а Уильяма Дюбуа.
Но в то время когда Дюбуа лишили права руководить величайшим в мире социологическим экспериментом, эта наука еще не получила своего признания. «В самом деле, — писал Дюбуа, — в наше время социология еще не нашла заслуженного признания, почти ни один ученый не называет себя социологом, и очень немногие учебные заведения присваивают ученые степени за работы в области социологических наук».
Глава XII«ЕСЛИ ТО, ЧТО Я ВИДЕЛ И СЛЫШАЛ В РОССИИ, —БОЛЬШЕВИЗМ, ТО Я БОЛЬШЕВИК»
Большой моральной поддержкой для Дюбуа являлось то, что после его увольнения из Атлантского университета он получил приглашение поступить на работу в университеты Говарда и Фиска и в негритянский колледж штата Северная Каролина. Аналогичное предложение пришло и из ассоциации содействия прогрессу цветного населения.
Последнее предложение было поддержано настоятельными просьбами двух близких друзей Дюбуа и членов руководства НАСПЦН Артура Спингарна и Луиса Райта. Дюбуа очень скептически относился к генеральному секретарю ассоциации Уолтеру Уайту, диктаторские методы руководства которого он решительно отвергал. Но он принял приглашение НАСПЦН, рассчитывая, что его огромный опыт полувековой работы в негритянском движении, глубокое знание негритянской проблемы, выдающиеся заслуги в науке, авторитет одного из создателей этой организации — все это оградит его от диктаторских поползновений генерального секретаря и даст возможность выполнить ту программу, которую он наметил для себя, возвращаясь в НАСПЦН.
Дюбуа надеялся, что он не будет занимать никакого руководящего поста в ассоциации, а будет находиться на положении советника, заниматься литературным трудом и попытается возродить панафриканское движение.
Руководство НАСПЦН отнеслось без должного уважения к ветерану негритянского движения и к маститому ученому. Дюбуа просил, чтобы ему предоставили две комнаты — одну для него и библиотеки, вторую для секретаря. Четыре года проработал Дюбуа в НАСПЦН, но ему за все это время так и не были созданы элементарные условия для работы. Семидесятишестилетнему ученому пришлось довольствоваться одной небольшой комнатой для себя и для секретаря, в которой было сложено и все их имущество. Со всех этажей здания в комнату доносился шум, не дававший возможности сосредоточиться. «Только писатель может понять, — писал Дюбуа, — что значит отсутствие удобного помещения».
Несмотря на преклонный возраст, Дюбуа работал с большим напряжением. За четыре года пребывания в ассоциации он написал две книги о колониях и об Африке, отредактировал две другие книги и написал целую серию брошюр и статей в журналы и газеты. Он участвовал в работе нескольких конференций, в частности принял в 1945 году участие в работе пятого Панафриканского конгресса в Лондоне, где его восторженно встретили как основателя панафриканского движения. Дюбуа писал, что он проехал 20 тысяч миль и прочитал 150 лекций о работе НАСПЦН. В течение двух семестров он преподавал в новой школе социальных наук в Нью-Йорке и периодически читал лекции в Вассарском, Йельском и Принстонском университетах.
Даже этот далеко не полный перечень проделанной им работы свидетельствует о том, что престарелый ученый был полон сил и энергии, он горел желанием использовать весь свой огромный опыт для дела борьбы за освобождение своего народа от расового угнетения.
Но условий для успешной деятельности на этом поприще в ассоциации не было. Уолтер Уайт попытался сделать то, что в свое время не удалось Букеру Вашингтону, — превратить ученого с мировым именем, выдающегося писателя в автора-невидимку, в составителя речей и докладов. И главное заключалось в том, что реакционное руководство ассоциации хотело, чтобы Дюбуа говорил, писал и делал только то, что соответствовало их интересам.
Дюбуа за свою долгую жизнь немало ошибался, менял свои точки зрения, убедившись в их неправильности, но всегда он был независимым человеком и всегда говорил и делал так, как ему подсказывали его убеждения. Когда он убедился, что его радикальные взгляды не устраивают консервативное руководство, что в ассоциации ему не удастся проводить независимую политику, Дюбуа принял в 1948 году решение уйти из НАСПЦН.
Уход из Национальной ассоциации содействия прогрессу цветного населения, увольнение из Атлантского университета — все это явилось не только следствием того, что Дюбуа не сработался с теми или иными деятелями консервативного толка. Причины его ухода и из университета и из НАСПЦН были более глубокими и серьезными, в основе их были прогрессивные взгляды Дюбуа, его вера в социалистические идеалы, в коммунизм и полное отсутствие желания скрывать эти свои взгляды.
Путь Дюбуа к коммунистической идеологии был длителен и извилист, он пролегал через настоящий лабиринт буржуазно-реформистских, а нередко и националистических воззрений, но тяжелый путь борьбы за освобождение негров, богатый семидесятилетний опыт самого активного участия в борьбе за уничтожение расовой и национальной дискриминации в мировом масштабе, глубокие знания в области общественных наук и, далеко не в последнюю очередь, бескомпромиссная честность — все это в конечном счете привело Дюбуа в ряды коммунистов, самых последовательных борцов за равноправие всех народов.
Интернационалистские взгляды Дюбуа начали формироваться еще в период его учебы в Гарварде. Он совершил пятнадцать путешествий за границу, в том числе одно кругосветное, что в огромной мере способствовало развитию его интернационалистических взглядов. «К 1945 году, — вспоминал Дюбуа, — после второй мировой войны, все эти контакты с другими странами и народами и изучение международных проблем в их сочетании с расовой проблемой Америки помогли мне привести свои мысли в довольно стройную систему. Я пришел к твердому убеждению, что первым шагом к решению мировых проблем является Мир на Земле».
Дюбуа рано услышал имя Маркса, он проявлял большой интерес к деятельности социалистов в Германии и Америке, сам был некоторое время членом социалистической партии США. Но настоящий интерес к марксизму у него пробудился в годы первой мировой войны и особенно после Октябрьской социалистической революции в России. Дюбуа вспоминал, что именно тогда он принялся читать Маркса. «Его идеи потрясли меня. Я невольно задумывался, какие еще области знаний были скрыты от меня в те годы, когда я получал свое «широкое» образование».
В 1928 году Дюбуа впервые посетил Советский Союз. Направляясь в Советскую Россию, он знал очень мало об этой стране. Дюбуа вспоминал, что о России он впервые узнал из книг в 80-х годах, когда еще учился в школе. Дюбуа с горячим сочувствием относился к русским крестьянам, которые были освобождены от крепостной зависимости примерно в то же время, когда освободились от цепей рабства и негры Америки. Дюбуа уже тогда обратил внимание, что и негры и русские крестьяне после освобождения по-прежнему прозябали в нищете и невежестве.
Дюбуа отмечал, что он очень слабо откликнулся на социалистическую революцию в России, что все его чувства и мысли поглощал самосуд озверевшей толпы и линчевания негров, нарушение их гражданских и политических прав, проповедь ненависти к неграм как к низшей расе, проводившаяся многими американскими учеными. Важным этапом в развитии своих социалистических взглядов Дюбуа считал поездку в Европу на первый Панафриканский конгресс, когда он смог ознакомиться с развитием рабочего движения, осознал подлинное значение русской революции.
По возвращении в США Дюбуа имел очень отрывочную и, как правило, совершенно необъективную информацию о Советской России, которая не могла дать даже приблизительно правильного представления о великих свершениях на родине социализма.
Вскоре Дюбуа представилась возможность посетить Советский Союз и увидеть своими глазами великую, далекую и непонятную страну. Вспоминая обстоятельства, связанные с его первой поездкой в СССР, Дюбуа рассказывал, что в 1926 году, как-то утром, к нему в кабинет вошли трое русских — умудренная жизненным опытом супружеская пара и с ними светловолосый гигант, полный энергии и энтузиазма. «Они хотели заручиться моей поддержкой, чтобы помочь Советскому Союзу добиться дипломатического признания со стороны американского правительства. Такая наивность, — вспоминал Дюбуа, — вызвала у меня улыбку. Я объяснил, что особого влияния не имею и считаюсь в Америке всего-навсего гражданином второго сорта».
Дюбуа ответил им, что не может даже принять их предложение пойти пообедать, так как ни в одном приличном ресторане Нью-Йорка не будут обслуживать негра, что он может в любой момент подвергнуться оскорблению и насилию. Русские продолжали настаивать: «Ведь вы выступаете на собраниях и в печати перед одиннадцатью миллионами негров, да и многие белые к вам прислушиваются». Дюбуа пришлось признаться, что он мало знает о России, о том, что там произошло и происходит, что у него нет фактов и он не знает, откуда их черпать, а не имея фактов, он не мог писать. «Если так, — возразили они, — то почему бы вам не побывать в России? Тогда вы сможете все посмотреть своими глазами».
И Дюбуа поехал в Россию. В течение двух месяцев он путешествовал по Советскому Союзу, побывал в Ленинграде, Москве, Нижнем Новгороде, Киеве, Одессе. Два месяца небольшой срок, который не дает возможности по-настоящему познакомиться с другой страной, тем более такой огромной, как Советский Союз. Спустя тридцать с лишним лет после этой поездки Дюбуа писал: «Ни с одной страной нельзя ознакомиться за месяц или даже за год. Это в первую очередь относится к такой обширной стране, как ваша, которая к тому же непрерывно движется вперед, и такими стремительными темпами, что просто захватывает дух. Многое, конечно, зависит от того, какими знаниями о стране обладает приезжий, от его склонностей и предубеждений. Я не владею русским языком, ибо родился в середине девятнадцатого столетия, когда даже некоторые русские предпочитали разговаривать по-французски». Но Дюбуа отмечал, что у него было то преимущество, что он как негр испытывал глубокую симпатию к русским крестьянам, пережившим крепостничество, мало чем отличавшееся от рабства негров в США.