получил клятвы верности от представителей населения и через три дня вернулся в Пуатье.
Последние места в провинции Они стремительно сдавались. Замок Бенон был осажден. Ночью подкрепление прибывшее к осажденным из Суржера атаковало лагерь коннетабля, и "один из его почетных оруженосцев, которого он очень любил, был убит". Тут нашего героя снова обуяла ярость, он поклялся не покидать это место, пока не расправится со всем гарнизоном. На следующее утро он лично возглавил штурм, занял замок и, по версии Фруассара, выполнил свою угрозу. Кювелье, напротив, приписывает заслугу в этой резне Оливье де Клиссону, чье особенно одиозное поведение вполне оправдывало прозвище "Мясник англичан", которое ему дали. Клиссон был известен своей жестокостью и грубостью. Поэтому этот эпизод ни в коем случае не является неправдоподобным, тем более что в то время, когда Кювелье писал свою книгу, Клиссон был коннетаблем; Кювелье не мог бы приписать ему такой поступок, если бы не был уверен в этом. Кювелье передает, как Клиссон хладнокровно убивает пленных ради единственного садистского удовольствия от убийства. Последние англичане, оказавшие сопротивление, сдались. Клиссон просит позволить ему делать с ними то, что он хочет. Вооружившись топором, он подошел к двери, через которую выходили сдавшиеся английские солдаты без оружия:
Он подошел к двери башни; он ждал англичан.
И первого, кто вышел, он поразил своим топором,
Одним ударом он разбил ему голову,
Второго и третьего он сбил с ног,
Пятнадцатью ударами топора он отрубил пятнадцать голов.
Французские солдаты, со смехом, делают свои замечания. Один из спутников Клиссона сказал ему:
Оливье, мой хороший друг, успокойся немного,
Вы становитесь слишком горячим для этой задачи!
Почему бы вам не назначить камердинера или сержанта,
Кто обезглавит этих англичан за вас?
Это не дело для могущественного барона.
— Господи, сказал Оливер, это не так!
Воистину, если бы многие из них были еще живы,
Я бы перебил их всех сразу,
Но я не пощажу англичан, пока жив.
То, что Оливье де Клиссон был кровожадным маньяком, это одно. Но то, что Кювелье прославлял его, показывает, насколько бесчувственным стало высшее общество XV века после полувековой войны.
После Бенона Дю Геклен взял Маранс, Фонтене-ле-Конте и Туар также в свою очередь пали. Последние бароны, все еще верные Эдуарду III, укрылись в Суржере. 28 сентября с ними было заключено почетное соглашение: если через два месяца, в День святого Андрея, король Англии не пришлет им помощь, они сдадутся. Таким образом, было соблюдено феодальное право: сюзерен должен был прийти на помощь своим вассалам; если он этого не делал, последние освобождались от своей вассальной присяги.
Бретонская проблема
Оставалось только ждать. Однако коннетабль не собирался бездействовать. В Пуатье он получил от короля приказ вмешаться в дела родной провинции так как вновь возникла бретонская проблема, которая должна была отравить последние годы жизни Дю Геклена.
После победы в 1364 году герцог Иоанн IV оказался в щекотливом положении. Молодой и неопытный, он во многом зависел от своего покровителя, короля Англии, с которым его связывал договор о наступательном и оборонительном союзе по которому он обещал не жениться без его разрешения. Действительно, две первые супруги герцога были английскими принцессами: Маргарет, дочь Эдуарда III, умершая в 1365 году, и Джоан Холанд, падчерица Черного принца, на которой он женился в 1366 году. Воспитанный в Лондоне и обученный английским традициям, Иоанн IV был окружен английскими советниками, их было по крайней мере, восемь из тридцати или около того. Можно сказать, что это лишь меньшинство, но давайте попробуем представить, какой эффект произвело бы сегодня назначение в правительство восьми министров из иностранцев! Разные времена, разные обычаи, но, тем не менее, бретонцам было неприятно видеть среди приближенных герцога каноника Линкольна, Томаса Мельбурна, который был генеральным сборщиком налогов и казначеем герцогства с 1365 по 1373 год, и таких лордов, как Роберт де Невиль, который был маршалом, его брат Джон де Невиль, Уильям Латимер и время от времени Хьюго Калвли.
Надо учитывать также, что английские гарнизоны были введены на территорию герцогства со времен Войны за бретонское наследство: Дерваль и Руже все еще находились в руках Роберта Ноллиса; Бешерель, Гавр, крепость Коле, близ Бурньефа, сеньория Гемене-Гингам принадлежали англичанам; английские чиновники находились в Бресте и Сен-Матье; другие получали значительную ренту от герцога: например, Роберт Шенн, Джеффри Уорсел, Роберт Миттонн. Можно, конечно, отметить, как это сделал британский историк Майкл Джонс, что это очень незначительные случаи, но мы знаем, что некоторые незначительные факты, когда они часто повторяются, могут приобрести значительную важность в глазах общественного мнения, не готового их принять. Несомненно, что бретонская знать, а также духовенство и часть буржуазии очень смутно воспринимали английское присутствие, которое их воображение преувеличивало. Англичане рассматривались как конкуренты за обладание бенефициями, сеньориями, рентами и важными местами. Развивались англофобские настроения, которым вторил каноник из Доля, Гийом де Сент-Андре, который одновременно был секретарем герцога и автором Histoire rimée du duc Jean IV (Рифмованной истории герцога Иоанна IV). Он приписывает бретонским дворянам следующую речь, обращенную к герцогу:
Вас окружает слишком много англичан;
И это не принесет вам ничего хорошего
Они ни сколько не уважают нас;
Мы смертельно ненавидим их:
И из-за этого мы плохо живем.
Ими вы настроены против нас.
Последуйте нашему совету,
Отправьте их обратно в их страну!
Сделайте это, если хотите
Жить в мире и без войны,
Как законный владыка своей земли.
Ибо тогда мы все будем в согласии
С французами до смерти.
Поэтому бретонские бароны, казалось, были явно на стороне Франции. Иоанн IV был непопулярен в герцогстве. "Он не осмеливался доверять жителям Ванна, Динана или любого другого доброго города своей страны", — писал хронист Ален Бушар. Недоверие было тем сильнее, что последствия войны за герцогский престол все еще ощущались. Официальные помилования и примирения не стерли старые обиды. Крупная бретонская знать была на стороне дома де Блуа, и оставалась еще мощная партия герцогини Жанны де Пентьевр, которая сохранила весь свой апанаж на севере полуострова ― одну пятую герцогства! Наследник Жанны, Жан де Пентьевр, женился на дочери Оливье де Клиссона, Маргарите. Компаньон Дю Геклена, и так бывший одним из крупнейших сеньоров Бретани, был таким образом связан с врагами герцога, которые также воспользовались недовольством, вызванным мерами по реорганизации фискальной системы герцогства. Епископы и бароны выступали против растущего вмешательства герцогской администрации в их дела, как показал Жан Керхерве в своей работе L'État breton aux XIVe et XVe siècles (Бретонское государство в XIV и XV веках). Например, во время первого общего налогового сбора 20 октября 1365 года Дю Геклен, как и большинство вассалов, столкнулся с трудностями, позволив герцогским чиновникам собирать налог в замке Ла Рош-Дерьен. Коннетабль также был лично в плохих отношениях с Иоанном IV, своим бывшим врагом в войне за бретонское наследство и союзником англичан. В 1372 году он отказался принести герцогу оммаж за свои бретонские владения, о чем свидетельствует обращение Иоанна IV к королю Франции с просьбой оказать давление на Дю Геклена, чтобы тот выполнил свой феодальный долг.
Таким образом, в Бретани возникла мощная профранцузская партия, душой которой был амбициозный и зловещий Оливье де Клиссон. В 1371 году эта партия еще больше укрепилась благодаря началу процедуры канонизации Карла де Блуа. Коалиция, сформированная партией Пентьевров, королем Франции, несколькими крупными феодалами и бретонскими епископами, а также францисканцами, оказала давление на Урбана V, который решил назначить комиссию по расследованию. Эта комиссия начала свою работу в Анжере. Францисканцы из Гингама, где находилась гробница Карла, умело организовали пропаганду, чтобы сделать его мучеником и распространяли слухи о многочисленных чудесах, которые должны были совершиться благодаря его заступничеству. Ставки были высоки для монастыря Гингама, который должен был получить колоссальное состояние от притока паломников, пожертвований и подношений, которые они принесут.
Для Иоанна IV эффект от канонизации его врага был бы катастрофическим, поскольку это выставило бы его противником сил добра, гонителем друзей Бога, орудием дьявола. Поэтому, он был вынужден укреплять связи со своим единственным настоящим союзником, Эдуардом III, у которого были и другие средства давления на него: например, графство Ричмонд. И к тому же Иоанн IV все еще был должен Эдуарду более 100.000 экю. Наконец, их связывали хорошо понятные экономические интересы: Бретань была важна для морского сообщения между Англией и Аквитанией, в котором она активно участвовала.
Пока действовал договор в Бретиньи, Иоанн IV мог в лучшем случае сохранять двусмысленную ситуацию, созданную его весьма неопределенным оммажем Карлу V в 1366 году. По мнению Иоанна IV, использованная форма принесенного герцогом оммажа не была лигитимной; по мнению королевских юристов, она была таковой. Пока был относительный мир, можно было как-то сосуществовать. Но в 1369 году, с возобновлением войны между Карлом V и Эдуардом III, вопрос вассалитета встал вновь: Иоанн IV должен был выбрать себе сюзерена. Для короля Франции проблем не было, он принял от герцога оммаж, поэтому, тот как вассал, должен был отправить свой феодальный контингент сражаться в его армии. Иоанн IV уклонялся, оправдывался и заявлял о своей верности и преданности: разве мало бретонцев в королевских войсках, начиная с Дю Геклена и Клиссона, которые были его вассалами? В то же время он вел тайные переговоры с Эдуардом III и 19 июля 1372 года герцог заключил с ним наступательный и оборонительный союз, который предусматривал отправку английских солдат в Бретань и участие герцога в английском наступлении во Франции. За договором, который был секретным, в сентябре, последовала высадка четырехсот английских латников и четырехсот лучников в Сен-Матье. Бретонские бароны были очень обеспокоены и предупредили Карла V, который приказал своему коннетаблю, находившемуся в Пуатье, съездить и посмотреть, что происходит в Бретани.