Авиньонское папство, обвиненное в том, что оно покинуло Вечный город, служило интересам французского короля, чрезмерно усилило централизацию Церкви, жило в роскоши благодаря несправедливым налогам на церковников, практиковало непотизм в интересах родственников и друзей, было не очень популярно. В Италии небольшие экзальтированные группы, фратичелли, даже утверждали, что авиньонские Папы не были легитимными. Этот контекст может помочь объяснить несколько бесцеремонное отношение Дю Геклена к папству в 1364 году. Но здесь снова трудно провести различие между реальными чувствами бретонца и чувствами Кювелье, который писал об этом несколько лет спустя, в то время, когда престиж Папы еще больше упал: с 1378 по 1417 год, происходил "Великий раскол", во время которого христианство было расколото надвое, следуя за двумя враждебными друг другу Папами, Римским и Авиньонским.
С 1305 года все Папы были французами, и почти все они были с юга королевства. После Бертрана де Го, Климента V (1305–1314), мы видим Жака д'Юэза из Каора, который стал Иоанном XXII (1316–1334), затем Жака Фурнье из Лангедока, который носил тиару под именем Бенедикта XII (1334–1342), за которым последовал Пьер Роже де Бофор-Тюренн, родившийся близ Лиможа, Папа римский под именем Климента VI (1342–1352), которого сменил коррезен Этьен Обер, Иннокентий VI (1352–1362). В 1365 году понтификом стал другой житель Лангедока, бенедиктинец Гийом де Гримоар, избранный 28 сентября 1362 года и принявший имя Урбан V. Историки сходятся во мнении, что он был одним из лучших авиньонских Пап. Благочестивый, культурный и честный, он прилагал реальные усилия для реформирования Церкви и всерьез подумывал о возвращении в Рим. Он боролся против накопления льгот и просил епископов-нерезидентов вернуться в свои епархии.
Как и его предшественники, Урбан V столкнулся с угрозой от "Великих компаний" наемников-рутьеров, что сделало пребывание в Авиньоне менее приятным, чем можно было предположить. В 1357 году Иннокентию VI уже пришлось с почестями принимать знаменитого Архипресвитера (Арно де Серволя), а его людей удалось удалить из города только с помощью подарка в 40.000 экю. Именно тогда начались работы по восстановлению старых стен Авиньона, которые датировались XII и XIII веками и находились в очень плачевном состоянии. Взимая налог с жителей города, Папа добился реконструкции стен. В 1357 году были вырыты рвы; с 1359 года уже говорится о "новых стенах". Но работы, выполненные в спешке, не отличались высоким качеством: большинство из девяноста башен были открыты со стороны города, а большая часть стен не имела машикулей. Главной защитой оставался сам дворец, некоторые башни которого были высотой более пятидесяти метров, что не помешало вложить 112.000 флоринов в строительство ограды… и вернуть компании в 1361 году.
Неудержимо влекомые богатствами папского города, компании рутьеров вновь спустились в долину Роны, захватили Пон-Сен-Эспри и опасно приблизились к Авиньону. Иннокентий VI пригрозил десяти тысячам разбойников отлучением от церкви, но они почти не дрогнули. Он послал призывы о помощи герцогу Бургундскому, королю Франции, герцогу Нормандскому, графу Савойскому, королю Арагонскому и императору; все они, занятые своими собственными проблемами, остались глухи, что многое говорит о снижении уважения к папству среди христианских государей позднего Средневековья. Понтифик был не более чем пешкой на шахматной доске, полезной для духовного прикрытия очень мирских интересов. С тех пор, как Гийом де Ногаре в 1303 году организовал нападение на Бонифация VIII, мы знаем, чего ожидать от европейских дворов.
Крестоносный идеал
Деньги теперь были лучшим оружием Папы, и именно они могли избавить его от компаний рутьеров: получив 100.000 золотых флоринов и отпущение грехов в качестве бонуса, они согласились уйти. Некоторые из них последовали за маркизом Монферратским, который увел их в Ломбардию для борьбы со своим братом. Вот где крылось решение: найти занятие для этих авантюрных орд, как можно дальше, войну с обещанием хорошей добычи, с полной свободой резать, насиловать и грабить. Что может быть лучше для этого, чем крестовый поход? Мусульмане — процветающие и неверные: убив их, человек получал и богатство, и вечное спасение. Разве не было гарантии от самого великого Св. Бернарда Клервосского, который обосновал это в Louange de la milice nouvelle (Похвале новому рыцарству):
Жизнь, отданная за Христа, с одной стороны, не содержит ничего преступного, а с другой — заслуживает великой славы. Убить врага за Христа — значит завоевать его для Христа; умереть за Христа — значит завоевать Христа для себя. Христос, по сути, с добротой принимает смерть своего врага в качестве искупления, отдавая себя своему воину с еще большей добротой, в качестве утешения. […]
Смерть язычника прославляет христианина, ибо прославляет Христа; в то время как смерть христианина дает Царю возможность показать свою щедрость, вознаграждая своего рыцаря. В первом случае справедливые возрадуются, увидев свершенную справедливость, а во втором скажут: Воистину справедливость вознаграждается, воистину Господь Бог на земле судья. Я не хочу сказать, что язычников следует убивать при наличии другого способа помешать им преследовать верующих, но теперь лучше уничтожить их, чем позволить силе грешников возобладать над праведниками, а праведникам погрязнуть в пороке.
И крестоносцы были не прочь это сделать. Знаменитая Histoire anonyme de la première croisade (Анонимная история Первого крестового похода) оставила яркий рассказ о взятии Иерусалима в 1099 году:
Войдя в город, наши пилигримы гнали и убивали сарацин до [самого] храма Соломонова, скопившись в котором, они дали нам самое жестокое сражение за весь день, так что их кровь текла по всему храму. Наконец, одолев язычников, наши похватали в храме множество мужчин и женщин и убивали, сколько хотели, а сколько хотели, оставляли в живых.
Хотя крестовый поход мог быть привлекательным для простого солдата, он не слишком вдохновлял государей и феодалов. Стоимость снаряжения была значительной, и, прежде всего, долгое отсутствие угрожало интересам сеньора в его собственном домене, несмотря на канонические решения, которые теоретически защищали собственность крестоносцев. Что касается государей, то они не могли позволить себе отказаться от династических или территориальных распрей ради гипотетических духовных ценностей.
Кроме того, после провала последней великой экспедиции Людовика Святого в Тунис в 1270 году, идея крестового похода была более жива среди теоретиков, чем среди рыцарей. Конечно, проекты создавались, но лишь немногие из них были реализованы. Филипп де Мезьер в своих трудах прославлял почти сакраментальную ценность крестового похода, но власть имущие остались глухи. Однако турки продолжали наступать: в 1354 году они взяли Галлиполи, в 1359 году заняли Фракию. Речь шла уже не о взятии крестоносцами Иерусалима, а о защите христианства от натиска османов. Отчаянные призывы Пьера де Лузиньяна, короля Кипра, не нашли отклика. В 1363 году он набрал несколько компаний наемников, но его экспедиция показала, насколько угасло великое крестоносное движение XII века: не успел он захватить Александрию в 1365 году, как его соратники, после тщательного разграбления города, покинули его, чтобы отправиться с добычей в Европу. Сам Пьер де Лузиньян был убит, но не мусульманами, а своими братьями, которые разделили наследство. В XIV веке для подавляющего большинства западных воинов крестовый поход был грязным делом, организованным грабежом богатств мусульманского мира. Даже среди христиан стали раздаваться голоса против этой практики, например англичане Уильям Лэнгленд и Джон Гауэра. Тот факт, что крестовый поход задумывался как средство избавления Европы от отбросов в лице полуразбойников-наемников, показывает, насколько далеко упал идеал священной войны.
Но миф сохранялся. По крайней мере, он оправдывал время от времени взимание папского налога, теоретически предназначенного для финансирования гипотетической следующей крестоносной экспедиции. И многие рыцари все еще верили в восточную мечту. Кювелье представляет Дю Геклена как большого поклонника Пьера де Лузиньяна, желающего поехать и сражаться за него на Кипре:
Благородные короли, говорит Бертран, я готов
Идти против язычников на доблестный Кипр
Или в Гранаду прямо на жителей Терваганта,
И сражаться с язычниками острым мечом.
Короля Кипра я бы с радостью пошел утешать,
Он завоевал Александрию, кишевшую язычниками.
Я очень хочу, чтобы сарацины были побеждены,
С королем Кипра, которого хранит Бог!
То, что авторитет Пьера де Лузиньяна подействовал на Дю Геклена, является вполне правдоподобным. Маршал Одрегем и многие другие рыцари, с которыми он встречался, разделяли это восхищение. О подвигах Ричарда Львиное Сердце мечтали почти так же часто, как о подвигах Ланселота. Добавим, что на Дю Геклена мог подействовать семейный миф об Аквине, который мог бы быть основателем его отчества и смутно поддерживать идею о родовом королевстве, которое должно быть восстановлено где-то на Востоке или в Северной Африке. Сомнительно, что Дю Геклен имел точные географические представления о мусульманском мире. Кипр и Гранада кажутся ему примерно одним и тем же: далеким регионом на юге, населенным неверными, которых нужно уничтожить. В любом случае, если речь шла о том, чтобы возглавить крестовый поход, он априори был "за".
Папа всерьез задумался об этом, как о самом верном способе избавиться от компаний рутьеров. Участие в крестовом походе против этих бандитов, которые были хуже язычников, можно рассматривать как благочестивый поступок. Но в этом случае крестоносцев предстояло еще найти. В апреле 1365 года Папа направил письмо всем епископам Франции, в котором перечислил все насилия, в которых были виновны рутьеры, сравнив их с дикими зверями, и наложил на них анафему и отлучение. Результат оказался не более успешным, чем в предыдущие попытки. Однако Папа был настолько изворотливым, что предусмотрел, что разбойники станут крестоносцами и будут убивать язычников! Звери, которые накануне были преданы анафеме, по инициативе самого Папы превратились в солдат Христа. Хотя идея была не совсем новой но она все же получила одобрение государей. Король Венгрии даже предложил оплатить расходы на проход через его территорию, а затем перевезти их морем на Восток, где он будет использовать их против турок, которые были у ворот его королевства.