Какую ярость испытывали Сестры из Архива, слыша эти слова башара!
«Написание истории — это процесс, очень напоминающий отвлекающий маневр. Большинство историков отвлекают внимание читателя от действительных причин происшедших событий».
Этот пункт Беллонда приняла без возражений. Она приняла его на свой счет и признала: «Мало исторических сочинений избежали такого урезания, а те, которым повезло, исчезли по другим причинам».
Тег перечислил некоторые из таких процессов: «Уничтожение как можно большего количества копий, выставление в смешном свете откровенных высказываний, игнорирование их в учебном процессе, недостаточное цитирование и в большинстве случаев уничтожение автора».
Не говоря уже о поиске козла отпущения. Этот поиск стал причиной смерти стольких вестников, принесших властителям неприятные известия, подумала Одраде. Она вспомнила об одном древнем правителе, который всегда имел при себе посох, которым убивал вестников, приносящих дурные вести.
— У нас есть хорошая информационная база, на основе которой можно построить лучшее понимание прошлого, — спорила Одраде. — Мы всегда знали, что во всех конфликтах ставкой было определение того, кто будет владеть богатством или его эквивалентом.
Конечно, это не благородная цель, но в настоящее время и это может служить в качестве таковой.
Я избегаю называть центральный пункт, подумала она.
Что-то надо было делать с Дунканом Айдахо, и это понимали все.
Подавив вздох, Одраде вызвала орнитоптер и приготовилась к краткому визиту на корабль-невидимку.
Заключение Дункана было по крайней мере вполне комфортабельным, подумала Одраде, войдя, в каюту Майлса Тега, которую теперь занимал Айдахо. Здесь все осталось, как при прежнем хозяине, на столе стоял даже голостатический проектор с видами Лернея, солидного старинного дома, длинной лужайки и реки. На прикроватном столике остался лежать набор швейных принадлежностей Тега.
Гхола сидел в плетеном ременном кресле и не повернул головы, когда вошла Одраде.
— Вы просто оставили его там умирать, не правда ли? — спросил Дункан.
— Мы делаем то, что должны делать, — сказала она. — Я подчинилась его приказу.
— Я знаю, зачем ты здесь, — сказал Дункан. — И ты не изменишь моего к вам отношения. Я не стану племенным жеребцом на службе у ведьм. Ты меня поняла?
Одраде оправила складки накидки и присела на кровать лицом к Дункану.
— Ты слышал запись, которую мой отец оставил для нас?
— Твой отец?
— Майлс Тег был моим отцом. Я очень рекомендую тебе выслушать его последние слова. В конце жизни он стал нашими глазами. Он должен был увидеть смерть Ракиса. Сознание в его зарождении требует зависимости и знания ключевых бревен.
Дункан озадаченно посмотрел на Одраде, и она пояснила:
— Мы слишком долго находились за оракульской оградой Тирана.
Она заметила, что он грациозно выпрямился, что говорило о мышцах, которые привыкли к нападению.
— Ты не сможешь покинуть этот корабль живым, — сказала она. — И ты знаешь почему.
— Сиона.
— Ты опасен для нас, но мы бы предпочли, чтобы ты жил, особенно, если ты будешь жить полезной жизнью.
— Я тем не менее не хочу участвовать в ваших скрещиваниях, особенно с этой хвастунишкой с Ракиса.
Одраде улыбнулась, думая, насколько точно Шиана отвечает такому описанию.
— Ты находишь это смешным? — спросил Дункан.
— Нет, в действительности я вовсе не нахожу это смешным. Но мы все же сохраним ребенка Мурбеллы. Мне кажется, что это вполне удовлетворит нас.
— Я говорил с Мурбеллой, — сказал Дункан. — Она думает, что станет Преподобной Матерью и что вы примете ее в Бене Гессерит.
— А почему нет? Ее клетки прошли испытание Сионы. Я думаю, что из нее получится великолепная Сестра.
— Она что, действительно вам подходит?
— Ты имеешь в виду, что она решила примкнуть к нам и идти с нами до тех пор, пока ей станут ведомы наши секреты, а потом она сбежит? О, это мы знаем и без тебя, Дункан.
— Вам не кажется, что она сможет просто обвести вас вокруг пальца и сбежать?
— Когда мы берем их, то мы их никогда не теряем.
— Вам не кажется, что вы потеряли леди Джессику?
— Она вернулась к нам перед смертью.
— Зачем ты вообще приехала ко мне?
— Думаю, что ты заслужил знать замысел Верховной Матери. Этот замысел был направлен на разрушение Ракиса. Она хотела уничтожения практически всех червей.
— Господи, а это-то зачем?
— Это были своеобразные оракулы, которые держали нас в зависимости. Жемчужины сознания Тирана усугубляли этот гнет. Он не предсказывал события, он их создавал.
Дункан показал рукой на корму корабля.
— Но что…
— Об этом черве? Он пока только один. До тех пор, пока он достигнет достаточной численности и снова станет влиятельным, человечество пойдет по истории своим путем, без него. Мы к тому времени будем достаточно многочисленными, и сможем делать множество разнообразных вещей. Не будет больше такого положения, чтобы миром правила только одна сила. Никогда не будет.
Она встала.
Дункан молчал, тогда Одраде снова заговорила:
— В определенных пределах, которые не покажутся тебе узкими, ты сможешь вести ту жизнь, какую пожелаешь. Я обещаю, что помогу тебе.
— Зачем тебе это нужно?
— Потому что тебя любили мои предки. Потому что тебя любил мой отец.
— Любовь? Вы, ведьмы, не можете чувствовать любви!
Она смотрела на него почти минуту. Высветленные волосы потемнели у корней и снова стали виться колечками, особенно на шее.
— Я чувствую то, что я чувствую, — сказала она. — А твоя вода — наша, Дункан Айдахо.
Заметив, что это фрименское напутствие возымело свое действие, она пошла к выходу.
Перед тем как покинуть корабль, она зашла в отсек, где на подушке из ракисского песка неподвижно лежал червь. Она смотрела на червя с высоты около двухсот метров. Одраде почувствовала, как в ее памяти смеется Тараза.
Мы были правы, а Швандью и ее люди ошибались. Мы знали, что он хочет уйти. Он должен был этого хотеть после того, что он сделал.
Она говорила вслух, громким свистящим шепотом, больше себе, нежели наблюдателям, которые размещались здесь, чтобы не пропустить момент, когда начнется метаморфоз.
— Теперь мы знаем твой язык, — сказала она.
Это был язык без слов, только жесты и танцы, настоящий язык нашей танцующей и жестикулирующей вселенной, наречие которой не может быть переведено, на нем можно только говорить. Для того чтобы понять значение, надо испытать этот язык, но и то, смысл сказанного может измениться в следующую же минуту. Благородная цель — это непереводимый опыт. Но, глядя вниз на грубое теплоизолирующее укрытие червя из Ракисской Пустыни, Одраде поняла, что перед ней лежит воплощенная благородная цель.
Она мягко окликнула червя:
— Эй, старый червь! Ты замышлял именно это?
Ответа не последовало, да Верховная Мать и не ожидала никакого ответа.
Люди живут лучше всего, когда каждый знает свое место, когда каждый знает, какое именно место он занимает в общей схеме вещей и чего он может достичь. Уничтожьте это место и вы уничтожите личность.
Майлс Тег не хотел назначения на Гамму. Мастер оруженосец, приставленный к ребенку-гхола? Даже к такому ребенку, как этот, с накрученными вокруг него историями. Это было совершенно нежелательное вторжение в отлаженную пенсионную жизнь Тега.
Но… он всю жизнь был военным ментатом на службе у Бене Гессерит и не мог позволить себе рассчитать возможность неповиновения.
Quis custodiet ipsos custodes?
Кто будет охранять самих охраняющих? Кто проследит, чтобы стражи не напали на тех, кого они призваны оберегать?
Этот вопрос Тег на протяжении жизни обдумывал не один и не два раза. Ответом на этот вопрос стали главные принципы верности Тега Общине Бене Гессерит. Ты можешь говорить о Сестрах что угодно, но им никто не сможет отказать в постоянстве при достижении цели. Это качество было достойно восхищения.
Это была моральная, то есть нравственная цель, особо подчеркивал для себя Майлс.
Нравственная цель Бене Гессерит полностью соответствовала принципам самого Тега. То, что это были принципы Бене Гессерит, к которым сам Тег был кондиционирован, не подлежало никакому сомнению. Рациональное мышление, а у ментатов не бывает другого, могло привести только к такому заключению.
Тег переварил догмат и пришел к сути: если человек последует этим принципам, то вселенная станет лучше. Вопрос о справедливости не ставился при этом на повестку дня. Справедливость, правосудие… Правосудие требует обращения к закону, а он подобен ветреной дамочке, подверженной капризам и предрассудкам тех, кто вводит закон в действие. Нет, здесь вопрос заключался в честности, а это гораздо более глубокая материя. Человек, которого судят, должен сознавать, что с ним поступают честно.
Для Тега утверждение «буква закона должна быть соблюдена» таило в себе опасность, угрожающую самим основам его убеждений. Честность требовала соглашения, предсказуемого постоянства, и превыше всего — верности друг другу всех членов иерархии сверху донизу. Руководство, следующее таким принципам, не нуждается во внешнем контроле. Ты выполняешь свой долг, потому что это правильно. И ты не слепо подчиняешься, потому что эта правда предсказуемо верна. Ты делаешь что-то, потому что правота составляет суть настоящего момента действия. Ясновидение и предзнание не имели с этим ничего общего.
Тег знал о репутации Атрейдесов, как людей, способных к надежному предзнанию, но высказывания каких-то гномов, и теснящихся в памяти не укладывались в картину его вселенной. Ты принимаешь вселенную такой, какой ты ее видишь и применяешь свои принципы там, где можешь. Абсолютные приказы в такой иерархии всегда выполняются беспрекословно. Не то чтобы Тараза говорила об абсолютном приказе, но таковы были правила игры.