Ни одна из армий не имела национальной основы; все воевали за сюзерена, за дело, за деньги, но не за страну. Это, однако, создавало подозрения и двусмысленность. Фруассар сообщает, что когда капталь узнал от английского герольда Фалькона, что в армии противника есть гасконцы, пришел в ярость, особенно потому, что люди сира Альбре были его соперниками. Но это обстоятельство только укрепило его решимость: "У мыса Сент-Антуан гасконцы будут противостоять гасконцам!" Другой гасконец предпочел отказаться от участия в компании, но при неясных обстоятельствах и по неясным причинам. В армии Дю Геклена служил знаменитый Арно де Серволе, Архипресвитер. Его поведение было очень подозрительным. Накануне битвы он отправил герольда к капталю де Бюшу, с какими намерениями — неизвестно. Капталь, подозрительно относившийся к своему соотечественнику, отказался его принять: "Архипресвитер настолько коварен, — сказал он, — что если он посылает к нам герольда, то только потому, что хочет посмотреть, насколько мы сильны, а это может нам очень навредить. Мне нет никакого дела до его посланий". Но в утро битвы, когда войска были развернуты, Архипресвитер решил уехать, попросив своих людей остаться и сражаться. Это было весьма странным поведением, о котором Фруассар сообщает следующее:
Как только Архипресвитер увидел, что противостоящие армии решили сразиться, он решил уехать, но сказал своим людям и тому, кто нес его знамя: "Я приказываю вам и повелеваю, чтобы вы оставались и ждали конца дня; я ухожу и не вернусь, ибо я не могу ни сражаться, ни противостоять кому-либо из рыцарей, с той стороны; и если вас спросят обо мне, ответьте так тем, кто будет спрашивать". Поэтому он отправился в путь только с одним из своих оруженосцев и снова переправился через реку, оставив остальных разбираться друг с другом.
Его отсутствие было замечено только после битвы.
Трудно поверить, что у Архипресвитера были какие-то сомнения по поводу сражения с гасконцами. Командиры этих отрядов никогда не проявляли ни малейшего регионального патриотизма, что было бы бессмысленно при феодальной мозаике, которой в то время была Аквитания. Более того, в этом случае он отозвал бы всех своих людей и свое знамя. Мотив трусости исключен, остается расчет: в случае победы капталя он мог заявить, что не сражался против него; в случае победы Дю Геклена присутствие его знамени и его людей ставило его на сторону победителей. Это вполне вероятно, но хроники умалчивают об истинных мотивах Архипресвитера. Эта история ясно показывает доверие, царившее между командирами этих объединенных армий.
Подготовка к сражению
Сражение при Кошереле отнюдь не было импровизированным. Оно было даже исключением и образцом подготовки для того времени, за что оба капитана заслуживают всяческой похвалы. С наваррской стороны Жан де Грайи, который, очевидно, усвоил урок Пуатье, попытался повторить победоносную тактику Черного принца. Узнав о приближении Дю Геклена по долине реки Эвр и получив от герольдов информацию о составе вражеских сил, он расположил свою армию на хорошо выбранной выгодной позиции: на холме, господствующем над левым берегом Эвра, в шести километрах к северу от Паси, возле деревни Кошерель, где мост соединял Вернон и Эврё. Расположившись на равном расстоянии от трех наваррских опорных пунктов, Жан де Грайи мог при необходимости отступить туда, а также получить подкрепление: он послал гонца в Эврё с просьбой о 120 дополнительных солдатах. Примечательно то, с какой тщательностью обе стороны пытались узнать о передвижениях друг друга, чтобы определить свои собственные диспозиции. "В четверг утром, — говорит Фруассар, — наваррцы снялись с места и послали своих разведчиков вперед, чтобы узнать, новости о передвижении французов; а французы также послали своих, чтобы узнать, нет ли подобных новостей о наваррцах".
На рассвете в четверг 16 мая Жан де Грайи расставил свои войска: оставив сзади небольшую рощу, чтобы обезопасить свой тыл, он занял всю вершину холма, к востоку от долиы Эвра. По английскому обычаю, он приказал всем своим людям спешиться, а лошадей, повозки и слуг разместить в роще. Грайи разделил свои силы на три корпуса или "баталии", примерно по четыре-пять сотен человек в каждой, на небольшом расстоянии друг от друга, на вершине холма. Первая баталия была поручена Джону Джуэлу и состояла в основном из англичан; вторую баталию возглавил сам капталь, в ней были гасконцы и нормандцы, такие как Пьер де Саквиль и Гийом де Говиль; третью баталию возглавил Бастард де Марей, в ней были Санчо Лопес, наваррцы и гасконцы. Знамя капталя, место сбора его войск, было установлено посреди тернового куста, защищаемого шестьюдесятью латниками.
"Французская" армия прибыла на правый берег реки Эвр. Утром 16-го числа она продвинулась к Кошерелю, находясь в виду наваррцев. Затем командиры собрали совет, чтобы решить два деликатных вопроса: какой боевой клич использовать, и кто должен осуществлять общее командование? Эти две проблемы были связаны между собой, поскольку боевой клич должен был олицетворять главнокомандующего. Именно в утро битвы, в нескольких сотнях метров от противника, встает вопрос о том, кто будет командовать в этот день, что оставляло счастливчику мало времени на приготовления. То, что может показаться нам смесью игры и импровизации, на самом деле происходило от путаницы, которая все еще существовала между прерогативами по рождению и боевыми заслугами. В противостоящей армии напротив этот вопрос не возникал, так как капталь де Бюш был и самым крупным из собравшихся сеньором, и очень опытным военачальником. Но с французской стороны на верховное командование могли претендовать несколько человек, и дискуссия была долгой и жаркой, как сообщает Фруассар. Самым крупным сеньором был граф Жан де Шалон-Осер. "Граф де Осер, — сказали ему, — из всех присутствующих здесь господ вы владеете самым большим состоянием, богаты землей и имеете самое высокое происхождение — именно вы должны быть нашим командиром". Это замечание, переданное Фруассаром, показывает, до какой степени идея наследственности в военном деле укоренилась в дворянстве: молодой граф де Осер, для которого предстоящая битва была первой, и не имевший ни опыта и плана, считался естественным командиром, в силу своего происхождения, и можно только восхищаться наивностью этих воинов, которые спонтанно предлагают вверить судьбу битвы, а значит и свою собственную, в руки этого неофита! Поэтому они предложили боевой клич "Нотр-Дам, Осер!"
Это предложение, несомненно, было бы принято в другие времена. Но, в связи с эволюцией менталитета и началом профессионализации военного дела, граф Осера взял самоотвод и предложил выбрать вместо себя одного из опытных капитанов, имеющихся в армии:
Господа, — говорит за него Фруассар, — я очень благодарен за честь, которую вы мне хотите оказать; но так как в настоящее время я этого не хочу, ибо я еще слишком молод, чтобы нести такое большое бремя и такую честь; к тому же это первое сражение в котором мне предстоит участвовать, поэтому выберите другого, а не меня. Есть несколько хороших рыцарей, месье Бертран, месье Архипресвитер, месье магистр арбалетчиков, месье Луи де Шалон-Арле, месье Амье де Поммиер, месье Ударт де Ренти, которые не раз командовали большими отрядами и лучше меня знают, как следует управлять войсками.
Фруассар, кажется, указывает здесь на то, что выбор Дю Геклена не был самоочевидным. Обсуждение было долгим: "Они переглянулись между собой и долго обсуждали, какой клич они будут кричать в этот день и под каким знаменем или вымпелом они будут атаковать". В итоге был выбран сир Бертран Дю Геклен, "как лучший рыцарь среди присутствующих, который сражался своей рукой, и который также лучше знал, как следует вести такие дела". Поэтому боевым кличем дня стало "Нотр-Дам, Геклен!"
С этого момента Бертран стал командовать с удивительной уверенностью и властностью. Он впервые командовал такой большой армией и впервые вел ее настоящую битву. Хотя численность подчинившихся ему войск может показаться небольшой, но среди них были знатные сеньоры и опытные капитаны. Его долгая служба в армии приучила Дю Геклена руководить людьми, и здесь он делал это естественным образом, прекрасно ориентируясь в обстоятельствах и на местности.
Дю Геклен разделил армию на три баталии и арьергард. Первая баталия, возглавляемая Дю Гекленом, состояла из бретонцев: Оливье, Эрве и Эона де Манни, Алена де Сен-Поля, Эсташа и Алена де Ла Уссе, Роберта де Сен-Пера, Гийома дю Халле, Оливье и Жана Фейронов, Сильвестра Буде; ей предстояло сражаться против капталя. Вторая баталия, которой предстояло биться с Джоном Джуэлем, состояла из французов, нормандцев и пикардийцев под командованием графа Осера с виконтом Бомоном, Бодуэном д'Аннекеном, Ударом де Ренти и Ангерраном де Эсденом. Третья баталия, которой суждено было встретиться с Бастардом де Марей состояла из бургундцев под предводительством Луи де Шалона с Жаном и Гуго де Вьенном, Ги де Трели. Особенностью диспозиции являлось наличие арьергарда, в котором были сгруппированы гасконцы. Предполагалось ли, что это будет резерв, который будет использоваться только в случае необходимости, как это стало практиковаться в некоторых армиях? Или гасконцам не доверяли? В хрониках об этом ничего не сказано. Фруассар заставляет их играть важную роль в битве, но поскольку он получил информацию о сражении при Кошереле от гасконского герольда, мы подозреваем, что его рассказ предвзят в их пользу.
Как и перед каждым сражением, Дю Геклен подбодрил своих людей короткой но энергичной речью. Кювелье вкладывает ему в уста следующие слова:
Сеньоры, — сказал Бертран, — не имеют сердца ягнят;
Если найдется трус, сомневающийся в своем копье,
Я даю ему разрешение вернуться домой;
Ибо я знаю, что скоро мы пойдем в бой с англичанами.
И если найдутся таковые, старые или молодые,
Кто побежит, клянусь Богом, сотворившим Авеля!