Лето улыбнулся, уголки рта оптимистично поднялись вверх.
– Подождите, это событие дает нам неожиданный шанс. Подумайте сами. Эльруд испытывал личную неприязнь к Дому Верниусов. У него и вашей матери было общее прошлое, которое доставляло боль императору. Это истинная причина наложенной на вас кровавой контрибуции, и император прекрасно это сознавал. Но это было сугубо личное дело Эльруда IX.
Стоя под головой быка, Туфир Гават внимательно слушал, ожидая, что предложит новый герцог.
– Я пытался обратиться к Совету Ландсраада, – продолжал Лето, – но это было совершенно бесполезно. Они ничего не сделают, чтобы помочь нам. Но мой кузен по женской линии Шаддам… – Он облизнул губы. – Я встречался с ним всего трижды, но моя бабка по материнской линии тоже дочь Эльруда. Я могу апеллировать к голосу крови. Когда Шаддам станет императором, я обращусь к нему с петицией о помиловании Дома Верниусов в знак прощения. Когда я буду приносить клятву вечной верности, то напомню новому императору о великой истории Дома Верниусов.
– Но снизойдет ли император? – оживилась Кайлея. – Какие преимущества он от этого получит?
– Это будет правильно с его стороны, – сказал Ромбур. – Это благородно.
Сестра посмотрела на брата с таким видом, словно тот лишился разума.
– Он сделает это ради своего собственного царствования, – возразил Лето. – Каждый новый император стремится к самостоятельности, стремится убедить всех в том, что он отличается от своего предшественника и не связан старыми решениями и способами правления. Шаддам может в это время находиться в благодушном расположении духа и будет готов простить. Говорят, что он не слишком ладил со своим отцом, и, несомненно захочет показать свою самостоятельность после более чем столетнего царствования Эльруда.
Кайлея бросилась на шею Лето, и он неловко обнял девушку.
– Это будет так чудесно, Лето, вновь вкусить свободу, обрести достояние семьи! Может быть, на Иксе еще осталось что спасать.
– Давайте будем надеяться на лучшее, Кайлея, – произнес Ромбур с осторожным оптимизмом. – Постарайся себе это представить, и, возможно, все так и случится.
– Не надо бояться спрашивать, – сказал Лето.
– Хорошо, – согласился Ромбур. – Если кто и может сделать так, то это только ты, мой друг.
Охваченный энтузиазмом от собственного решения, Лето начал строить планы своей поездки на Кайтэйн.
– Мы сделаем то, чего они не ожидают, – сказал он. – Мы с Ромбуром появимся на коронации вместе.
Лето вдруг увидел, что ментат Туфир Гават смотрит на него встревоженным взглядом.
– Милорд, брать с собой сына Верниуса очень опасно.
– И совершенно неожиданно для них.
Каких чувств мы лишены, что не можем видеть и слышать мир вокруг нас?
Некоторые считали расположенную в глуши Охранную Лесную Станцию очаровательным уголком дикой природы, но барон Владимир Харконнен не любил отдаляться от закрытых зданий, острых углов, металла и плаза. Холодный воздух казался пресным без примеси знакомого промышленного дыма, запахов смазки и железа машин. Слишком свежий, этот примитивный воздух казался даже враждебным.
Барон понимал всю важность их экспедиции и получал садистское удовольствие, видя, что путешествие доставляет еще больше неудобств вертлявому ментату. Тот старался держаться, хотя его одежда была вымазана в грязи, а волосы всклокочены. Разум его работал, как мощная машина, но тело было изнеженным, тощим и слабым.
– Здесь все так примитивно, мой барон, так грязно и холодно, – дико вращая глазами, неустанно повторял де Фриз. – Вы уверены, что нам надо забираться так далеко? Неужели нет другой альтернативы, кроме как забираться в этот лес?
– Есть люди, которые платят большие деньги, чтобы пожить в таких условиях, и называют подобные места курортами, – отрезал барон.
– Питер, заткнись и следуй за нами, – поддержал дядю Раббан. Они карабкались в это время по крутому и выщербленному склону покрытой снегом скалы, сложенной из песчаника.
Сморщившись, ментат не остался в долгу и тоже съязвил:
– Не здесь ли тот маленький мальчик одурачил вас и всю вашу охотничью команду, Раббан?
Племянник барона нахмурился, вскинув свои кустистые брови, воззрился на де Фриза и прорычал:
– В следующий раз я устрою охоту на тебя, если ты не придержишь свой поганый язык.
– На бесценного ментата своего дядюшки? – проговорил де Фриз беззаботным тоном. – Интересно, где он найдет достойную замену?
– Он прав, Раббан, – согласился барон и рассмеялся.
Племянник что-то недовольно пробурчал в ответ.
Охрана и егеря барона заранее прочесали эти места для того, чтобы теперь троица могла безбоязненно находиться здесь без обычной охраны и свиты. Раббан тем не менее был вооружен пистолетом и тепловым ружьем, говоря, что здесь во множестве бродят псы и прочие хищники. Барон не разделял подобного оптимизма племянника, будучи в душе согласен с де Фризом: этого олуха действительно перехитрил маленький ребенок. Но здесь они могли оказаться вдали от любого шпиона.
На уступе все трое отдохнули, посидев на камне, а потом приступили к восхождению на следующий склон. Раббан шел впереди, отклоняя в сторону толстые ветви росшего на склоне кустарника. Но вот они достигли голого песчаника. Здесь виднелась трещина, в нижнем углу которой был узкий лаз, окруженный осыпавшимися камнями.
– Это здесь, – сказал Раббан, – пошли.
Барон опустился на колени и посветил себе фонариком, вделанным в перстень.
– За мной, Питер.
– Я не спелеолог, – ответил ментат. – К тому же очень устал.
– Ты просто плохо тренирован, – возразил барон и глубоко вдохнул, ощутив все свои мышцы. – Надо больше упражняться. Держи себя в форме.
– Но вы приобретали меня не для этого, мой барон.
– Я приобрел тебя для того, чтобы ты делал то, что я тебе велю.
Он наклонился и пополз в лаз, светя себе тонким, но мощным лучом фонарика.
Хотя барон изо всех сил поддерживал себя в форме, в течение последнего года его стали беспокоить какие-то неясные боли в теле. Никто не замечал – а может, просто не отваживался сказать, – что в последнее время он также стал набирать вес, хотя диета его и не изменилась. Кожа стала плотной, толстой и какой-то отечной. Надо бы посоветоваться с врачом, может быть, даже придется пригласить доктора Сук, хотя у этих прохвостов сумасшедшие гонорары. Жизнь превращается в бесконечную полосу проблем.
– Такое впечатление, что здесь здорово нагадил медведь, – пожаловался де Фриз, протиснувшись в лаз.
– Откуда ты знаешь, как воняет медвежье дерьмо? – спросил Раббан, заталкивая ментата глубже в пещеру, чтобы освободить место для себя.
– Зато я знаю, как воняешь ты. Ни один дикий зверь не сумеет тебя в этом превзойти.
Мужчины, выпрямившись, остановились посреди пещеры. Барон зажег светильник и подвесил его у потолка. Свет вырвал из тьмы противоположную стену с небольшим выступом.
– Хорошую маскировку придумали наши люди, а? – довольным голосом произнес барон. – Неплохо сработано.
Он вытянул руку вперед, и стена померкла, скрывшись в сгустившейся тьме.
Раббан нажал на выступ, и стена повернулась, открыв настоящий туннель.
– Очень специфичное потайное место, – сказал барон.
Вспыхнули лампы, осветив проход, который вел в глубь отвесной скалы. Когда они вступили внутрь и запечатали за собой проекцию скалы, де Фриз в изумлении огляделся:
– И вы держали это в тайне даже от меня, барон?
– Раббан нашел это очаровательное местечко во время одной своей охотничьей прогулки. Мы… произвели некоторую модернизацию, применив новые технологии, совершенно потрясающие технологии, должен сказать. Ты сам увидишь все наши возможности, когда я все тебе объясню.
– Очень совершенное потайное место, – согласился ментат. – Здесь можно не думать о шпионах.
Барон поднял руки к потолку и закричал во всю силу своих легких:
– Проклятый кронпринц Шаддам, чтоб ты оказался в помойной яме! Нет, чтоб ты провалился в самую вонючую, самую глубокую пропасть на свете!
Это были слова изменника, которые потрясли даже видавшего виды де Фриза, но барон только расхохотался.
– Здесь, Питер, – и нигде больше на Гьеди Первой – я не могу столь же пренебрежительно относиться к возможности подслушивания.
Он повел остальных в главное помещение.
– Мы втроем можем остаться здесь и выдержать осаду целой армии и пережить даже применение контрабандной атомной бомбы. Никто не найдет нас. В корзинах с нулевой энтропией имеются практически неисчерпаемые запасы пищи, у нас много оружия. Здесь находится все, что жизненно важно для Дома Харконненов, включая финансовые документы и генеалогические записи. Здесь мы держим материал и другого рода – компрометирующие доказательства преступной деятельности других Домов.
Раббан сел за высокий полированный стол и нажал кнопку на панели управления. Внезапно стены помещения стали совершенно прозрачными, желтые лампы осветили вытянутые трупы в количестве двадцати одного, висевшие между листами прозрачного плаза. Это была впечатляющая выставка.
– Команда строителей, – сказал Раббан. – Это наш… особенный, правда… памятник в их честь.
– Так поступали в свое время фараоны, – небрежно заметил барон.
Плоть мертвых тел потеряла естественный цвет и вздулась, лица застыли в отвратительной гримасе смерти. В выражениях лиц жертв запечатлелось скорее грустное недоумение, нежели ужас перед насильственной смертью. Каждый, кто строил это секретное убежище для семьи Харконненов, с самого начала знал, что обречен.
– На них будет неприятно смотреть, пока они будут гнить, потом все эти страшные трупы превратятся во вполне милые чистенькие скелеты, – сказал барон.
Остальные стены были покрыты росписью: синие грифоны Харконненов, изображения обнаженных людей и животных, совершавших акты копуляции. Часы с механическими фигурками оскорбили бы вкус всякого стороннего наблюдателя: Раббан смеялся, глядя, как половой член мужчины входит во влагалище, подчиняясь вечному постоянному ритму.