) Херонимо Сурита-и-Кастро.
Наварра и Аквитания
Двумя другими действующими лицами принимавшими непосредственное участие в испанских делах, были Карл Злой и Эдуард Черный Принц. Карл Злой, будучи королем Наварры, очевидно, в первую очередь был озабочен тем, что могло произойти с его соседом в Кастилии. Карл Злой не испытывал симпатии к своему коллеге Жестокому и, как и все остальные в этом деле, был заинтересован лишь в том, чтобы извлечь максимум выгоды из предстоящих событий. Географическое положение Наварры было важным активом, который Карл постарался монетизировать по наиболее высокой ставке, не связывая себя ни с одной из сторон. Его королевство было не очень большим, около двенадцати тысяч квадратных километров, но оно простиралось вдоль Пиренеев, и контролировало важный проход, через Сен-Жан-Пье-де-Порт и перевалы Ронсево, Испегуй и Велате, ведущий к столице, Памплоне. Если бы англичане из Аквитании хотели бы вмешаться в испанские дела, они должны были пройти через него, но им пришлось бы заплатить определенную цену.
Карл Злой также нуждался в восстановлении своей казны, истощенной расходами на войну в Нормандии. Наварра 1365 года была обескровлена чумой, голодом и налогами, как показано в недавно вышедшей книге Мориса Берте Famines et épidémies dans les campagnes navarises à la fin du Moyen Age (Голод и эпидемии в сельской местности Наварры в позднем Средневековье). Голод 1347 года оставил многие дома заброшенными; чума 1348–1349 годов убила половину населения; в 1355 году Карл Злой ввел налог в 30.000 ливров для финансирования своей нормандской экспедиции; в 1356-59 годах он поднял налоги для содержания гарнизонов в Нормандии; неурожаи поразили страну в 1360-61 годах; снова чума и голод в 1362–64 годах, усугубленные войной с Арагоном, из-за которой часть земли не обрабатывалась. Карл Злой уже не мог позволить себе проводить амбициозную политику. В марте 1365 года он подписал договор с Карлом V, который позволил ему сохранить большую часть его нормандских владений и получить сеньорию Монпелье. Но по мнению Карла Злого, это была лишь передышка; король Франции оставался его ненавистным врагом, и если война готова была переместится к границам его владений, он хотел извлечь из этого максимальную выгоду.
Тем временем в Бордо обосновался старший сын короля Англии, Эдуард, принц Уэльский, прозванный Черным принцем из-за цвета доспехов которые он предпочитал носить и масти лошади на которой он предпочитал ездить. Романтическая аура окружала этого героя, контрастируя с атмосферой коварства, в которой купались все эти Злые, Жестокие и прочие Церемонные. Но в этом человеке не было ничего ангельского. Воспитанный на историях о рыцарях Круглого стола, он являлся образцом доблестного рыцаря, блестящего и щедрого на турнирах и в сражениях: герольд Чандос, автор Vie du Prince Noir (Жизни Черного принца), способствовал распространению этого идеализированного представления о принце Уэльском в XIV веке. Принц Эдуард был грозным воином, чья репутация основывалась на подвигах при Креси, где ему было всего шестнадцать лет, и Пуатье. Он победил Иоанна II Доброго, а также стал предводителем грабительского рейда 1355 года по Гаскони и Лангедоку, в которой он проявил свои таланты стратега и тактика. В 1365 году, в возрасте тридцати пяти лет, он стал наследником английского престола. Его отец Эдуард III, который полностью ему доверял, 19 июля 1362 года, назначил Эдуарда герцогом Аквитании. Принц держал свой двор в Бордо, где, как пишет Чандос, "обитали благородство, радость, доброта, щедрость, дружелюбие и честь, и все его подданные и люди любили его всем сердцем".
Более точно то, что они боялись его, ведь Эдуард не был мягким и добросердечным принцем. Жесткий, безжалостный, даже свирепый на войне, Черный принц отличался от большинства современных ему правителей только одним качеством — верностью. Это качество могло привести его к политическим злоключениям с беспринципными партнерами, которые толкали его на необдуманные авантюры, взывая к его чувству рыцарской чести. Если его удавалось убедить, что на карту поставлена честь, ничто не могло его остановить, даже самые элементарные соображения благоразумия. Перед лицом таких хитрых соратников, как Педро Жестокий и Карл Злой, эта архаичная привязанность к рыцарской чести граничила с политической посредственностью. Но коннетабль Джон Чандос находился всегда рядом с принцем, чтобы давать тому благоразумные советы, и можно задаться вопросом, в какой степени заслуги, приписываемые Черному принцу, должны скорее принадлежать Чандосу, даже в чисто военной области, ведь победа при Пуатье принадлежала больше Чандосу, чем Эдуарду. Однако принц не всегда слушал своего верного друга.
В Бордо положение принца Уэльского было более шатким, чем казалось на первый взгляд. За пышностью герцогского двора скрывалось множество трудностей. Если роскошь торжеств, на которых принцесса Уэльская привносила блеск своей красоты, соблазнял некоторых гасконцев, то остальные буйные сеньоры Юго-Запада не привыкли находиться под опекой сюзерена, который часто бывает в Париже или в Лондоне. Более того, большинство прибыльных должностей было доверено личным друзьям принца; возросшее фискальное давление, вызванное взиманием трех налогов-фуажей подряд, и новая эффективность административной системы довершили непопулярность герцога Аквитанского.
Эдуард также был заинтересован в уходе "Великих компаний", которые не знали границ, и некоторые из которых все еще оставались на границах Керси, Руерга и Перигора. В 1365 году у него не было причин противиться крестовому походу в Испанию, даже если в нем примут участие английские наемники. Он был в мире с королем Франции и не намеревался его нарушать.
Дю Геклен, инструмент великих замыслов
Таким образом, был открыт путь для реализации плана Карла V, Урбана V и Педро IV Церемонного. Оставалось только найти человека, способного руководить предстоящей операцией. На самом деле, еще до того, как планы были полностью разработаны, Карл V обратился к Дю Геклену. Этот выбор в основном был обусловлен личностью бретонца, который всегда воспринимался прежде всего как капитан компании, подобно Архипресвитеру. Его военная репутация, созданная при Кошереле, почти не пострадала от поражения при Оре, где он не был командиром. Принятый командирами компании как один из своих, он также обладал ценными качествами в глазах короля: верностью и отсутствием личных амбиций. Он не был равнодушен к жажде добычи, но у него не было политических притязаний, и его нельзя было заподозрить в двойной игре.
Единственная сложность заключалась в том, что он является условно-досрочно освобожденным пленником Джона Чандоса, и пока он не заплатил выкуп, он не мог сражаться. Это препятствие могло быть устранено спонсорами задуманной экспедиции. Нам не известен ход переговоров: вероятно, Карл V, со свойственной ему скупостью, сначала стремился к полюбовному соглашению. По словам Фруассара, Джону Чандосу предложили возглавить экспедицию вместе с его пленником, но он отказался. Вместо этого он, как говорят, посоветовал Черному принцу разрешить участвовать английским компаниям в походе в Испанию.
Поэтому в конце апреля 1365 года Дю Геклен был отправлен в Авиньон, чтобы окончательно согласовать детали экспедиции, а также, как уверяет Бертран д'Аржантре, попросить Папу принять участие в выплате за него выкупа, который король Франции не хотел платить в одиночку. Бертран, более непринужденно чувствовавший себя на поле боя, чем в зале папской аудиенции, конечно, находился в компании одного или двух французских дипломатов, но, по крайней мере, Урбан V мог увидеть, какому человеку будет доверен крестовый поход, и он, похоже, остался доволен осмотром. Тем не менее, по словам Бертрана д'Аржантре, Дю Геклен был очень польщен тем, что его выбрали король и понтифик. Такая перспектива могла только радовать его: за него заплатят выкуп, и он будет командовать большой армией для борьбы с неверными. В Авиньоне он также встретил послов Энрике Трастамарского, которые объяснили ему другую сторону крестового похода.
По словам хронистов, возглавляемых Кювелье, Дю Геклен прекрасно понимал сочетание двух целей экспедиции: священной войны против неверных в королевстве Гранада и борьбы против тирана Педро Кастильского, которого должен был сменить его брат Энрике. Во всех своих действиях и речах он, кажется, был убежден, что ведет крестовый поход. Документ от 2 января 1366 года показывает, что он заранее получал королевство Гранада в случае завоевания, оставляя прибрежные крепости Хьюго Калвли. Когда он обращался к компаниям рутьеров, он называл сарацин врагами, которых нужно победить, подражая королю Кипра. Есть что-то трогательное в этих заявлениях борца за веру, даже если к ним примешиваются обещания грабежа и наказания Педро Жестокого. Должны ли мы сделать вывод, что Дю Геклен был одурачен своими покровителями, целью которых были не мавры Гранады, а Кастилия? Это возможно, и именно поэтому Бертран являлся идеальным инструментом: он был одним из редких лидеров конца XIV века, которому все еще был доступен рыцарский идеал крестового похода. Для этого не нужно было быть очень набожным, достаточно было иметь простую веру. Не из этого ли материала были сделаны все бойцы в священных войнах, те, кого посылали убивать неверных во имя Бога?
Для Дю Геклена наказание Педро Жестокого было частью цели крестового похода, поскольку он был другом сарацин и врагом Церкви. Его король и Папа сказали ему об этом: разве этого недостаточно? Давайте проясним: Дю Геклен не является невинным бескорыстным и чистым инструментом в руках макиавеллиевских организаторов псевдо-крестового похода с политическими целями. Он также отправлялся в Испанию, чтобы обогатиться, сражаться и покрыть себя славой. Но он является исполнителем работы, которая выходила далеко за пределы его понимания, и из которой он выйдет обнищавшим, обманутым и заключенным. Испанские соколы ощиплют бретонского орла.