Как всегда в таких обстоятельствах, были организованы празднества и турниры. Турниры были неотъемлемой частью жизни средневековых дворян и обеспечивали им необходимую военную подготовку. В мирные периоды, как это было в Бретани, турнир оставался единственной практикой для воина.
Рыцарский турнир XIV века уже не имеет никакого сходства с масштабными побоищами XII и XIII веков, когда два лагеря по несколько десятков рыцарей сталкивались друг с другом в небольших сражениях. Это было "ритуализированное зрелище, формалистский парад, соблюдающий все более строгий этикет", — писал Филипп Контамин. Рыцарей представляли герольды, специалисты по геральдике, которые знали гербы всех участников турнира. Некоторые турнирные бойцы, ставшие настоящими профессионалами, переезжали с одного турнира на другой, живя на выигранные призовые деньги. В конце XII века Уильям Маршал установил непревзойденный рекорд — пятьсот побед за пятнадцать лет. В то время побежденных на турнирах брали в плен и требовали выкупа: за десять месяцев Уильям взял более ста пленных. Маршал стал профессиональным турнирным бойцом, которому граф Фландрский и герцог Бургундский предлагали 500 ливров в год. В итоге он стал герцогом Пембрук и регентом Англии. В XIV веке сделать карьеру на турнире было сложнее. Короли пытались ограничить эту практику, поскольку она была расточительной как с финансовой точки зрения, так и с точки зрения человеческих жизней, поскольку использование затупленного оружия не всегда позволяло избежать серьезного кровопролития. Однако привычка слишком глубоко укоренилась: в 1316 году Папа Иоанн XXII вновь разрешил турниры, которые теоретически были запрещены с 1130 года.
Как зрелище и возможность показать себя, турнир привлекал толпы людей. По словам Кювелье, в 1337 году в Ренн съехались пять или шесть сотен рыцарей и оруженосцев со всей Бретани. Бертран находился в толпе и размышлял о своем унижении. Окружающие посмеивались над его скудным снаряжением:
Один сказал другому: — он сын рыцаря,
А ездит на лошади мельника.
А другие говорили: — он похож на пастуха!
Ему стоит править телегой,
А не участвовать в турнире или сражаться.
Бертрану было семнадцать лет, он страдал от неказистого внешнего вида. Эмоциональная отчужденность окружающих, жертвой которой он стал с раннего детства, несомненно, поддерживала в нем постоянную агрессивность. Кювелье приписывает ему такие мысли:
Меня никогда не будут любить и баловать,
Поэтому я всегда буду отвергнут дамами,
Ибо я хорошо знаю, что я очень уродлив и плохо сложен,
Но поскольку я некрасивая, я хочу быть самым смелым.
Турнир в Ренне дал ему возможность раскрыть себя. Поскольку ему не разрешили участвовать в турнире в его посредственном снаряжении, он одолжил коня, доспехи и оружие у более удачливого кузена, возможно, Оливье, сына своего дяди Бертрана. Экипированный с ног до головы, он появлялся на ристалище, но анонимно, без щита и с опущенным забралом. Считается, что он это сделал для того, чтобы его не узнал отец, который тоже участвовал в турнире. Возможно также, что Кювелье воспользовался темой неизвестного рыцаря, которая была модной в аристократической литературе позднего Средневековья. В куртуазных романах фигурируют "неизвестный рыцарь", "рыцарь в плаще пилигрима", "белый рыцарь", чтобы придать истории ореол таинственности.
Тем не менее, в этот день Бертран Дю Геклен раскрыл свои качества перед своими сверстниками. Он принял вызов рыцаря и отправил его на землю удивительно точным ударом копья. Та же участь постигает еще четырнадцать человек, и все присутствующие задавались вопросом о личности таинственного чемпиона. Когда жребий свел его лицом к лицу с отцом, он отказался от поединка. Наконец, одному нормандскому рыцарю удается сбить с Дю Геклена забрало, и его все узнали. Ему был устроен триумф. Он стал героем. Слава о юноше распространилась по всей провинции благодаря участникам турнира, рассказывавшим о его подвигах, и даже дошла до герцога. Что касается Роберта Дю Геклена, то он обещал забыть все обиды на своего беспутного сына. По словам Кювелье, он обещал предоставить в его распоряжение все свое имущество, чтобы он мог продолжить свою карьеру турнирного чемпиона:
Конечно, прекрасный сын, уверяю вас,
Никогда больше я не сделаю тебе ничего плохого
Как я и делал до сих пор.
Я буду давать тебе лошадей по желанию,
Я не откажу тебе в золоте или серебре,
Чтобы ты мог искать свою удачу повсюду,
Хотя бы мне пришлось заложить свои земли,
Ведь сегодня ты оказал мне такую честь.
Впечатляющий поворот в судьбе. Утвердившись в рыцарских поединках, Дю Геклен теперь был признан окружающими и уважаем как отличный турнирный боец. Начало войны в 1341 году придало его карьере еще более крутой взлет.
Истоки Столетней войны
Почти одновременно вспыхнуло два конфликта. В более крупном из них Филипп VI Валуа, король Франции, противостоял Эдуарду III, королю Англии. Вторым, более локальным, была война за бретонское наследство, в которой боролись два претендента: Карл де Блуа и Жан де Монфор. Этот второй конфликт был тесно связан с первым, поскольку оба короля поддерживали каждый своего кандидата на герцогскую корону, которое было для них пешкой в большой игре, которую они вели.
Конфликт между Филиппом VI и Эдуардом III — это ни в коем случае не война между Францией и Англией, это война между двумя людьми, которые вели за собой своих вассалов, не заботясь о границах. Филипп VI, король Франции, был верховным сюзереном всех сеньоров, владевших фьефами в его королевстве и обязанных ему оммажем и верностью. Однако Эдуард III, король Англии, также является герцогом Гиени, или Аквитании, поскольку в XII веке наследница герцогства, Элеонора, вышла замуж за Генриха II Плантагенета ставшего королем Англии. Филипп VI, не доверяя столь могущественному вассалу, потребовал от него принесения оммажа, который запрещала ему, при любых обстоятельствах, идти войной против своего сюзерена. На самом деле Филипп стремился довести своего вассала Эдуарда до предела, поставить его в ситуацию нарушения феодальных обязательств, чтобы объявить его преступником и конфисковать у него герцогство, как того требовало феодальное право. Филипп не мог стать настоящим хозяином своего королевства, пока не воссоединит Аквитанию с королевским доменом.
Эдуард находится в обороне. Провокации Филиппа истощали его терпение. Честь короля не позволяла ему терпеть постоянные унижения со стороны своего коллеги и сюзерена. Он готов был принести оммаж и сделал это 6 июня 1329 года, но с ограничениями и оговорками. Филипп хотел большего; его агенты умножали провокации. В то же время король Франции укрепил свои связи с шотландской монархией, своим традиционным союзником, который был очень полезен в оказании давления на англичан. Эдуард, со своей стороны, действовал во Фландрии, где граф, еще один вассал короля Франции, с 1323 года столкнулся с восстанием крупных городов производящих сукно. Фламандская текстильная промышленность не могла обойтись без английской шерсти. Запрет на экспорт этого сырья означал разорение для Брюгге, Гента и других промышленных центров. Эдуард прибегал к запрету, чтобы заставить фламандцев выступить на его стороне. Брабант, столкнувшись с той же проблемой, также встал на сторону Плантагенета, как и Эно, граф которого был тестем Эдуарда. Голландия, Зеландия и Рейнские княжества, подкупленные английским золотом, дополнили союзы короля Англии, который таким образом имел хорошие средства давления на Филиппа VI.
Последний, как сюзерен, не мог терпеть враждебное поведение своего вассала. Более того, обращения из Гиени множились; аквитанские сеньоры, побуждаемые французскими агентами, просили суд короля Франции исправить несправедливости, жертвами которой они себя считали со стороны короля Англии. Филипп призвал своего вассала Эдуарда предстать перед его судом, чтобы объясниться. Эдуард не приехал и 24 мая 1337 года Филипп объявил о конфискации герцогства Гиень. В начале ноября Эдуард отправил епископа Линкольна в Париж с письмом с отказом в повиновении "Филиппу Валуа, который называет себя королем Франции". Начинается Столетняя война.
Война была не только феодальной, но и династической, поскольку в 1328 году во Франции произошла смена правящей династии. Последний сын Филиппа IV Красивого, Карл IV, умер бездетным. Его сменил кузен, Филипп Валуа, племянник Филиппа IV и внук Филиппа III, который принял имя Филипп VI. Наследование не встретило никаких трудностей, но права на корону Изабеллы, дочери Филиппа IV и сестры трех последних королей Франции, должны были быть официально отменены. Изабелла была королевой Англии и матерью Эдуарда III. Феодальное право никоим образом не исключало женщин из наследования; во многих фьефах герцогини или графини были полноправными сеньорами, которые передавали наследство своим потомкам. Так зачем же было исключать женщин из наследования французской короны? Этот вопрос задавался и раньше. В 1314 году Филипп IV решил, что графство Пуатье, которое было апанажем, перейдет к короне, если у графа не будет детей мужского пола. В 1316 году, когда умер Людовик X, он оставил маленькую дочь Жанну Наваррскую и беременную жену, которая родила маленького Иоанна I Посмертного. Поскольку Иоанн умер через несколько часов после рождения, Жанна должна была стать королевой. Однако она была оттеснена от престола своим дядей, Филиппом де Пуатье, младшим братом Людовика X. Жанна, впоследствии вышедшая замуж за графа Филиппа д'Эврё, стала матерью Карла Наваррского, известного как Карл Злой который не хотел забывать, что корона Франции могла бы принадлежать ему.
Поэтому прецеденты были. В 1328 году, однако, права Изабеллы были действительно неоспоримы. Но бароны Франции предпочли ее кузена Филиппа Валуа. С одной стороны, потому что вопрос о Жанне и ее потомках мог возникнуть снова; с другой стороны, потому что эти великие бароны не очень хотели, чтобы могущественный король Эдуард III стал их сюзереном. Лучше было отдать корону одному из своих; Филипп Валуа был обнадеживающим, достаточно хорошим рыцарем, чтобы защитить трон, но не настолько сильным, чтобы угрожать правам феодалов.