Казалось, совет был готов признать, что город больше не нуждается в Дьюи. Я знала, что это нелепость, поскольку каждый день воочию видела примеры того, с какой любовью община относится к Дьюи. И не сомневалась, что в совет поступило несколько жалоб, но жалобы эти были всегда. Просто теперь, когда Дьюи неважно выглядел, они становились все настойчивее. Но это вовсе не означало, что город отвернулся от Дьюи. За все эти годы я осознала одну вещь: те люди, которые действительно любили Дьюи и нуждались в нем, не обладали весомыми голосами. Часто они предпочитали вообще помалкивать.
Если бы такой совет состоялся двадцать лет назад, мы бы не смогли приютить Дьюи. «Слава богу, – подумала я. – Слава богу, что тот совет уже канул в Лету».
Но даже если допустить, что позиция совета на самом деле такова, предположим, большинство горожан отвернулись от Дьюи, но разве мы не обязаны защищать Дьюи? Даже если все готовы бросить его на произвол судьбы, факт остается фактом: Дьюи любил Спенсер. И всегда любил. Он нуждался в нас. Мы не могли просто взять и вышвырнуть Дьюи на том основании, что вид старого и слабеющего кота больше не позволяет им гордиться.
Совет высказался определенно, и эти слова прозвучали громко и ясно: Дьюи – не ваша собственность. Он принадлежит городу. И мы говорим от имени города, наше решение таково.
На это заявление мне нечем ответить. Дьюи был котом Спенсера, и это – истинная правда. Но он был и моим котом. Наконец, Дьюи был просто котом. И на этом собрании я осознала, что в представлении многих людей Дьюи из животного из плоти и крови превратился в символ, метафору, объект поклонения, который надо было холить и лелеять. Члены библиотечного совета любили Дьюи как кота; Кэти Гейнер, председатель совета, всегда приносила угощение для него, но они так и не могли отделить жизнь животного от того, что стало частью наследия города.
Должна признаться, у меня мелькнула в голове другая мысль: «А ведь я тоже не молодею. Мое здоровье также оставляет желать лучшего. Неужели эти люди и меня когда-нибудь выставят?»
– Я знаю, что очень близка Дьюи, – сказала я совету. – Знаю, что на мою долю выпал тяжелый год, когда умерла моя мать, пошатнулось мое здоровье и вы пытались поддержать меня. Но я не нуждаюсь в поддержке. – Я замолчала. Мне хотелось сказать вовсе не это. – Может, вы думаете, что я слишком люблю Дьюи, – заявила я. – Возможно, думаете, что эта любовь замутила мой разум. Но, поверьте, я буду знать, когда придет время. У меня всегда жили животные. Я хоронила их. Это было тяжело, но я справлялась. И последнее, чего бы мне хотелось, самое последнее – чтобы Дьюи не страдал.
Это собрание напоминало мне грузовой состав, который способен отшвырнуть меня в сторону, словно корову, оказавшуюся на рельсах. Кто-то сказал, что совету необходимо принять решение о судьбе Дьюи. Знала, что члены совета не желали ничего плохого. Знала об их серьезном отношении к выполнению своих обязанностей и понимала, что они примут решение, которое сочтут наилучшим. Но я не могла этого допустить. Во мне все противилось этому.
Совет принялся обсуждать, сколько человек назначить в состав комиссии по организации похорон Дьюи, когда один из членов совета, Сью Хитчкок, взяла слово.
– Это просто нелепо, – сказала она. – Не могу поверить, что мы вообще обсуждаем это. Вики работает в библиотеке четверть века. Девятнадцать лет из них она рядом с Дьюи. Она знает, что делает. И мы все должны доверять мнению Вики.
Да благословит Господь Сью Хитчкок! После ее слов состав сошел с рельсов, и совет отступил.
– Да, да, – стали бормотать они. – Вы правы… мы слишком торопимся… вот если его состояние ухудшится…
Я была подавлена. И до глубины души возмущена тем, что эти люди предлагали лишить меня Дьюи. Но они могли это сделать, власти у них предостаточно, но все-таки остановились. Мы одержали победу – ради Дьюи, ради библиотеки, ради города. И ради меня.
Глава 26Любовь Дьюи
Я навсегда запомню Рождество 2005 года. Ровно за год до того ужасного совещания, когда Дьюи исполнилось восемнадцать лет. Джоди и Скотт остановились у меня. У них родились близнецы Натан и Ханна. Мама еще была жива, и во время отдыха она с удовольствием наблюдала за близнецами, которые разворачивали подарки. Дьюи растянулся на диване, прижавшись к бедру Джоди. Это было время завершения одного периода и начало следующего. В рождественскую неделю все мы были вместе.
Любовь Дьюи к Джоди никогда не ослабевала. Моя дочь продолжала оставаться его большой романтической любовью. В то Рождество при первом удобном случае он пристраивался рядышком. Но сейчас в доме было много людей, особенно детей, и кот предпочитал находиться на расстоянии и наблюдать. Он хорошо отнесся к Скотту, не проявляя ревности, и полюбил близнецов. Когда появились внуки, я передвинула стеклянный журнальный столик и оттоманку, и почти всю рождественскую неделю Дьюи сидел на этом диване. Натан и Ханна топтались возле кота и ласкали его с головы до лап. Дьюи относился к малышам бережно. В библиотеке он осторожно ускользал из детских рук, когда они слишком увлекались игрой. Но в обществе близнецов вел себя покорно, позволяя им тискать себя и ерошить шерсть. Ханна целовала его сотню раз на дню, а Натан случайно ударил кота по голове. А когда Ханна хотела погладить кота, нечаянно ткнула пальцем в мордочку. Дьюи даже усом не повел. Это были мои внуки, дети Джоди. Дьюи любил нас, и поэтому он полюбил и Ханну.
В том году Дьюи был удивительно спокойным. Это было самое заметное изменение в повадках постаревшего Дьюи. Он знал, как надо избегать неприятностей. И по-прежнему посещал встречи и совещания, уже наученный опытом, что может себе позволить и чьи колени выбрать. В сентябре 2006 года, всего за несколько недель до описанного совещания совета, на обсуждение программы по развитию библиотеки собрались около сотни человек. Я предположила, что Дьюи уединится в служебном помещении, но он, как обычно, крутился возле людей. Он словно тень скользил между ними. Часто на него не обращали внимания, но посетители нередко протягивали руку, чтобы погладить его. В движениях кота присутствовал некий ритм, который казался таким естественным и прекрасным.
После обсуждения программы Дьюи залез в свою кроватку над столом Кей; было заметно, что он утомился. Кей подошла к коту и слегка почесала ему спинку. Я понимала значение этого прикосновения и спокойного взгляда. В них выражалась благодарность, которую испытываешь к старому другу или супружеской паре, когда видишь их в переполненной комнате и осознаешь: как здорово, что они есть, и как вам повезло, что они вошли в вашу жизнь. Казалось, что она вот-вот скажет: «Все в порядке, котик, все хорошо», подобно фермеру из фильма «Бейб», но Кей промолчала.
Два месяца спустя, в начале ноября, у Дьюи появилась неустойчивая походка, он часто мочился, порой не попадая на бумагу возле своего лотка, – раньше подобного с ним не случалось. Но он не пытался спрятаться. Так же запрыгивал на абонементный стол и спрыгивал с него. По-прежнему общался с посетителями. Видимо, Дьюи не испытывал особой боли. Я позвонила доктору Франк, и она посоветовала мне пока не привозить Дьюи, а внимательно наблюдать за ним.
Однажды утром, в конце месяца, Дьюи не вышел, чтобы поздороваться со мной. За все эти годы мне хватило бы пальцев одной руки, чтобы подсчитать случаи, когда Дьюи не ласкался при встрече утром. Он просто стоял у входа, ожидая меня. Я перенесла его в лоток для утреннего туалета и открыла баночку с кошачьим кормом. Он проглотил несколько кусочков и отправился со мной в наш обычный обход. Я была занята подготовкой поездки во Флориду: Натали, дочь моего брата Майка, выходила замуж, и там соберется вся семья, поэтому я оставила Дьюи на попечение коллег. Как обычно, пока я работала, он заглянул в мой кабинет, понюхал радиатор, желая проверить, что я в безопасности. Чем старше он становился, тем старательнее оберегал тех, кого любил.
В половине десятого я ненадолго вышла, чтобы купить Дьюи завтрак – бекон, яйцо и сырный бисквит. А когда вернулась, он не выбежал навстречу. Решила, что наш глуховатый старина не услышал хлопанье дверей. Я нашла спящего Дьюи на стуле возле абонементного стола и помахала пакетом перед ним, чтобы он почуял запах яиц. Сорвавшись со стула, он направился в мой кабинет. В бумажной тарелочке я приготовила ему смесь из бисквита и яиц, и он три или четыре раза пригубил еду, прежде чем свернуться на моих коленях.
В десять тридцать Дьюи побывал на «часе истории». Как обычно, он поздоровался с каждым ребенком. Восьмилетняя девочка сидела на полу, скрестив перед собой ноги, эту позу мы называли «позой йога». Дьюи пристроился у нее в ногах и задремал. Она поглаживала его, и все остальные дети выстроились в очередь, чтобы тоже приласкать его. Все были счастливы. После окончания «часа истории» Дьюи залез в свое меховое ложе возле радиатора, который работал на полную мощность. Здесь я его и застала, когда в полдень ушла из библиотеки. Я зашла домой пообедать, а затем посадила отца в машину и мы тронулись в Омаху, откуда должна была улетать завтра утром.
Через десять минут после моего возвращения домой зазвонил телефон. Это была Джейн, одна из наших сотрудниц:
– Дьюи странно ведет себя…
– Что ты имеешь в виду под словом «странно»?
– Он мяукает и как-то странно передвигается. И еще пытается спрятаться в комоде.
– Сейчас приеду.
Дьюи прятался под креслом. Я вытащила кота; его била дрожь, как утром, когда нашла его на стуле. Глаза у него округлились, и его явно мучила боль. Я позвонила ветеринару. Доктора Франк не было, но ее муж, доктор Билл, оказался на месте.
– Немедленно приходите, – сказал он.
Я закутала Дьюи в его полотенце. Был холодный день конца ноября, и Дьюи тотчас прижался ко мне.
Пока мы ехали к ветеринару, Дьюи лежал возле обогревателя на полу моей машины и дрожал от страха. Я взяла его на руки, прижав к груди. И вдруг заметила, как он тужится.