и. Дю Геклен, который, очевидно, знал об этом, высказал два формальных возражения, о которых сообщает Фруассар:
Дорогие сеньоры и благородный король, я не могу, я не желаю, я никоим образом не могу поступать против того, что может быть для вас весьма желательным. Но, по правде сказать, я бедный человек, и низкого происхождения для должности коннетабля, которая столь велика и благородна, что тех, кто пожелает исполнять ее по праву и с честью, и кому подобает командовать и смотреть за всем строгим взглядом, стоит скорее поискать среди великих людей, а не среди бедных. Сейчас, сир, здесь находятся мои сеньоры, ваши братья, ваши племянники и ваши кузены, которые неоднократно командовали вашими армиями в различных походах, и как я буду отдавать им приказы? Определенно, дорогой монсеньор, зависть и ревность столь велики повсюду, что я должен буду защищаться от них. Потому я прошу вас не настаивать на том, чтобы я принял эту должность, но отдали бы ее кому-нибудь другому, кто будет готов ее принять, и который лучше меня знает, как ее исполнять.
Из этого текста следует, что Дю Геклен проявлял осторожность. Осознавая свое скромное происхождение, он опасался, что ему будут мешать в его действиях представители знати и что он не будет пользоваться достаточной свободой действия. Проблема была реальной, и монолог показывает как откровенность Бертрана, так и его заботу о независимости.
Кювелье добавляет, что он попросил бы еще одну гарантию, прежде чем согласиться. Король, явно находясь в хорошем настроении, заранее дает добро на это в таких выражениях:
Бертран, я согласен,
Но не проси у меня моей красивой короны,
И не моей благородной и нежной жены.
Нет, — сказал Бертран, — клянусь Богом,
У меня достаточно жен, их в два раза больше.
Это показательные слова обоих персонажей, даже если они вымышлены. У Карла V была страсть к коронам, которых у него была целая коллекция: кажется, двадцать семь штук, и здесь речь идет о самом предмете, а не о функции, которую он выполнял. Что касается Дю Геклена, то его чувства к Тифен еще раз оценены по достоинству. Так о какой гарантии он просил?
Что если вам что-то сообщат обо мне,
Ведь предателям свойственно обманывать,
Вы не поверите ничему из того, что будет сказано
И не держи на меня зла
Когда тот, кто станет обличать меня
Расскажет вам ложь обо мне.
Боязнь клеветы придворных кругов, несомненна. Со стороны Кювелье эти слова, прежде всего, являются намеком на события 1378–1379 годов, когда распространились слухи о сомнительной верности коннетабля. Поскольку Кювелье не будет рассказывать об этом постыдном эпизоде, он заранее отвергает слухи о клевете.
Король согласился, и Бертран был назначен коннетаблем Франции:
Он получил все гарантии,
И поцеловал уста мудрого короля.
Таким был Бертран коннетабль, о котором я говорю,
Рыцари подошли к нему, поздравили его,
И Бертран принимает их поздравления с благодарностью.
Среди присутствующих был старый противник Дю Геклена. Он служил в английской армии при Оре и Нахере, а недавно сменил сторону: это был Оливье де Клиссон, другой бретонец, который десять лет спустя станет преемником Дю Геклена. Этот беспокойный человек, жестокий, амбициозный и жадный до богатства, был также отличным воином. Воспитанный в Англии, двоюродный брат Эдуарда III и герцога Бретани Иоанна IV, он до этого момента ассоциировался с Черным принцем. Но в октябре 1362 года Карл V во время своей кампании по привлечению всех полезных мечей смог убедить его сменить сторону, пообещав земли и деньги, доказав ему, что те, кто на другой стороне, не вознаграждают его должным образом. Клиссон, который уже потерял глаз при Оре сражаясь за англичан, враждовал с герцогом Бретани из-за владения некоторыми землями. Говорили, что он также был любовником герцогини. Короче говоря, он воспользовался возможностью и подписал союзный договор с королем, поклявшись в верности ему до самой смерти.
Так он оказался соратником своего прославленного старшего соотечественника Дю Геклена, до тех пор бывшего его врагом, и теперь был обязан ему повиноваться. Помимо географического происхождения, у этих двух мужчин была одна общая черта — они умели сражаться. Кроме этого, они были полной противоположностью друг друга: Клиссон был знатным сеньором, не лишенным культуры, у него были личные амбиции, он накапливал богатство и имеет довольно гибкое представление о верности. Между ним и Дю Гекленом не было особого уважения, максимум — некое воинское братство. В тридцать четыре года, он был все еще молодым человеком по сравнению с Дю Гекленом, молодым человеком с хищными повадками.
Обреченные сражаться бок о бок, два бретонца через несколько месяцев заключили договор о союзе и братстве по оружию, текст которого, сохранившийся до наших дней, является хорошей иллюстрацией этих договоров между людьми, которые были наложены на шаткие вассальные связи конца феодализма. Переплетение сеньориальных связей, которое приводило к парадоксальным и противоречивым ситуациям в отношениях сеньор-вассал, в значительной степени способствовало ослаблению вассальных обязательств. Когда каждый является вассалом и господином каждого, каждый был волен выбирать сторону в зависимости от обстоятельств и интересов. Например, Дю Геклен, который должен был стать сеньором Тентеньяка в результате своего второго брака, был вассалом своей сестры Жюльены, настоятельницы аббатства Сен-Жорж-де-Ренн, от которого зависел Тентеньяк, но он также был вассалом герцога Иоанна IV за Брун и Ла Рош-Дерьен, а тот в свою очередь был вассалом Эдуарда III за Ричмонд и Карла V за Бретань. За свои земли в Испании и Нормандии Бертран был вассалом Энрике II Кастильского или Педро IV Арагонского, а также герцога Нормандии. В XIV веке феодальная "пирамида" представляла собой запутанный лабиринт, отсюда вытекала необходимость обеспечивать лояльность с помощью других связей, не связанных с владением землями, в виде таких договоров о союзе или братств по оружию, которые сопровождались обменом кровью: несколько капель, смешивались в кубке с вином, из которого каждый выпивал половину.
По всей видимости, именно так обстояло дело между Клиссоном и Дю Гекленом, поскольку формула, использованная в договоре, гласит, что соблюдение пунктов клятвенно подтверждено "на святых Евангелиях Божьих, телесно нами осязанных, и временем и клятвами наших тел, связанных друг с другом". Эти два человека, "чтобы вечно питать добрый мир и любовь" между собой, поклялись поддерживать друг друга против всех других, за исключением короля Франции и виконта Рогана, делить пополам все свои военные трофеи, предупреждать друг друга обо всех клеветах или дурных делах, о которых они будут знать друг о друге, и защищать друг друга как братья. Одна из статей договора ясно показывает, что этот тип союза накладывался на феодальные отношения и имел над ними приоритет: если сюзерен одного из них под любым предлогом будет пытаться конфисковать его фьеф, другой обязан поддержать его, в том числе и силой оружия. Братство по оружию становилось выше вассалитета.
Этот договор Клиссона и Дю Геклена, датированный 23 октября 1370 года в Понторсоне, вероятно, был заключен в начале месяца в Париже, когда эти два человека встретились по случаю инвеституры Дю Геклена в качестве коннетабля. Как бы ни относились придворные к Бертрану, все соглашались, что эта должность подходит ему идеально. Некоторые из присутствующих были даже полны энтузиазма, как, например, анонимный клерк, отметивший на полях регистра Счетной палаты: "Да здравствует коннетабль Франции Бертран Дю Геклен, самый доблестный и прославленный рыцарь из всех. Пусть он покоится в мире Господнем благодаря своим похвальным заслугам". Кристина Пизанская сообщает, что "добрый бретонец, рыцарственный и храбрый сир Бертран дю Клекен был избран коннетаблем Франции во второй день среды октября 1370 года", и отмечает, что это событие восстановило мужество и энтузиазм многих рыцарей: "Великая радость была у доблестных рыцарей, и за оружие вновь взялись многие из тех, кто по вине плохих вождей его бросил".
Требования войны
Назначение Дю Геклена придало новый импульс войне и произвело ошеломительный эффект. Королевство очень нуждалось в этом. В тот самый момент, когда Бертран получил свои новые обязанности, английские войска подошли к стенам Парижа, чтобы посмеяться над королем Франции. Во главе их стоял старый знакомый коннетабля — сэр Роберт Ноллис. В свои пятьдесят семь лет он был все таким же активным, жестоким и жадным. Он возглавлял армию, посланную Эдуардом III: высадившись в июле в Кале с пятнадцатью сотнями латников и таким же количеством лучников, он оставил за собой след разрушений и запустения. Но добыча была мизерной, потому что он столкнулся с новой французской тактикой: закрытые города, из которых не предпринималось никаких попыток выйти для сражения. Англичане были вынуждены вытаптывать посевы накануне сбора урожая и сжигать крестьянские домики покрытые соломой. Они прошли Аррас, Ройе, Нуайон, Реймс и Труа, но о нападении на эти богатые и хорошо укрепленные города не могло быть и речи.
Затем Ноллис перешел к провокациям у самой столицы. Деревни в пригородах, такие как Кашан и Аркей, были сожжены; 24 сентября они развернулись на равнине возле Вильжюиф, чтобы предложить сражение. Окружавшие короля графы Танкарвиль, Сен-Поль, виконт Мо, Рауль де Куси, Жан де Вьенн, сенешаль Эно и другие знатные вельможи с трудом сдерживали себя. Они видели дым от горящих деревень; английский рыцарь даже имел дерзость прийти и постучать в одни из ворот Парижа; он отошел от ворот невредимым, только для того, чтобы быть срубленным ударом топора мясника, находившегося поблизости; упав на землю, он подвергается расправе со стороны четырех крестьян, "которые наносили ему удары, как будто он был наковальней", говорит Фруассар. Эта сцена, изображенная в XV веке на миниатюре, иллюстрирующей его хроники, показывает ярость маленьких людей; они не понимали пассивности знати, этих прославленных рыцарей, которые смотрели, как враг опустошает королевство. Тактика Карла V не увеличила популярность французской знати. Но то была цена за спасение королевства. По словам Фруассара, Оливье де Клиссон убеждал короля не поддаваться на провокацию: "Сир, вам незачем выступать против людей; они все равно уйдут и отступят; они не могут отнять у вас наследство и не запятнают вас навозом". Таким образом, у оборонительной тактики уже появились приверженцы. Разочаровавшись в своих надеждах на битву, Роберт Ноллис направился на запад, возобновив свои набеги в Босе, а затем в Мэне, намереваясь захватить Бретань.