Но завоевание Прованса было непростой задачей, особенно когда приходилось следить за непостоянным королем Арагона, Педро Церемонным, на юге, и грозным герцогом Аквитании, Эдуардом, на западе, а также принимать во внимание Папу из Авиньона. Последний, Урбан V, окончательно вернулся в Рим в 1367 году, но он наблюдал за Комта Венесеном и поддерживал Иоанну. Поэтому ситуация была очень деликатной. Чего меньше всего не хватало, так это войск: в эти годы Лангедок был неисчерпаемым центром для найма солдат, где можно было найти компании, ищущие работу. Педро IV, Энрике Трастамарский, Черный принц, Людовик Анжуйский и Дю Геклен регулярно находили наемников для своих испанских или провансальских авантюр. Это было благословенное время для руьеров-бандитов, которые вернулись в регион после Нахеры, к большому несчастью населения.
Для нападения на Прованс Людовику Анжуйскому не хватало военачальника более высокого ранга, чем эти капитаны. Освобождение Дю Геклена было для герцога просто находкой, и он был напрямую причастен к этому: финансовая организация выплаты выкупа была во многом его заслугой, и не случайно именно лангедокцы заплатили 30.000 дублонов. Людовик, который уже видел бретонца за работой, уважал и восхищался им. Личные воинские качества Людовика были весьма посредственными, и он испытывал к Бертрану такое же влечение, как и Энрике Трастамарский. Уверенность в себе и спокойная сила Дю Геклена внушали ему уважение.
Со своей стороны, Дю Геклен после девятимесячного перерыва жаждал вернуться в бой: сорок лет он не прекращал наносить и получать удары, и он все еще был полон сил. После сражений с бретонцами, англичанами, нормандцами, гасконцами, испанцами настала очередь провансальцев. Но он не забывал, что, будучи освобожденным условно-досрочно, он не мог сражаться до тех пор, пока за него не заплатят полный выкуп. Так, говорит Кювелье, в течение нескольких месяцев его видели только с палкой в руке, он руководил военными действиями, сам в них не участвуя.
Освобожденный 17 января в Бордо, Бертран прибыл в Монпелье 7 февраля в сопровождении Арнуля д'Одрегема. Герцог Анжуйский встретил его с распростертыми объятиями и объяснил ему ситуацию. Чтобы завоевать Прованс, сначала нужно было взять Тараскон, который защищал переправу на берегу Роны. Город был замечательно укреплен, а замок впечатлял. Поэтому была собрана небольшая армия, в которую вошли несколько постоянных соратников Дю Геклена: Оливье, брат Бертрана, Оливье и Ален де Манни, Ален и Тристан де Ла Уссэ. К ним примкнули некоторые из самых отъявленных негодяев, которые рыскали по Лангедоку, привлеченные репутацией Бертрана как хорошего плательщика: Перрен де Савойя, Ноли Папелон, ле Пти Мешин, Аманье д'Ортиг, Босоне де По. Кроме того, Дю Геклен имел при себе оставшихся в живых участников битвы при Нахере, которых как говорит Кювелье, выкупил из плена частью денег, предназначавшихся ему самому, что весьма вероятно.
Осада Тараскона началась 4 марта. Но вскоре выяснилось, что это дело сложнее, чем ожидалось. Восемнадцать камнеметных машин били по стенам, а неудачные штурмы множились. На реке Рона была установлена заградительная сеть из лодок, чтобы блокировать поставки продовольствия. Армия спасения, состоящая из марсельцев под командованием Ренье Гримальди из Ниццы, попыталась спасти город, но была оттеснен в Альпы Оливье де Манни. Не дожидаясь результатов осады Тараскона, герцог, утвердившись в Бокере, одновременно начал осаду Арля. Дю Геклен стал проявлять нетерпение. Как и в Нормандии, он прибег к запугиванию горожан: придя на переговоры к подножию стены с капитаном Тараскона, он пригрозил истребить население, если оно не сдастся в течение двух дней. После напряженных дебатов, не надеясь на помощь буржуа решили капитулировать. 22 мая четверо из них отнесли ключи от города герцогу Анжуйскому, который согласился помиловать их после заступничества Дю Геклена.
Последствия захвата Тараскона неясны. Дю Геклен, судя по всему, на некоторое время обосновался в этом городе, но он также совершал вылазки в Прованс, в сторону Экса. 30 июня его видели в Ла-Мотте, в нескольких километрах к северо-востоку от Тараскона; 5 июля он был в Майане, в семи километрах к северу от Сен-Реми-де-Прованс. Оттуда он отправил письмо Луи д'Андузе, сиру де Ла Вульта, которого Людовик Анжуйский поставил во главе Тараскона. Это сохранившееся письмо показывает неразбериху и недоверие, вызванные присутствием в регионе компаний наемников. Группа его людей подошла к воротам Тараскона, и гарнизон, несомненно обеспокоенный присутствием этой группы солдат, отнесся к ним как к врагам, запретив им доступ в город и даже открыв по ним огонь, в результате чего один человек погиб, один был ранен и один взят в плен. Дю Геклен в отместку напал на сеньора Ла Вульта. Несмотря на связь с королями и принцами, Бертран не изменился с юности: он утверждал, что принадлежит к братству рутьеров, "gens de compagnies", незнатного происхождения; не стыдился своего происхождения и своего прошлого, он с гордостью заявлял о своей солидарности с наемниками, этими главарями банд, этими полубандитами, чьи преступления он не оспаривал, заявляя, что готов их исправить, а не наказывать. Он принадлежал к этой среде и гордится этим. В этом документе почти проявляется классовое сознание.
В это же время проявилась еще одна сторона его личности — непоколебимая преданность: "монсеньор Анжуйский" был его сюзереном, и Бертран заботится о его интересах превыше всего. Это единственная причина, по которой он сразу же не уничтожил сеньора Ла Вульта, которого он презирал, ведь не имея возможности сражаться с врагами герцога, он напал на людей Бертрана.
И наконец, можно отметить вспыльчивость, жестокость и грубость Дю Геклена: "Я нанесу ущерб какой только смогу вам, и всем вашим землям и владениям". Не стоило навлекать на себя гнев пса Броселианда. Таков был, в сущности, его характер: верный грубиян, сделанный из того же материала, что и Калвли, Ноллис и Арно де Серволь, его собратья по профессии. Он обладал упрямой, непоколебимой преданностью, физически и инстинктивно одарен природой для ведения войны; ни в чем не сомневающийся и ничему не удивляющийся, всегда спокойный, как среди соратников, так и при дворе принцев, с которыми он вел дела без всяких комплексов. Это человек, которого не следовало расстраивать, если он не являлся его начальником, потому что он уважал иерархию, которая являлась частью порядка вещей, но он никого не боялся среди простых смертных. Получив его письмо, сеньор Ла Вульт вынужден был покориться:
Если у вас слишком много дел, если вы негодуете на всех провансальцев, которые являются врагами моего господина [герцога Анжуйского], которым это будет неприятно, то при всем неудовольствии, которое мы можем им причинить, мы это сделаем, нравится вам это или нет. И поскольку вы называете нас людьми компаний, мы — маленькие люди, которые с Божьей помощью будут иметь на вас право, если вы нас обидели. Если мои люди обидели вас, то я достаточно могущественен, чтобы исправить это […]. А о том, что вы говорите, что они пытались войти в город силой и не сказали зачем, знайте, что я и мои люди так же, как и вы, или даже больше, преданы моему господину Анжуйскому, потому что ни разу за его войну вы не надели шлем, при штурме города или иным способом, но вы подняли меч, чтобы взять моих людей в плен […]. Знайте, что как только вы покинете службу у моего господина Анжуйского, я покажу вам, что вы начали войну против меня, и весь ущерб, который я смогу нанести, я нанесу вам и всем вашим землям и владениям. Вместо животных, которых забрали мои люди из города Тараскона, пришлите ко мне добрых людей из этого города двух человек, и я заставлю вернуть им их животных, если таковые были забраны, ибо я не хотел бы сделать ничего, что могло бы вызвать недовольство моего господина герцога Анжуйского.
В начале июля Дю Геклен был тем более взбешен, что пятью днями ранее он получил известие от Педро IV, короля Арагона, с угрозой отозвать все свои подарки и обещания в связи с иском от Хьюго Калвли, который король использовал в своих интересах. В марте 1368 года поверенный Калвли представил каталонскому королевскому двору пакет документов, в которых Дю Геклен во время испанской экспедиции заложил все свое имущество для погашения долгов перед английским рыцарем: 63.108 золотых ливра для оплаты английских компаний и 26.257 флоринов для оплаты остатков четвертого квартала кампании. Педро IV сразу же увидел, какую прибыль он может извлечь из этого дела, чтобы избавиться от собственных долгов перед Дю Гекленом. 24 марта он направил Дю Геклену повестку с требованием явиться в суд в течение двадцати дней. Не получив ответа, 3 июня он отправил вторую: если бретонец не явится лично или не отправит своего представителя в течение 26 дней с момента получения повестки, судебное разбирательство будет проведено без него. Бертран получил этот документ 30 июня, но не отреагировал на него как и на первый.
28 июля суд приступил к обсуждению дела. Оказалось, что Дю Геклен заложил все свое имущество, движимое и недвижимое, в Испании, чтобы расплатиться с Калвли, но остался должен последнему 55.000 флоринов. Поскольку Педро IV задолжал Дю Геклену 28.000 флоринов, два корабля и вооруженную галеру, поверенный Калвли Марк Фустер потребовал, чтобы деньги были выплачены его хозяину, чтобы три корабля были переданы ему в залог, а замки и земли Борха, Магаллон и долины Эльда и Новельда перешли к нему. Приговор, вынесенный 4 августа, удовлетворил все эти просьбы. Педро IV был освобожден от всех своих долгов перед Дю Гекленом и приобрел симпатии близкого друга Черного принца. В его политике лавирования между Валуа и Плантагенетами это был продуманный ход. Дю Геклен был жестоко лишен своих владений в Арагоне. Его соратник Калвли оказался намного хитрее.
Однако к середине августа Педро IV узнал, что Бертран с небольшой армией находится у его границ. Бретонец был явно взбешен конфискацией своей собственности, но его наезд на самом деле был согласованной попыткой герцога Анжуйского и Карла V запу