Следующей целью был Шатонеф-де-Рандон, еще одно место, зависимое от Галара, в тридцати километрах к северо-востоку от Менде, на границе Лозера, Жеводана и Веле. Крепость находилась на скале, на высоте 1.300 метров. Гарнизон, которым командовал сам Галар, состоял из англичан и гасконцев. Дю Геклен разбил свой лагерь у подножия горы, в деревушке Л'Абитарель. С ним были маршал Сансер и герцог Беррийский, что подтверждает, что предприятие было весьма значительным. Осада началась 1 июля. После нескольких неудачных штурмов осаждавшие полностью блокировал город. Результат не вызывал сомнений: полностью окруженный город был обречен на голодную смерть. Поэтому начался обычный торг: если помощь не придет до определенной даты, возможно, 13 или 14 июля, город сдастся; для гарантии соблюдения этого соглашения были предоставлены заложники.
Именно тогда, вероятно, около 7 июля, Дю Геклен внезапно заболел. Была ли это дизентерия или пневмония, вызванная питьем холодной воды из родника в жару? Местная традиция отдает предпочтение последнему объяснению, что вполне вероятно, в истории есть много подобных случаев. Состояние Бертрана очень быстро ухудшилось, вплоть до отчаянного. 9-го числа он вызвал нотариуса из Менде, Жака Шезаля, которому продиктовал свое завещание, к которому 10-го числа сделал дополнение.
В этом документе в традиционной форме используется старая формула: "Зная, что нет ничего более неизбежного, чем смерть, и ничего более неопределенного, чем час ее". Завещание начинается с благочестивых намерений: коннетабль предает свою душу "Богу, Деве Марии и всему воинству небесному"; он желает быть похороненным в церкви якобинцев в Динане, в усыпальнице, основанной там его дедом, и завещает монастырю пятьдесят ливров ренты, чтобы по нему и его предкам могли совершаться поминальные службы. В знак преданности и памяти к своему бывшему господину он попросил прислать паломника, чтобы тот помолился за него у гробницы Карла де Блуа в Гингаме, а другого — у гробницы Св. Иво в Трегье. Для того времени это были обычные признаки благочестия. Хотя в этом отношении Дю Геклен выглядит скорее ниже среднего. Как мы видели, он не был истовы верующим, по крайней мере, если судить по внешним проявлениям, единственным, на которых мы можем основываться. Правда, в хрониках он не произносит ни одного предложения, не упомянув Святого Иво, Святого Петра, Святого Павла, Святого Михаила, Бога Отца, Иисуса Христа или Троицу, но это лишь форма речи, которую Кювелье приписывает всем своим персонажам без разбора.
Бертран также сделал несколько благочестивых пожертвований церквям в своих поместьях, а затем и своим слугам, которые получили по пятьдесят или сто франков. Таким образом, мы узнаем, что ему прислуживало девятнадцати различных слуг, поваров, виночерпиев, горничных и других. Он уладил некоторые долговые и семейные дела, выделив 200 фунтов ренты своему двоюродному брату и тезке Бертрану Дю Геклену. Он оставил жене все, что осталось от его движимого имущества, и назначил Оливье и Эрве де Манни, а также Жана Ле Бутейлера своими душеприказчиками.
В дополнении сделанном на следующий день, 10 июля, Бертран Дю Геклен обеспокоился отсутствием законного потомства. У него оставалась одна скудная надежда — иметь посмертного сына. "В случае, если у нас не будет наследника по плоти нашей, рожденного и произведенного в браке", — подчеркнул он, оказав благосклонность своему внучатому племяннику, "за то, что он носит наше имя". Передача имени по крови была очень важной в этой благородной среде, так как предполагалось, что вместе с именем передается и часть семейных добродетелей. У этого Бертрана, мужа Изабо д'Ансени, будет только одна дочь, и именно его брат Гийом продолжит фамилию Дю Геклен. Коннетабль придает своему внучатому племяннику гораздо большее значение, чем своей жене, о которой он едва упоминает. Правда, по словам Кювелье, одним из его последних слов было: "Я оставляю на попечение Бога моего верного друга, мою прекрасную супругу", но это, явно сочинено автором.
Смерть великого человека должна воодушевлять. Это время для произнесения исторических слов, которые послужат примером для будущих поколений, и хронисты обычно очень красноречивы по этому поводу, восполняя, если нужно, своими словами молчание умирающего. Дю Геклен не является исключением из правил. Согласно Chronique anonyme de Bertrand Du Guesclin (Анонимной хронике Бертрана Дю Геклена), коннетабль созвал главных рыцарей и объявил:
Сеньоры, среди которых я удостоился почестей мирской доблести, которых я мало достоин, коротко воздайте мне почести в момент моей смерти, которая никого не щадит. Прежде всего, перед Богом я прошу вас помолиться за меня. А вам, Луи де Сансер, который является маршалом Франции и который хорошо нам служил, вам я передаю на попечение мою жену и моих родственников. Королю Франции Карлу, моему суверенному повелителю, вы также передадите мой меч коннетабля, который он мне когда-то вручил, и я возвращаю его ему, через ваши руки, ибо более верного и лучшего человека, чем вы, я не смогу найти.
Д'Аржантре, со своей стороны, предпочитает дать моральный урок, который в то же время является завуалированной критикой поведения коннетабля. Дю Геклен рекомендует своим капитанам щадить мирных жителей:
Он умолял их, чтобы, затевая войну, они помнили, что имеют дело с теми, у кого в руках оружие. Что бедные пахари, которые их кормят, не виноваты. Что ни на них, ни на женщин, ни на детей, ни на церковников не должно быть обращено их оружие. Что распри между государями на земли должны затрагивать только тех, кто сражается за них.
Кювелье гораздо более многословен:
Он очень хорошо исповедовался, принял причастие.
И сказал с большим сожалением, и так благочестиво,
Что заставил всех баронов рыдать от жалости:
"Я оставляю на попечение Бога моего верного друга, мою прекрасную супругу!
Я благословляю перед Богом короля, от которого зависит Франция!
Поэтому я служил ему очень преданно,
Пусть Иисус простит меня за это.
Благородный герцог Анжуйский! Боже, спаси вас от мучений!
И вы, герцог Беррийсий! Прощайте, благородный мессир!
Прощайте, герцог Бургундский, радетель рыцарской чести!
Прощайте, герцог Бурбонский, добрый и прекрасный принц!
Ах, милая Франция, я скоро покину тебя!
Пусть с соизволения божьего
У тебя скоро будет хороший коннетабль.
Кто окажет тебе честь".
После этой назидательной речи с упоминанием членов королевской семьи и пожеланием достойного преемника, которому Кювелье обязательно должен был польстить, последний отрывок более или менее соответствует Chronique anonyme de Bertrand Du Guesclin (Анонимной хронике Бертрана Дю Геклена):
Послушайте, что посоветовал Бертран:
Он просит меч, который коронованный король
Вручил ему, когда он был назначен коннетаблем.
И обращаясь к маршалу сказал:
"Я поручаю вам охранять королевство Франция,
И этот меч, из закаленной стали.
Вы передайте доброму королю Франции.
Маршал, сказал Бертран, выслушайте мою волю!
Я прошу вас сообщить обо мне ему,
И всем баронам королевства Французского,
И молитесь все за меня, ибо время мое кончилось.
И будьте хорошими людьми, любите друг друга
И верно служить нашему господину королю".
И Бертран умер с этими словами, которые отражали великую преданность всей его жизни — служение королю.
Поэтому именно маршал Сансер был ответственен за доставку меча коннетабля Карлу V. В одной из первых версий поэмы Кювелье, несомненно, желая укрепить престиж преемника Дю Геклена, переписчик заменил маршала Сансера на Оливье де Клиссона, что совершенно невозможно, так как Клиссон не присутствовал при смерти коннетабля. Это наглядно иллюстрирует то, с каким пренебрежением тогда относились к тому, что мы сегодня называем исторической правдой. Сансер еще получит свой шанс, поскольку он будет занимать пост коннетабля с 1397 по 1403 год.
13 или 14 июля умер Дю Геклен? Мы не будем останавливаться на этом вопросе. Приведем, однако, самое последнее и, кажется, самое авторитетное мнение по этому вопросу, Жана-Клода Фокона (1991 г.), основанное на Кристине Пизанской, Grandes Chroniques (Больших хрониках) и Parvus Thalamus (Малой палате. Хронике Монпелье): "Бертран умер в пятницу утром, 13 июля 1380 года […]. Поэтому многие авторы ошибаются, называя этот день 14 июля".
С конца XIV века распространилась знаменитая история о том, что Пьер де Галар, капитан Шатонеф-де-Рандон, пришел положить ключи от крепости на кровать, где лежало тело Дю Геклена. Эта красивая история сегодня часто считается легендой. На самом деле, вполне вероятно, что она имеет под собой историческую основу. Пьер де Галар обещал сдаться, если не получит помощи до середины июля (точный день нам неизвестен). Бертукат д'Альбре, находившийся в Керси, пытался добраться с помощью до Шатонеф, но не успел вовремя. Поэтому Галару пришлось сдаться. Но к тому моменту Дю Геклен уже был мертв, и осажденные могли узнать об этом, хотя бы по шуму, доносившемуся из французского лагеря. Затем, согласно Chronique anonyme de Bertrand Du Guesclin (Анонимной хронике Бертрана Дю Геклена) и Кабаре д'Орвилю, который сам получил информацию от рыцаря сира де Шастельморанта, участвовавшего в осаде, гарнизон отказался сдаться, поскольку обещание было дано коннетаблю. Маршал Луи де Сансер пригрозил обезглавить заложников, что и убедило Пьера де Галара капитулировать. Поэтому можно с уверенностью сказать, что он пришел к смертному одру коннетабля, хоть и не по своей воле, что в общем-то не мешало ему положить ключи от города рядом с телом коннетабля. То значение, которое придавалось в то время символическим жестам, делает этот эпизод весьма вероятным. Возможно, это была последняя честь, оказанная Бертрану Дю Геклену, его последняя победа, его посмертный триумф.