "Мудрым", во многом обязана портрету, созданному его приближенными, юристами и финансистами, советам которых он следовал и которые работали на его величие. Филипп де Мезьер, Рауль де Пресль и Николя Оресме изобразили его в лестных выражениях, а Кристина Пизанская еще больше идеализировала его образ. Взойдя на трон после двух рыцарственных королей, царствование которых было отмечено военными катастрофами, Креси и Пуатье, этот король-бюрократ и ученый, который исправил ситуацию, скомпрометированную его рыцарственными и недальновидными предшественниками, должен был воспользоваться значительным капиталом симпатий в условиях административной монархии и буржуазной республики. Мишле несколько сожалел об отсутствии романтического духа у этого короля с его "маленькой приземленной мудростью", но, в целом, он считал его лучшим государем Столетней войны. Сегодня у нас имеется больше сведений о нем. Представление, которое можно составить о Карле V, основывается на четырех основных моментах, которых достаточно, чтобы сделать его антитезой Дю Геклена — физическая слабость, огромная интеллектуальная культура, притворство и преданность.
"Обломок на троне после двух колоссов", — так было сказано о нем. Карл V страдал хроническим отеком правой руки, неспособной держать меч; на левой руке была незаживающая фистула; король был настолько болезненный, что поговаривали о медленном действии яда, подсыпанным ему во времена регентства Карлом Злым. Карл был уверен в своей скорой смерти и, действительно, в сорок четыре года он скончался от болезни сердца. Дю Геклен стал правой рукой этого больного короля. Бретонец, коренастый колосс с железным здоровьем, соблазнял своей жизненной силой и поражал принца, неспособного из-за своей немощи выдержать вес доспехов.
"В этом неполноценном теле, — пишет Эмиль Ж. Леонард в Les Premiers Valois (Первых Валуа) — был умело культивируемый высокий интеллект". Карл V был интеллектуалом. Кристина Пизанская уверяет нас, что Карл хорошо понимал латынь "грамотно, без необходимости объяснять ему", был хорошим оратором, любил читать книги по истории и праву, а также романы и сочинения по астрологии, переводы античных и средневековых авторов (Аристотель, Овидий, Сенека, Вегеций, Петрарка и др.) и трактаты по экономике и политологии (Traité des monnaies (Трактат о деньгах) Николя Оресме, Vieil Pèlerin et le Songe du Verger (Сон старого пилигрима в саду) Филиппа де Мезьера, Traité de la puissance ecclésiastique et séculière (Трактат о церковном и светском могуществе) Рауля де Преслеса). Один французский монарх был королем священников, а этот — королем ученых, и он был счастьем для Франции получившей "короля, исполненного мудрости", несущего "в своем благородном сердце великую любовь к истинной науке".
Карл был человеком, который мог управлять собой, прежде всего, в области политики. Несомненно, состояние здоровья заставляло его держать себя в руках, что не позволяло ему бегать за женщинами так же, как много путешествовать и участвовать в сражениях. Но эти воздержания позволили этому калеке стать великим королем-тружеником. Неграмотный Дю Геклен, нашел в Карле V господина, который внушал ему уважение и восхищение, доверие и преданность. Эти два человека прекрасно дополняли друг друга: исполнитель был лишь рукой, покорной, дисциплинированной, послушной инициативам господина, обладающего обширными знаниями. Это была взаимодополняемость без соперничества.
На самом деле, имела место не только взаимодополняемость, но и соучастие. То, чего Дю Геклен добивался благодаря инстинкту, Карл V делал с помощью продуманной тактики. Интуиция первого присоединилась к мудрости второго. Оба они дистанцировались от условностей рыцарских войн и феодальных отношений. Для бретонца военная хитрость была так же важна, как и отчаянная доблесть. Для короля забота о политической эффективности превалировала над уважением к соглашениям и даже договорам. Неисполнение договора в Бретиньи и конфискация Манта и Мёлана на сомнительных основаниях — лишь две иллюстрации методов нового государя, чья честность и откровенность не были его главными достоинствами. "Король Карл был не только мудр, но и коварен", — пишет Фруассар. И даже его поклонница Кристина Пизанская признает вероломство своего героя, о чем свидетельствуют ее слова: "Обстоятельства делают вещи хорошими или плохими, можно быть вероломным так, что это будет добродетелью, и так, что это будет пороком".
Для доброй Кристины вероломство короля, очевидно, являлось добродетелью. Не являлся ли этот государь образцом благочестия, в высшей степени покорным своему духовнику и капеллану? Духовником Карла был Пьер де Вилье, доминиканец, доктор теологии, из епархии Труа, однофамилец бывшего капитана Понторсона. Замеченный королем за свои проповеднические таланты, он исполнял свою должность при нем в течение двенадцати лет, с 1364 по 1376 год, и получил от короля множество подтверждений его привязанности и благодарности: епископство в Невер в 1373 году, епископство в Труа в 1376 году, возведение в дворянство его брата Николя де Вилье со всеми его потомками по мужской и женской линии, дарение рукописей в библиотеку якобинского монастыря Труа, и все это "за внимание к добрым и похвальным услугам, которые оказал нам наш исповедник"; он также сделал его одним из своих душеприказчиков.