впечатление. Во всяком случае, заставляло ставить ряд вопросов. Почему столь крупное, поистине революционное событие в общественных науках, как появление марксизма, тщательно скрывается от студентов? Почему в курсе всеобщей истории, прослушанном им в США, даже такое всемирно-историческое событие, как Парижская коммуна, только упоминается, и причем очень глухо? Почему так панически боятся социализма буржуазные профессора, государственные и политические деятели?
Дюбуа проявил интерес к социализму не просто как к новому явлению в общественной и политической жизни, но и как к новому слову в науке. Он долго и тщательно изучал в Германии социализм, а впоследствии эти материалы и личные наблюдения легли в основу лекций о социализме, которые он читал после возвращения из Германии.
Дюбуа много путешествовал в своей жизни и не без оснований считал, что это одно из самых хороших средств познания мира, особенно для социолога, занимающегося изучением условий жизни людей. Свою первую поездку в Европу он рассматривал как крупнейшее событие своей жизни. Имея в виду пребывание в Европе в 1892–1894 годах, Дюбуа вспоминал на склоне лет: «Годы странствий» по Европе принесли мне огромную пользу, потому что я имел возможность посмотреть на окружающий меня мир глазами просто человека, а не с узкорасовой или провинциальной точки зрения. Это было результатом не столько моей учебы в университете, сколько общения с другими людьми, которому не помешала моя принадлежность к негритянской расе».
Свое двадцатипятилетие Дюбуа встретил в Германии. По-разному отмечают люди дни своего рождения. Дюбуа провел этот день за чтением писем, с грустью вспомнил покойных родителей, поработал в читальне и посетил картинную галерею. Пообедав в компании с приятелем, Дюбуа вернулся в свою скромную комнату и написал нечто вроде своей, жизненной программы. Вот основные положения этого любопытного документа: «Как я рад, что живу на свете! Я радуюсь своей силе и верю в себя… Горячая темная кровь чернокожих предков стучит в моем сердце, и я знаю: я стану искать истину, ибо считаю, что она стоит того. И ни небо, ни ад, ни бог, ни дьявол не совратят меня с этого пути до самой смерти. В эту вторую четверть века моей жизни я проникну в темные дебри неизвестного мне мира, к чему уже готовился столько лет… Тяжелые раздумья преследуют меня. Я твердо убежден, что стремиться к личному совершенству — это одно, а желать усовершенствовать мир — другое, но тут я готов собой пожертвовать… В мире, каков он есть, я буду трудиться для блага негритянского народа, пребывая в уверенности, что чем совершеннее станет он, тем совершеннее станет и весь мир…»
В заключение Дюбуа писал: «Мои планы таковы: создать себе имя в науке, создать имя в литературе и, таким образом, возвеличить свою расу. Или, возможно, создать видимую империю в Африке из английских, французских или немецких колоний. Интересно, каков будет результат? Кто знает?»
Это своеобразное жизненное кредо было выполнено. Дюбуа действительно создал себе имя и в науке и в литературе. Он внес свой весомый вклад и в создание «империи в Африке», «империи» свободных африканских народов, выступив инициатором созыва панафриканских конгрессов, сыгравших важную роль в пробуждении новой Африки.
Завершив учебу в Берлинском университете, Дюбуа твердо решил заниматься преподавательской и научно-исследовательской работой. Круг проблем для научной работы был ясен — продолжить изучение истории и современного положения негров, найти научные пути объяснения сложных явлений, связанных с расовой проблемой США. Что касается преподавательской работы, то выбор был сделан давно: работать в каком-нибудь негритянском колледже или университете, передавать свои знания негритянской молодежи, готовить ее к борьбе — за права негров, готовить подрастающее поколение к новой жизни без расовой ненависти, без дискриминации и сегрегации. В 1893 году в письме Фонду Слейтера Дюбуа писал, что по возвращении в Америку он намерен поступить преподавателем в один из негритянских университетов, предпочтительно в Говардский университет в Вашингтоне и заниматься социологическими исследованиями негров с двумя задачами: «во-первых, полнее изучить прошлое и настоящее негров, для того чтобы лучшим образом разрешить негритянскую проблему. Во-вторых, выяснить, насколько в состоянии негритянские студенты самостоятельно заниматься и вести научно-исследовательскую работу».
Глава VПЕДАГОГ И УЧЕНЫЙ
Окончание Берлинского университета завершило образование Дюбуа, впереди, правда, была защита докторской диссертации в Гарварде, но учеба как таковая была закончена, и предстояло решать, какую выбирать профессию, чем зарабатывать на жизнь.
Со смешанным чувством радости, естественной при возвращении на родину, и какой-то смутной тревоги за будущее возвращался Дюбуа летом 1894 года в Штаты. После утомительного недельного плавания на горизонте показалась, наконец, земля, корабль подходил к Соединенным Штатам. «Я, родившийся в этой стране, — писал Дюбуа, — чувствовал себя так, будто после двадцати четырех лет ученичества должен ступить на неведомую землю. Наконец утром показалась вдали статуя Свободы. Не знаю, какого рода чувства наполняли сердца остальных пассажиров, но одна бойкая молодая француженка, блеснув озорными глазами, помню, сказала: «Ах, да, статуя Свободы! Та, что стоит спиной к Америке, а лицом к Франции!»
В этой шутке случайной попутчицы по плаванию содержался смысл, особенно понятный любому негру, возвращающемуся в Америку. Как писал биограф Дюбуа: «Несомненно, он испытал нечто вроде шока, когда «неожиданно оказался в ненавидящей «нигеров» Америке». Последние слова об отношении к неграм в Америке, написанные Дюбуа спустя двадцать с лишним лет после того памятного утра, когда он возвращался в США после своей первой заграничной поездки, отражали его тревогу и озабоченность не только и не столько за свою собственную судьбу, сколько за положение негров в США.
Когда Дюбуа возвратился из Европы, ему было двадцать шесть лет. Он окончил три университета и проделал значительную часть работы над докторской диссертацией. Такой солидной научной подготовкой и в столь молодом возрасте редко кто обладал в то время в США, не говоря уже о неграх. И тем не менее Дюбуа столкнулся с огромными трудностями, когда начал искать себе работу. «Я умолял дать мне любую работу, в любом месте. Я начал систематическую бомбардировку учреждений письмами. Я не писал в учреждения белых, зная, что там мне ничего не дадут». Огромное количество писем-заявлений написал Дюбуа в Университет Говарда, в Институт Хэмптона, в Институт Таскиги, в Университет Фиска, в негритянские колледжи и в негритянские школы.
Более или менее вежливо, под тем или иным предлогом, но везде был отказ. Такова была американская реальность — прекрасно образованный негр не мог найти никакой работы ни в одном учебном заведении для негров. А ведь в то время, в конце XIX века с особой остротой стояла проблема обучения негров, общеобразовательный уровень которых был значительно ниже, чем у белых. Необходимо было срочно найти работу и потому, что Дюбуа возвратился в США с двумя долларами в кармане, у него не было состоятельных родных или друзей, которые могли бы оказать материальную поддержку. Помимо этого, молодой ученый должен был выплатить значительную сумму Фонду Слейтера согласно условиям контракта, который он подписал, получив от этого фонда стипендию для учебы в Берлинском университете.
Положение было поистине отчаянным, когда, наконец, пришел положительный ответ из Уилберфорского университета в городе Зинии, штат Огайо. Дюбуа предложили возглавить кафедру древних языков этого университета с окладом восемьсот долларов в год. Спустя короткое время пришло предложение из Института Линкольна, штат Миссури. За работу В качестве преподавателя древних языков и математики Дюбуа предлагали тысячу пятьдесят долларов в год. И наконец, третье предложение пришло от небезызвестного Букера Вашингтона из Института Таскиги, предложившего Дюбуа преподавать математику.
Дюбуа, оглядываясь на пройденную жизнь, вспоминая на склоне лет об этих полученных предложениях, писал, что трудно сказать, как сложилась бы его жизнь, если бы он принял предложение Букера Вашингтона. Но об этом не могло быть и речи хотя бы потому, что Дюбуа уже дал свое согласие на первое полученное им предложение.
В августе 1894 года Дюбуа выехал в Уилберфорс. Так началась его работа преподавателя и ученого, продолжавшаяся шестнадцать лет, та деятельность, которую он позднее назвал «настоящая работа моей жизни». Громкое название «университет» очень мало подходило для учебного заведения Уилберфорса. Это была небольшая духовная семинария, содержавшаяся на средства Африканской методистской церкви, являвшейся в то время крупнейшей общественной организацией американских негров.
Трудно, практически невозможно, было сочетать науку и религию. Дюбуа в этом убедился сразу же, как только приехал в Уилберфорс. О своем первом столкновении с церковниками он рассказывал так: «Однажды, желая ознакомиться с местными религиозными обычаями, я очутился среди молящихся студентов. Один из студентов, читавший молитву, в то время как остальные ему вторили, неожиданно, ни слова мне не говоря, воскликнул:
— Внемлите профессору Дюбуа, он будет читать молитву!
— Нет, не будет, — ответил я кратко».
Для церковной иерархии Уилберфорса эти слова прозвучали как святотатство. Разразился страшный скандал, естественным финалом которого должно было явиться увольнение строптивого профессора, не считавшегося с тем, что он преподает в духовном учебном заведении. И если Дюбуа остался в Уилберфорсе, то главной причиной этого являлось то, что он, не считаясь со временем и усталостью, самозабвенно отдавался работе. Он обладал огромной работоспособностью, беззаветно любил свое дело, был требователен и одновременно заботлив и внимателен к студентам. Лишиться такого профессора, к тому же обладавшего поистине блестящей научной подготовкой, было не в интересах университета.