Успехи Дюбуа в области детального изучения негритянской проблемы действительно получили самое широкое признание. Когда Дюбуа выступил в декабре 1892 года на заседании Американского исторического общества, газета «Нью-Йорк Индепендент» писала: «Статья «О запрещении работорговли» была написана и прочитана негром — факт поразительный, если вспомнить, что минуло едва тридцать лет с тех пор, как кончилась война, освободившая его расу. И вот аудитория белых людей слушала негра, который прочел ей обстоятельный, объективный, философски осмысленный доклад об истории закона, который так и не смог предотвратить порабощение его расы. Голос, дикция, манеры оратора — все было безукоризненно. Глядя на него, нельзя было удержаться от возгласа: «Нам нечего тревожиться за будущее своей страны — ей не страшны расовые различия!»
Глава IVБЕРЛИНСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ
В Гарварде Дюбуа в отличие от Университета Фиска никогда не чувствовал себя органической частью студенческого коллектива. Причина этого была одна — в этом старейшем, фешенебельном учебном заведении расовый барьер был непоколебим. Никакие достоинства цветного студента не имели значения, он должен был оставаться по другую сторону барьера. И когда по рекомендации профессора истории Харта Дюбуа решил продолжить свое образование в Берлине, у него не было никакого чувства огорчения в связи с тем, что предстояло расставание с университетом, в котором он, считая аспирантуру, проучился четыре года.
Характерно, что во время учебы в аспирантуре Гарвардского университета Дюбуа занимался не столь близкой его сердцу философией, а социологией и историей негров. Главной причиной этого решения было то, что французская философия или логические построения Джеймса не приближали его к пониманию негритянской проблемы в США, а только уводили в сторону от решения этого главного вопроса.
Не случайно Дюбуа взял темой своей докторской диссертации вопрос о запрещении работорговли — один из важнейших аспектов истории негритянского народа США. Усиленно работая над докторской диссертацией, Дюбуа не замыкался в рамках чисто научного рассмотрения негритянской проблемы. Он продолжал принимать самое активное участие в дискутировании важнейших проблем, связанных с современным положением негров и с важнейшими вопросами негритянского движения.
Выступления Дюбуа по негритянскому вопросу носили столь резкий характер, что, как писал его биограф, среди негров стало легендой отсутствие такта у Дюбуа. В 1891 году, выступая в Национальной цветной лиге Бостона, он выражал глубокую тревогу о судьбе «народа, который ничего не внес в современную цивилизацию, который в эти последние дни XIX века в значительной мере находится на низшей ступени варварства», Дюбуа говорил о том, что негры не приспособлены к жизни в современном мире, потому что они отвергают образование даже в объеме средней школы.
Трудно согласиться с теми жестокими упреками, которые бросал Дюбуа в адрес своего народа, но можно с полным основанием говорить о том, что подобные выступления показывали всю глубину душевной боли Дюбуа за судьбу своего народа, его глубокие переживания за все те тяготы и муки, которые ему приходилось переживать.
Во время учебы в Гарварде Дюбуа все чаще возвращался к вопросу об африканских неграх, ставил проблему подготовки кадров руководителей для всего негритянского мира. Эфиопия, подчеркивал Дюбуа, требует «сильного, властного, честного человека, который может забыть о своих интересах». Вместо этого, отмечал Дюбуа, Эфиопия получает трусов, презренных политиканов, ничтожных лидеров, которые боятся назвать ложь ложью.
Каковы пути и средства решения негритянской проблемы, и не только в США, но и в мировом масштабе? Для того чтобы ответить на этот вопрос, надо было изучать не только историю и современное положение негров США, но и целый комплекс мировых проблем. А для этого надо было ехать за границу, в один из лучших университетов Европы.
По установившейся к тому времени традиции в США особой популярностью пользовались немецкие профессора, многие из которых переехали в Соединенные Штаты и преподавали в крупнейших университетах Северной Америки. Из дипломов об окончании иностранных университетов особый вес имели дипломы Берлинского университета. И когда негритянский студент без гроша в кармане, не имевший никаких влиятельных связей, принял решение поступить в Берлинский университет, это было настоящей сенсацией.
И вновь, как при поступлении в Университет Фиска и в Гарвард, встала все та же проблема — где найти средства на учебу. Причем на этот раз нужны были несравненно большие деньги, так как речь шла об учебе За границей. Дюбуа действительно родился под счастливой звездой, ему и на этот раз удалось получить стипендию из Фонда Слейтера, созданного на нужды образования негров. Правда, делом это оказалось нелегким. Во главе правления фонда стоял бывший президент США Хейс. Пожалуй, трудно было подобрать на этот пост более неподходящую фигуру, чем человек, запятнавший свое имя предательством 1877 года, когда он выдал на расправу бывшим рабовладельцам негров южных штатов. Хейс, презрительно относившийся к «черномазым», в одном из своих публичных выступлений подверг сомнению возможность того, что среди негров найдется хотя бы один, кто по своему интеллектуальному уровню будет достаточно подготовлен, чтобы получить хорошее университетское образование в США или за границей. Если бы такой негр отыскался, заявил Хейс, то ему была бы предоставлена из Фонда Слейтера стипендия. Рассуждения Хейса появились в прессе, где с ними и познакомился Дюбуа.
От заявления Хейса за версту разило самым махровым расизмом. Оно одновременно и возмутило и обрадовало Дюбуа. Возмутило как грубый выпад против негров, как оскорбление всего негритянского народа. Вместе с тем это заявление предоставляло Дюбуа единственный шанс получить столь необходимую стипендию.
Молодой аспирант Гарвардского университета принял вызов. Дюбуа написал Хейсу письмо, в котором, перечислив университеты, где он учился, высказал желание получить стипендию из Фонда Слейтера. Долго длилась переписка между Дюбуа и Хейсом. Возможно, сыграла свою роль боязнь публичного скандала, связанного с отказом от данного обещания, а возможно, и блестящие рекомендации, представленные Дюбуа, и его успехи в учебе. Может быть, Хейс и правление фонда не устояли перед бурным натиском студента-негра. Во всяком случае, правление Фонда Слейтера капитулировало: Дюбуа получил стипендию в 750 долларов в год, половина стипендии передавалась в виде дара, а другую половину и пять процентов от общей суммы он должен был возвратить в течение определенного срока после окончания учебы. Так и на этот раз удалось получить стипендию, вопрос о поездке в Берлинский университет разрешился для Дюбуа положительно. Дюбуа с чувством огромного интереса отправлялся в Европу. Он покидал Америку в приподнятом настроении. Сбывались его мечты: он ехал учиться в один из крупнейших центров научной мысли, он увидит Европу, приобщится к ее богатой культуре, искусству, увидит своими глазами шедевры архитектуры, художественные произведения величайших мастеров — все, о чем он так много читал и слышал.
Письма Дюбуа из Европы отражали все эти настроения. Во время учебы в аспирантуре он работал в качестве корреспондента газеты «Нью-Йорк эйдж», куда посылал свои корреспонденции и о путешествии в Европу. Дюбуа оставил в Америке немало критиков, готовых встретить в штыки его любое устное или печатное слово. Таких критиков научной, публицистической, общественной деятельности Дюбуа было больше чем достаточно на протяжении всей его жизни. Недоброжелатели Дюбуа росли как грибы. И причиной этого являлась резкая, принципиально последовательная позиция Дюбуа в тех вопросах, за претворение которых в жизнь он боролся. Его готовность всегда смело и открыто выступить в защиту своих принципов, нелюбовь Дюбуа к обтекаемым, дипломатичным словопрениям, когда решались жизненно важные для его народа вопросы.
И на этот раз далеко не всем понравились корреспонденции Дюбуа из Европы. «Кливленд газет» так, например, комментировала его письма: «Многие письма У. Э. Б. Дюбуа из Европы, опубликованные в «Нью-Йорк эйдж», утомляют. «Я, я, я, мне, мне, мне, черный хлеб и масло…» Эта бессвязная и злобная реплика свидетельствовала о том, что корреспонденции Дюбуа отнюдь не встречали повсеместно доброжелательных откликов.
Учеба в Берлинском университете позволила Дюбуа много путешествовать и многое увидеть своими глазами. Он побывал в Англии, Франции, Италии, посетил многие районы Германии, был в Вене, Кракове, Будапеште. Эти многочисленные поездки дали ему возможность сравнить жизнь американцев с условиями жизни населения целого ряда европейских стран. Дюбуа хорошо познакомился с жизнью Германии, он посетил Веймар, Франкфурт, Гейдельберг, Мангейм, Страсбург, Штутгарт, Ульм, Мюнхен, Нюрнберг, Дрезден и другие города. Много часов Дюбуа потратил на. осмотр богатых картинных галерей Мюнхена и Дрездена.
Огромное впечатление произвели на Дюбуа Альпы. Когда из южной Германии они направились в Италию и пересекали Альпийский хребет, Дюбуа был зачарован суровой и величественной красотой снежных вершин.
Неизгладимое впечатление осталось у него от посещения Италии, где он впервые в жизни увидел произведения скульптуры и живописи, пользующиеся мировой известностью, прекрасные архитектурные памятники. За короткое время Дюбуа побывал в Генуе, Турине, Флоренции, Риме, Неаполе, Венеции.
Далее путь Дюбуа лежал в Австрию. «Мы увидели Вену, — вспоминал Дюбуа, — во всем ее блеске, правда не на вершине ее славы, но все еще великолепную. Помню чудесную венскую оперу, зрителей, которые, привстав с мест, разглядывали присутствующих, широкое, пространное фойе, по которому мы с небрежным видом разгуливали вместе с остальными, прекрасную музыку и безукоризненную игру актеров».
Во время посещения Венгрии Дюбуа наглядно убедился в том, что национальный вопрос в этой стране стоит не менее остро, чем расовая проблема в США. Его поразило резко враждебное отношение венгров к австрийцам, находившее свое проявление во всем и даже в нежелании изъясняться с иностранцем на немецком языке.