Дюбуа остался преподавать в Уилберфорсе, но его прямота, нередко переходившая в открытую резкость, нежелание заискивать перед церковным руководством, пользовавшимся неограниченной властью, в конечном итоге создали для него невыносимые условия для работы.
Это случилось позднее, а пока Дюбуа со всей увлеченностью, на которую может быть способен только человек, верящий в большое значение своей деятельности, отдавался работе со студентами. Официально Дюбуа являлся руководителем кафедры древних языков, но в действительности ему пришлось преподавать не только греческий и латынь, но и немецкий и английский языки. В круг его обязанностей входило наблюдение за дисциплиной студентов и выполнение некоторых других административных функций. Не считаясь со временем, сверх и без того огромной учебной нагрузки, без какого-либо вознаграждения Дюбуа хотел преподавать студентам социологию. Но руководство университета и церковная иерархия ни в коей мере не разделяли энтузиазма молодого профессора, которому так и не удалось разбить предубеждение с их стороны к новой отрасли науки.
Среди студентов, с которыми занимался Дюбуа, были люди различных способностей, некоторые из них — очень одаренные от природы, но большинство, как правило, с очень слабой общеобразовательной подготовкой. Дюбуа писал, что среди студентов он обнаружил «такое же рвение, такую же жизнерадостность, такой же ум», как в Новой Англии или в Европе. Но специфические особенности духовного учебного заведения, мертвящая атмосфера, созданная в Уилберфорсе церковниками, вызывали резкие протесты Дюбуа, всегда питавшего отвращение к церковным догмам.
Успехи в общеобразовательных дисциплинах уравнивались с «моральным и религиозным» лицом студента, посещения церкви были регулярными и обязательными, запрещались «тайные общения» между мужчинами и женщинами и даже случайные встречи на университетских спортивных площадках.
Нет, это была обстановка, ни в коей мере не подходившая для Дюбуа. Помимо всего прочего, в Уилберфорсе периодически собиралась верхушка негритянской церковной иерархии, епископы и будущие епископы. И если кто из преподавателей хотел укрепить свое положение, он должен был искать покровителей среди духовенства, внимательно следить за внутренней борьбой и интригами, которые раздирали эту церковную верхушку. Дюбуа чувствовал себя чужаком в этой среде, и церковное руководство Уилберфорса терпело его до поры до времени, отдавая должное его высокой профессиональной подготовке, педагогическому таланту и исключительной добросовестности.
Здесь, в Уилберфорсе, Дюбуа нашел свое личное счастье. Во время работы в этой духовной семинарии он познакомился с Ниной Гомер, отец которой работал поваром в одной из гостиниц, а покойная мать была уроженкой Эльзаса. В мае 1896 года Дюбуа женился и поселился с молодой женой в Уилберфорсе, отгородив в мужском общежитии двухкомнатную квартиру, отнюдь не похожую на апартаменты профессора; спальня выходила окнами в овраг, а для того чтобы попасть в «гостиную», надо было пройти через общий зал общежития. На лучшие жилищные условия Дюбуа не мог рассчитывать, так как его материальное положение было довольно стесненным. Надо было выплачивать долг Фонду Слейтера, питаться, одеваться, покупать книги, и все из скромного оклада в 800 долларов в год. Причем жалованье выплачивалось очень неаккуратно, и нередко приходилось ловить казначея и воздействовать на него самым решительным образом, чтобы получить положенную сумму.
Серьезные неприятности доставляли Дюбуа напряженные отношения, сложившиеся у него с епископом Арнеттом, который являлся некоронованным властелином Уилберфорса. С присущей ему прямотой и решительностью Дюбуа выступил против назначения сына епископа преподавателем. «Бен Арнетт-младший, — вспоминал Дюбуа, — так и не стал преподавать в Уилберфорсе. Но победил и епископ. Свой высокий пост он занимал пожизненно, и тот, кто ему не нравился, недолго мог удержаться в Уилберфорсе. Епископ уступил моему свирепому, безудержному натиску, но я прекрасно понимал, что дни мои в Уилберфорсе сочтены».
Дюбуа не мог использовать в Уилберфорсе свои знания, ему не удалось реализовать планы по изучению социологии негров, многие его начинания наталкивались на глухую стену равнодушия, а нередко и прямого противодействия. Разочарования Дюбуа в связи с этим были тем более тяжелыми, что при надлежащей постановке дела в Уилберфорсе можно было добиться очень многого. Потенциальные возможности этого учебного заведения были исключительно велики, так как Уилберфорс в значительной мере был духовным центром для всех негров США. Сюда ехали учиться негры из южных и северных штатов, с побережья Атлантического и Тихого океанов.
Осенью 1896 года Дюбуа пригласили на пятнадцать месяцев помощником преподавателя в Пенсильванский университет в Филадельфии. Дюбуа должен был заниматься с неграми — студентами университета изучением своего любимого предмета — социологии. К этому времени он уже опубликовал свою первую книгу по истории американских негров и был в определенной мере известен как человек, получивший широкое и разностороннее образование. Приглашение Дюбуа в Пенсильванский университет являлось признанием его научных и педагогических заслуг. И он принял это приглашение с тем большим удовлетворением, что представлялась возможность заняться социологией. Определенную роль играл и фактор материальный. Переход на работу в Пенсильванский университет, где ему предоставили жалованье в 900 долларов в год, несколько улучшал его финансовое положение. А эта проблема стояла тогда для Дюбуа с особой остротой, так как женитьба потребовала дополнительных расходов.
Сразу же после получения приглашения от Пенсильванского университета Дюбуа вместе с женой направился на Восток, в Филадельфию. Непосредственной причиной, побудившей ректорат университета пригласить на работу цветного преподавателя, что было явлением чрезвычайно редким, являлась необходимость научного изучения положения негров в Филадельфии.
Дюбуа первым среди негров получил степень доктора философии в Гарвардском университете, он опубликовал научный труд по истории негров, монографию «Запрещение работорговли», учился за границей, был одним из немногих ученых, который занимался социологическими проблемами. Не принять такого человека на работу практически было невозможно. Но и принять его на равных условиях с белыми профессура Пенсильванского университета не рискнула. Немедленно четко сработал расовый барьер. Дюбуа прислали вежливое, но подчеркнуто холодное приглашение. Чтобы не ставить его в равное положение с белыми профессорами, срочно придумали никогда ранее не существовавшую должность помощника преподавателя. Разумеется, ему платили значительно меньше, чем белым профессорам, и пригласили на определенный, точно оговоренный срок. Он не получил академических привилегий. Ему не предоставили кабинета, фамилия Дюбуа не была даже включена в печатный список преподавателей университета. Молодого профессора сразу же подвергли сегрегации: со студентами он не общался совершенно, а с преподавателями даже своей кафедры встречался только в случае крайней к тому необходимости.
Дюбуа предстояло заниматься изучением положения негров Филадельфии, дискриминируемых и сегрегируемых в этом городе. И словно для того чтобы он лучше прочувствовал положение своих собратьев, его самого подвергли в университете фактически остракизму.
Так начал Дюбуа свои социологические исследования положения негров в Филадельфии, которые вскоре принесли ему не только общенациональную, но в значительной мере и мировую известность. Работа в Пенсильванском университете, несмотря на все минусы, связанные с дискриминационным положением Дюбуа, давала ему огромное моральное удовлетворение. И в первую очередь потому, что она соответствовала его жизненным планам, в центре которых находилась негритянская проблема. «Много времени прошло с тех пор, — вспоминал Дюбуа, — и все же я думаю, что первую четверть своей жизни я шел по строго намеченному пути. В США я вернулся полный сил и желания посвятить свою жизнь освобождению американских негров. Оружием моим должны были стать история и другие общественные науки; я намеревался оттачивать это оружие, одновременно используя его с помощью исследований и литературного труда».
Осуществлению этих планов и способствовала работа Дюбуа в Пенсильванском университете. Трудно поверить в то, что вся работа по исследованию условий жизни негров Филадельфии была проделана Дюбуа без каких-либо помощников. Но это действительно было так. С утра до ночи на протяжении многих месяцев он ходил из дома в дом и лично опросил пять тысяч человек. Это была чудовищно тяжелая работа, и не только в физическом отношении. По-разному встречали Дюбуа в трущобах, где жили негры, и очень часто это были отнюдь не сердечные встречи. Задавленные нуждой, невежеством и расовым гнетом люди не хотели, чтобы кто-то расспрашивал о подробностях их тяжелого существования.
Дюбуа не был бесстрастным фиксатором язв и пороков седьмого округа, негритянского гетто Филадельфии, он сам жил в этом кромешном аду. Он вспоминал, что они вместе с женой жили в грязи, в атмосфере пьянства, нищеты и преступности, в квартале, где полиция творила суд и расправу, где в двух шагах от их более чем скромного жилья по ночам слышались выстрелы и убивали людей.
Это были условия, которые отнюдь не способствовали творческой работе, и тем не менее к весне 1898 года Дюбуа написал, а спустя год опубликовал за счет университета объемистый, в тысячу страниц, том «Негры Филадельфии». Работа была написана не только на основании опроса негритянского населения, проведенного Дюбуа, и обобщения полученных статистических данных. Дюбуа тщательно изучил все книгохранилища Филадельфии, библиотеки частных лиц, поднял огромные материалы по двухсотлетней истории негров Филадельфии.
Это была работа, подобной которой в США никогда ранее не выпускалось. Научная общественность и пресса опубликовали многочисленные рецензии на труд Дюбуа. Отклики были различные, в зависимо